Распад СССР стал важнейшим событием международной жизни конца XX в., оказавшим огромное влияние на систему международных отношений. На смену биполярному миру, многолетнему противостоянию двух социальных систем должна была прийти иная организация международной жизни, отражавшая новое соотношение сил и соответствующая глобальным вызовам современности. В первой половине 1990-х годов получила теоретическое обоснование и практическое воплощение политика атлантизма. В основе атлантической внешнеполитической концепции лежали ориентация на западную модель развития, неконфронтационное видение современных международных отношений, отрицание примата силы в решении международных проблем, оптимизм в оценке развала СССР и в оценке международной ситуации. США, Западная Европа представлялись главными союзниками и партнерами как на международной арене, так и в проведении демократических реформ в России.В середине 1990-х годов окрепло убеждение в том, что единственным надежным ориентиром внешней политики должна стать твердая защита национальных интересов. Появился больший реализм в оценке последствий распада СССР и ситуации в мире. Утверждаются представления о становлении многополярного мира, в котором абсолютно доминировать не способна ни одна, даже самая мощная держава. Анализ реформ внутри России подводил к выводу о непродуктивности копирования западного опыта без тщательного учета особенностей своей страны. Осознание геополитического и культурно-исторического своеобразия России возрождало интерес к идеям евразийства, которые также привлекались при обосновании внешнеполитической стратегии.Утверждение представлений о многополярности формирующейся системы международных отношений, отход от атлантизма и переход к курсу на разновекторную внешнюю политику связывались с именем Е. М. Примакова, который в 1996 г. после отставки А. В. Козырева возглавил российский МИД.Проведению эффективной внешней политики препятствовала и нерешенность ряда важных организационных проблем. Одна из них была связана с уходом изМИД опытных дипломатов на более высокооплачиваемые должности в частном бизнесе. Это сказалось на работе внешнеполитического ведомства.Отношения с США занимали ключевое место во внешней политике России в 1990-е годы. В целом они заметно изменились в лучшую сторону.Европейское направление российской внешней политики в 1990-е годы являлось одним из приоритетных. С одной стороны, в Европе были особенно зримыми результаты преодоления “холодной войны”, что открывало для России благоприятные перспективы активного участия в жизни континента. С другой — происходившие в Европе глубокие перемены были способны серьезно осложнить ее объективно неизбежное взаимодействие с нашей страной.Под влиянием российского МИД во главе с Е. М. Примаковым выбор сделан в пользу второго, более прагматичного варианта. В результате в мае 1997 г. стороны подписали Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности. В документе определялись “цели и механизм консультаций и сотрудничества, совместного принятия решений и совместных действий, которые составят ядро взаимоотношений между Россией и НАТО”. Был создан Совместный постоянный совет Россия-НАТО. Таким образом закладывались политико-правовые основы для превращения отношений Россия-НАТО в один из центральных элементов европейской безопасности.Однако дальнейшие события показали, что стороны по-разному трактовали смысл достигнутых договоренностей.Во второй половине 1990-х годов внешняя политика России приняла более сбалансированный характер. Российская дипломатия стала уделять больше внимания не только западным партнерам. Активнее стали контакты со странами Дальнего, Среднего и Ближнего Востока, государствами Юго-Восточной Азии.Новый характер приобрели отношения между Россией и странами Центральной и Восточной Европы. В 1992 г. глава российского МИДа А. В. Козырев формулировал задачи на этом направлении следующим образом: “С восточноевропейскими странами Россия придерживается иной, принципиально обновленной стратегии международных отношений. Она полностью избавлена от присущих бывшему СССР элементов высокомерия и эгоцентризма и основана на принципах равноправия и взаимной выгоды.Во второй половине 1990-х в российской политике в отношении СНГ обозначились перемены. Наша страна стала более прагматично подходить к его проблемам. Отступили на второй план задачи интеграции в военно-политической сфере, происходила “экономизация” связей. С 1999 г. Россия перестала настаивать на наделении органов СНГ наднациональными полномочиями, против чего возражало большинство государств-участников.
В начале 1994 г. в ходе первых выступлений после прошедших выборов в Думу министр иностранных дел РФ А.В. Козырев впервые рискнул заявить об «особых интересах» России в поясе бывших республик СССР. Хотя активизации российской политики в СНГ не последовало, слова министра символизировали новую тенденцию: под давлением общественных настроений руководство начало понимать необходимость модификации хотя бы идейно-теоретической составляющей внешнеполитического курса.
Власть попыталась соединить логику «демократической солидарности» с элементами либерального государственничества (либерального национализма) при безусловном преобладании первой. На практике это вылилось в продолжение политики координации с США и странами ЕС. Но теперь сотрудничество стало сопровождаться оговорками и робкими попытками российской дипломатии сопроводить его выдвижением определенных условий.
Либо Россия должна была стать эффективным, в том числе военно-политическим, инструментом солидарных действий с Западом, либо ей требовалось ясно определить пределы сближения с ним. В первом случае, вероятно, надо было готовиться к совместным с НАТО действиям на Балканах или в миротворческих операциях в Африке. Во втором – следовало сформулировать какие-то правила взаимодействия, которые бы ограничивали поведение и НАТО, и России.
