(Не Обязательно, но при ответе можно добавить!)
Внимание к человеку, его сути, а не социальной роли, стало определяющим свойством литературы 60-х годов. Подлинным явлением нашей культуры стала так называемая «деревенская проза». Она подняла такой круг вопросов, который и по сей день вызывает живой интерес и полемику. Как видно, оказались затронуты действительно жизненно важные проблемы.
Термин «деревенская проза» придуман критиками. Солженицын А.И.А.И. Солженицын в «Слове при вручении премии Солженицына Валентину Распутину» уточнил: «А правильней было бы назвать их нравственниками - ибо суть их литературного переворота была возрождение традиционной нравственности, а сокрушенная вымирающая деревня была лишь естественной наглядной предметностью» Термин условен, ибо в основе объединения писателей-«деревенщиков» лежит вовсе не тематический принцип. Далеко не всякое произведение о деревне относили к «деревенской прозе» В. Солоухин, Ф. Абрамов, В. Белов, С. Залыгин, В. Астафьев, Б. Можаев, В. Шукшин, Е. Носов, В. Распутин - эти имена включат критики в круг «писателей-деревенщиков».
Писатели-«деревенщики» изменили угол зрения: они показали внутренний драматизм существования современной деревни, открыли в обыкновенном деревенском жителе личность, способную к нравственному созиданию. Разделяя основную направленность «деревенской прозы», в комментарии к роману «И дольше века длится день» Айтматов Ч.Ч. Айтматов так сформулировал задачу литературы своего времени: «Долг литературы - мыслить глобально, не выпуская из поля зрения центрального своего интереса, который понимают, как исследование отдельной человеческой индивидуальности. Этим вниманием к личности „деревенская проза“ обнаруживала типологическое родство с русской классической литературой. Писатели возвращаются к традициям классического русского реализма, почти отказываясь от опыта ближайших предшественников - писателей-соцреалистов - и не принимая эстетики модернизма. „Деревенщики“ обращаются к самым трудным и насущным проблемам существования человека и общества и полагают, что суровый жизненный материал их прозы априори исключает игровое начало в его интерпретации. Учительский нравственный пафос русской классики органически близок „деревенской прозе“. Проблематика прозы Белова и Шукшина, Залыгина и Астафьева, Распутина, Абрамов, Можаева и Е. Носова никогда не была абстрактно значима, а всего конкретно человечна. Жизнь, боль и мука обыкновенного человека, чаще всего крестьянина (соль земли русской), попадающего под каток истории государства или роковых обстоятельств, стала материалом „деревенской прозы“. Его достоинство, мужество, способность в этих условиях сохранить верность самому себе, устоям крестьянского мира оказались основным открытием и нравственным уроком „деревенской прозы“». М.А. Адамович писал в этой связи: «Сбереженная, пронесенная через века и испытания живая душа народа - не этим ли дышит, не об этом ли прежде всего рассказывает нам проза, которую сегодня называют деревенской? И если пишут и говорят, что проза и военная и деревенская - вершинные достижения современной нашей литературы, так не потому ли, что здесь писатели прикоснулись к самому нерву народной жизни».
Обязательно!!!
Уже в первых произведениях Белова наметилась основная линия его творчества – интерес к теме русской северной деревни, теме крестьянства. Тогда же отчетливо обозначилась центральная авторская идея – сохранение традиционной деревенской культуры как духовной основы и необходимого условия развития современного российского общества. Позиции, свойственные Белову, дали основание критикам сразу же включить его в круг самых ярких авторов русской «деревенской прозы» (А.И.Солженицын, Б.А.Можаев, Ф.А.Абрамов, В.М.Шукшин, В.Г.Распутин).
Эта тема рассматривалась Беловым в разных аспектах и воплощалась в разных жанрово-родовых формах. Картины сельской жизни и яркие народные типы в традициях русского классического реализма в «Привычном деле» и «Плотницких рассказах»
Все персонажи Белова так или иначе связаны с деревней и при всей своей индивидуальности всегда могут быть достаточно легко отнесены к одному из двух типов. Героям, которые строят и хранят «лад», в произведениях писателя противостоят те, кто его разрушает. Наиболее полно черты этих двух типов воплотились в образах Ивана Африкановича и Константина Зорина.
Иван Африканович Дрынов – герой повести «Привычное дело». Он колхозный возчик, землепашец, плотник, человек работящий, незлобивый, хранитель традиционного крестьянского уклада и нравственных устоев. Решив уйти из деревни, Иван Африканович сначала теряет («что-то надломилось, треснуло в сердце»), но после произошедших с ним трагических событий вновь обретает свой «лад» в исконной вере в справедливость и в бесконечность природного круговорота жизни.
Другой персонаж беловских произведений – горожанин, утративший связь со своими крестьянскими корнями, а потому находящийся не «в ладу» с самим собой и миром. Он стремится к обретению этого «лада», но чаще всего безуспешно. Исследователями творчества писателя такой персонаж воспринимается как типичный «лишний человек» наших дней. К данной категории относятся «сквозной», во многом автобиографичный персонаж – Константин Зорин, перекочевавший из «Плотницких рассказов» в другие произведения автора. ( Зорин рассматривается лишь как противоположность Дрынова и в ответе на экзамене его можно не упоминать)
Повесть «Привычное дело» наиболее целостно, синтетично и полно отразила поиски «деревенской прозы». Не случайно повесть заняла центральное место во всех дискуссиях о деревенской теме в литературе. С момента ее публикации «деревенская проза» вступила в период «самокорректировки» — ориентации на определенный круг тем, проблем, художественных приемов. С ее появлением как бы сложилось «самосознание» этого литературного течения. Не раз в критике высказывалась мысль, что «Привычное дело»— своеобразный эталон «деревенской прозы». Ведь когда говорят о стиле и программе направления, как правило исходят из самого яркого произведения. Именно эта повесть чрезвычайно важна для понимания поисков современной прозы о деревне в целом.
