Накануне Великой Отечественной войны на сценах столичных театров еще шли многие из лучших спектаклей 1920— 1930-х годов. Покорила театральную Москву великолепная серия новых прочтений шекспировских «Отелло», «Ромео и Джульетты», «Короля Лира», «Много шума из ничего». Позднее стало ясно, что за неимением достойных советских пьес обращение к Шекспиру давало выход аккумулированной в предыдущие плодотворные голы могучей творческой энергии. Новаторские эксперименты первого послереволюционного десятилетия обеспечили русскому театру большой запас прочности.
Однако административный разгул чувствовался везде и во всем. Началась полоса слияния театральных коллективов по принципу принудительною соединения несоединимого: Камерного театра А.Таирова с Реалистическим театром Н.Охлопкова, студии Р.Симонова с ТРАМом. Такое слияние приводило к двум взаимосвязанным негативным последствиям: художественная самобытность той или иной театральной школы объявлялась не имевшей никакого значения и ликвидировалось замечательное стилевое и жанровое многообразие русского театра.
Великая Отечественная война с ее консолидацией национальных сил вернула театру правду трагических конфликтов. Театр вместе со всей страной оказался на фронте. Четыре фронтовых театра ВТО, фронтовые бригады, гибель актеров, попавших в окружение, героика выступлений в блокадном Ленинграде, путь от Москвы до Берлина — обо всем этом немало сказано и написано исследователями, историками драматургии и театра. «Но вот какой урок я вынес из работы во фронтовом театре, — вспоминал один из известнейших ныне театральных режиссеров А. Гончаров, — искусство воздействует на зрителя не прямо, а опосредованно. Больше вдохновляли солдат, вызывали у них сильнейший эмоциональный отклик не пьесы, непосредственно посвященные войне, а классика».
Однако советская драматургия не могла не откликнуться на военные события. Сцены театров всей страны обошли три самые яркие пьесы тех лет: «Фронт» (1942) А. Корнейчука, «Русские люди» (1942) К.Симонова и «Нашествие» (1942) Л.Леонова.
Характерно, что, сохраняя в своей основе строгую жанровую определенность, драматургия военных лет вместе с тем испытывала значительное воздействие различных художественных форм, обогащалась элементами других родов и видов литературы. В лучших драматургических произведениях актуальность и публицистичность соединялись с лиризмом, эпические черты — с психологизмом, бытовые будничные картины — с высокой трагедийностью. Ведущим же в них неизменно выступало героическое начало, цементирующее все остальные элементы драмы.
Полувековой творческий путь Алексея Николаевича Арбузова — достаточно редкий в отечественной словесности пример беззаветной преданности только одному роду литературы — драме. Он создал более тридцати пьес, ни разу не изменив своему глинному призванию — призванию драматурга.
Произведения Арбузова имели разную сценическую судьбу, более или менее удачную, были посвящены разным историческим событиям (их мною пришлось ему пережить), но всегда были исполнены особого лирического романтизма, так свойственного его драматургическому дарованию. Не случайно Арбузов признавался, что всю свою жизнь пишет одну и ту же пьесу с продолжением. К этому можно прибавить, что в этой «пьесе» непременно есть любимые персонажи — беспокойные мечтатели, неуемные фантазеры, которые часто кажутся окружающим чудаками, — словом, такие же романтики, как и сам их создатель-драматург. И еще одно важное свойство арбузовского театра отмечают вес исследователи. «Любовь всегда будет просто переполнять все пьесы Арбузова, — пишет И. Василинина в книге "Театр Арбузова". — Если говорят, что Арбузов написал свое новое произведение, никто не сомневается — оно обязательно будет рассказывать о чувстве между мужчиной и женщиной».
Как серьезный драматург Арбузов заявил о себе уже в конце 1930-х годов, откликнувшись па самые значительные события тех лет: коллективизацию («Шестеро любимых», 1935), строительство московского метро («Дальняя дорога», 1935). Потом последовали пьесы о Великой Отечественной войне («Домик на окраине», «Ночная исповедь», «Мой бедный Марат», «Бессмертный», «Годы странствий»). Но волновали Арбузова всегда не столько сами события (они, как правило, служили только фоном для развития действия), сколько люди — его современники. Наибольшая известность из ранних арбузовских пьес выпала на долю драмы «Таня» (1938), с которой связаны многие художественные открытия его театра. Здесь в полной мере проявляются и романтизм, и лиризм автора, и неоднозначность в оценке характеров и поступков героев.
Сначала перед нами предстает уютная квартирка на Арбате, где юная любящая Таня мечтает создать свой особый мир с Германом, мир тихого семейного счастья и радостного материнства. Но для драматурга такая Таня «лишь скромная модель самой себя», и он безжалостно разрушает ее спокойный семейный мир: Герман уходит к другой женщине, а затем героине предстоит пережить еще более страшную потерю — умирает ее маленький сын.
Что же оставляет Арбузов своей Тане? Пепелище на месте былого счастья? Не совсем так. Потеряв самых любимых людей, героиня сумела выстоять и постепенно обрела покой сильной, настоящей личности, способной перенести любую боль, «родиться снова более совершенным твореньем...»
В 1940-е годы образ Тани создавала на сцене незабываемая Мария Бабанова, позже, уже в 1960-е годы, Арбузов значительно переработал пьесу, но ее главная героиня оставалась многие годы любимой ролью молодых актрис поколения «оттепели».
После успеха «Тани» за Арбузовым прочно закрепилась репутация камерного драматурга «чеховского плана», и на протяжении 1950-х годов он оставался верен традиционному жанру лирико-психологической драмы. Тогда Арбузов был склонен к хроникальному построению действия: ему было интересно проанализировать процесс внутреннего созревания человека, поэтому он «растягивал» события пьесы на несколько лет, следя за теми изменениями, что происходили с его героями.