Реальность середины 1990-х годов становилась, между тем, все более противоречивой. В 1995 г. достигла кульминации война в Боснии. В сентябре 1995 г. последовала интервенция НАТО в этой стране, вызвавшая критику в России в адрес не только западных держав, но и Б.Н. Ельцина с А.В. Козыревым за их неспособность таким действиям помешать.
«слишком прозападный» А.В. Козырев в начале 1996 г. был заменен на посту министра иностранных дел Е.М. Примаковым, имевшим репутацию сильного политика и умеренного государственника. Он не только сам не стеснялся слов о необходимости отстаивания национальных интересов, но и сделал их постоянным рефреном собственных выступлений и речей подчиненных ему руководителей внешнеполитического ведомства.
новый министр был лишь убежденным государственником, для которого продолжение курса децентрализации (под лозунгами демократизации) в той форме, как она проводилась в России, казалось губительным. Поскольку линия децентрализации в экономике и политике осуществлялась по рекомендациям западных экспертов, Е.М. Примаков, лучше многих по роду предшествовавшей деятельности осведомленный о реальном положении дел в российской «глубинке», испытывал к влиянию Запада на российскую политику понятную настороженность. Как и многие, он осуждал не линию на сотрудничество с США и ЕС, а политику «безоговорочного согласия» с исходящими от Запада инициативами.
Е.М. Примаков в самом деле по сравнению со своим предшественником стал чаще говорить об отношениях с азиатскими соседями – Японией, Китаем, Индией, арабскими странами4. Он считал неоправданным и свертывание отношений с Латинской Америкой. Безоговорочную ориентацию на США и ЕС новый министр пытался хотя бы отчасти уравновесить теоретизированием о тенденции к формированию многополярности, которой он придавал роль инструмента ограничения всевластия Соединенных Штатов.
Но будучи реалистом, Е.М. Примаков не обольщался по поводу соотношения возможностей между мировыми державами и не ставил под сомнение курс на партнерство с самыми мощными и перспективными из них. Свою задачу как министра он видел не в противопоставлении российских интересов западным, а в том, чтобы приучить Запад к необходимости согласовывать с Москвой все крупные решения, которые затрагивают ее интересы. В 1991–1995 годах российская дипломатия не смела посягать даже на это.
Е.М. Примаков продолжал говорить о многополярности как системе организации мира, в которой отсутствует явный лидер. Но при нем не получили поддержки или статуса официальных оживленно обсуждавшиеся тогда концепции «равноудаленности» России от Востока и Запада или «равноприближенности» к ним5. Важно, что не ставилась под сомнение ориентация на партнерство с Западом. Новизна состояла в переходе Москвы к более активной защите своих интересов. Особенно – в случаях, когда те ущемлялись, оказывались под угрозой в силу естественного хода исторических событий или бывали недоучтенными теми более влиятельными державами, которые могли с большим результататом, чем Российская Федерация, влиять на мировые процессы.
Соединенные Штаты как фактически единственный глобальный лидер стремились навязать свой национальный интерес в качестве общемирового. Россия считала важным сопротивляться США, внимательно следя за тем, чтобы в ходе этого «перетягивания канатов» не выйти за рамки партнерства с Вашингтоном. Уровни партнерства поэтому периодически колебались, то снижаясь, то повышаясь снова. Но амплитуда колебаний оставалась «в пределах нормы».
Внешняя политика России второй половины 1990-х годов перестала основываться на «демократической солидарности». Запад не проявил «солидарности» с потребностями России, а сама она, утратив под грузом неурядиц и внутреннего раскола статус великой державы, потеряла многие сферы влияния и зоны естественных экономических тяготений у своих границ. Хуже того, слово «демократизация» в бытовом сознании срослось с представлениями о децентрализации, сепаратизме и угрозе нового распада. В такой ситуации внешнеполитическую доктрину требовалось переформулировать.
Концептуальный смысл российской внешней политики второй половины 1990-х годов лучше всего передает словосочетание «избирательное партнерство». Эта концепция ориентировала на предпочтительность сотрудничества с США и ЕС. Однако она акцентировала настрой России на упорный переговорный торг с Западом, отстаивание своего мнения и право самостоятельно определять, в каких случаях ей быть заодно с западными партнерами, а в каких – необходимо дистанцироваться от них. Новый подход стал складываться при Е.М. Примакове и сохранился при И.С. Иванове, ставшем министром иностранных дел в сентябре 1998 г. после назначения Е.М. Примакова премьер-министром.
Событийная сторона внешней политики тех лет отражает двойственность, заключенную в «избирательном партнерстве». С одной стороны, эмоциональные протесты против планов расширения НАТО, с другой – подписание 27 мая 1997 г. в Париже Основополагающего акта России и НАТО, который представлял собой программу адаптации Российской Федерации к этому расширению. С одной стороны, острые дипломатические трения в связи с интервенциями НАТО в Косово в 1998–1999 годах, с другой – отказ от переноса дипломатических разногласий по Балканам на другие сферы отношений России с Западом. С одной стороны, постоянные разговоры о необходимости содействовать становлению мировой многополярности, с другой – неостановимое движение к положению полноправного члена «группы восьми», которая сама по себе имеет шанс стать единственным и главным полюсом мирового регулирования.
