В рамках отечественной школы художественного перевода существуют два основных подхода к рассмотрению переводческих проблем, к анализу и оценке перевода – лингвистический и литературоведческий.
Лингвистический подход опирается на понимание перевода как работы с языком, получил наиболее полное описание в первом издании «Введения в теорию перевода» Андрея Венедиктовича Федорова. Рассматривая теорию перевода как лингвистическую дисциплину, сторонники этого подхода строят свои рассуждения на том, что реально переводчик всегда имеет дело только с языковой формой художественного образа и что основным источником информации для переводчика является речевое произведение, т.е. текст. По их мнению, процесс перевода «неизбежно распадается на два момента. Чтобы перевести, необходимо прежде всего понять, точно уяснить, истолковать самому себе переводимое (с помощью языковых образов, т.е. уже с элементами перевода).
Далее, чтобы перевести, нужно найти, выбрать соответствующие средства выражения в том языке, на который делается перевод (слова, словосочетания, грамматические формы).
Всякое истолкование подлинника, верное или неверное, и отношение к нему со стороны переводчика, положительное или отрицательное. Имеет результатом – в ходе перевода – отбор языковых средств из состава общенародного языка» (Федоров А.В. Введение в теорию перевода. М., 1953. С. 10)
Изучение перевода в литературоведческой плоскости постоянно сталкивается с необходимостью рассматривать языковые явления, анализировать и оценивать языковые средства, которыми пользовались переводчики. Содержание подлинника существует только в единстве с формой, с языковыми средствами, в которых оно воплощено, и может быть передано при переводе тоже только с помощью языковых средств. Психология перевода имеет дело с отношением языка с мышлением, с языковыми образами. Тем самым изучение перевода в плане как истории литературы и культуры, так и психологии невозможно без изучения его языковой природы.
Сторонники литературоведческого подхода полагают, что изучать и оценивать перевод с чисто лингвистических позиций бессмысленно, т.к. «перевод, «адекватный» в художественном отношении, может и не быть «адекватным» в отношении языковом, в его отдельных элементах. Художественные образы на разных языках создаются из разных языковых элементов, и их соответствия могут достигаться с помощью различных средств. Причины этого лежат в различии языков, но сам языковой момент играеттакую же подчиненную роль в процессе оригинального творчества, и поэтому при построении теории выдвигать его на первый план нельзя» (Гачечиладзе Г. Художественный перевод и литературные взаимосвязи.. М.: Сов. Писатель, 1980. С. 87-88)
Спор «лингвистов» и «литературоведов» есть результат абсолютизации одного из двух неразрывно связанных аспектов художественного перевода. в подавляющем большинстве случаев автор создает, а переводчик воссоздает произведение не ради его языковой формы, а ради художественного содержания, но это художественное содержание может существовать только в языковой форме, а поэтому можно и нужно говорить не об адекватности этой формы перевода форме оригинала, а о ее адекватности содержанию.
Сторонники обоих подходов неустанно призывают переводчиков-практиков обращаться к широкому историко-культурному и литературному контексту, учитывать общую систему взглядов и принципов автора и т.д.
В зависимости от того, что переводчик считает главным – языковую форму или художественный результат ее использования, - он может по-разному подходить к определению того, какие компоненты художественного текста следует считать трансляционно-релевантными.
Если переводчик видит свою задачу в том, чтобы сохранить все слова, повторив каждое из них столько раз, сколько они повторяются в тексте, то можно с полной уверенностью сказать, что произведение в его переводе не только не будет оказывать на читателя того же воздействия, что и оригинал на своего читателя, но и вообще перестанет быть художественным. Механический перенос выразительных средств из одного языка в другой без учета различий между системами этих языков, между сложившимися у носителей этих языков традиционными способами и средствами создания образов, эмоционального и эстетического воздействия на читателя, может служить лишь очень специфической цели: познакомить специалистов (а отнюдь не широкого читателя) с особенностями чужого языка и чужих литературных традиций. Никакого отношения к воссозданию произведения средствами другого языка такой перевод не имеет.
Что нужно сохранять при переводе, а что можно и нужно опустить или заменить, переводчик решает, исходя из тех основополагающих принципов, на которых он строит свою работу. Если он хочет воспроизвести языковую форму оригинала, то он действительно должен переводить метафору метафорой, а эпитет – эпитетом, как бы странно это не звучало на переводящем языке. Тогда он действительно должен сохранять каждый образ не адаптируя его к другой культуре и не смущаясь тем, что у носителей переводящего языка этот образ может вызвать совсем иные ассоциации, не укладывающиеся в авторский замысел.
Если же переводчик видит свою задачу в том, чтобы передать функции языковой формы, т.е. содержание и воздействие на читателя, то он должен с самого начала отказаться от стремления «не опустить ни одного слова», ибо в этом случае трансляционно-релевантными оказываются не сами по себе отдельные слова, а их функции, то, что каждое слово «делает» в тексте, для чего оно там употреблено.
Роль языка в художественном пер-де в полной мере соответствует роли языка в литературном творчестве. А эту роль прекрасно определил К.А.Федин «Язык есть одно из главных слагаемых формы и, значит, вместе с нею служит средством к цели»