В журнальной публикации «Привычное дело» имело подзаголовок «Хроника из жизни одной крестьянской семьи». И действительно, повесть рассказывает о нескольких месяцах жизни семьи Ивана Африкановича Дрынова, Бывший фронтовик, Иван Африканович работает конюхом в колхозе, его жена Катерина — доярка. Простые советские колхозники. Большая семья — девять детей. И есть еще корова Рогуля, без которой не прокормить ребятишек, тоже словно член семьи. Чтобы свести концы с концами, помимо работы в колхозе Иван Африканович ловит рыбу, зимой добывает пушнину. Герой повести — человек добрый и совестливый. Основа его жизни — труд. Труд на родной земле. Любит Иван Африканович свою землю, хотя жить на ней отнюдь не легко и не сытно. У Ивана Африкановича болела душа при виде пыльного, поросшего молочником поля, вспаханные места были не намного чернее невспаханных. А Катерина, возвращаясь домой из больницы, «сокращала дорогу узкими тропками, глядела на деревню и улыбалась, плакала от радости. Она больше двух недель не была дома».
Вот кто, казалось бы, и должен быть полным хозяином на этой земле, О которой болит душа. Однако порядки в колхозе того времени — «волевой» стиль руководства, волюнтаризм, получивший должную партийную оценку на Пленумах ЦК КПСС (1964—1965 гг. ) — создают ситуацию, когда заработки на стороне — единственный способ прокормить семью.
А дело в том, что пришла пора сенокоса. Днем косит Иван Африканович для колхозных коров, ночью на лесных полянах — для своей Рогули. Но «незаконно» скошенное сено у него отбирают, а «без сена коровы не будет у Ивана Африкановича, и без коровы молока не будет, а без молока никакой приварок не поможет». Герой знает, что «не дело — землю бросать». «На чужой стороне и меня самого это... в дугу» — понимает он. Ведь для Ивана Африкановича, русского крестьянина традиционного склада, а не «перекати-поле», решение покинуть родные места — это не просто важное жизненное решение. Это крушение его основных принципов и представлений о разумном жизненном устройстве. Писатель особенно чутко описывает душевный кризис героя: «Задумал, затужил, будто задолжал кому, а долг не отдал. Будто потерял в жизни что-то самое нужное, без чего жить нельзя, и что теперь вроде не нужным стало, а глупым и пустым, даже обманным оказалось», «у него словно что-то запеклось внутри, ходил молча, не брился».
Сильна власть земли, но и обстоятельства не просты. Кто знает, решился бы Иван Африканович уехать, не подвернись городской родственник? Митька подбивает ехать в Мурманск, «пристал как банный лист к заднице" и у Ивана Африкановича что-то надломилось, треснуло в сердце, так как ничем не может он ответить на Митькины доводы, «и получалось так, что прав он».
Если вычленить рассказ Ивана Африкановича о своей бесславной поездке, то, не правда ли, он легко впишется в мир шукшинского рассказа? Оторвавшись от родных мест, выпав из привычного уклада, Иван Африканович словно попал на территорию поисков Шукшина, напоминая героев сказки бабки Евстольи — горемычных мужиков «пошехонцев».
Есть в повести художественная метафора — родничок. Он — с одной стороны, символ «малой» родины. Он не только ее олицетворяет, но и выражает ее неизменное содержание, порядок. С другой стороны, духовная коллизия, выразившаяся сюжетно в поездке Ивана Африкановича и его возвращении «на круги своя», перекликается с судьбой родничка. «Иван Африканович решил, как всегда, отдохнуть у родничка, попить воды. И не нашел родничка. Там, где был пригорочек с чистым песчаным колодчиком, громоздилась черная искорёженная земля, вывороченные корни, каменья... Иван Африканович поглядел, поискал. Метрах в трех от заваленного колодчика, где теперь громоздилась земля и камни, он разглядел мокрые комья. Шагнул еще, поднагнулся: далеко от прежнего места под глыбами глины светилась на солнце прозрачная холодная вода. Жив, значит, родничок, не умер. Попробуй-ка завали его. Хоть гору земли нагреби, все равно, видно, наверх пробьется... » Не смог Иван Африканович выдержать долгой разлуки с родными местами, скоро потянуло его назад — такая вот душа у Ивана Африкановича, что «чем ее ни заманивай, куда ни завлекай, а она один бес домой просачивается. В родные места, к ольховому полю. Дело привычное». Всего-то три дня и отсутствовал герой. Но за это время умерла жена Катерина. Иван Африканович понимает, что стал невольным виновником ее смерти; неокрепшей после родов и болезни, не под силу было ей одной нести бремя больщой семьи. «Я ведь дурак был, худо тебя берег.,. », — признается себе Иван Африканович на могиле жены.
Долго не может прийти в себя Иван Африканович, тяжело переживает утрату. Отправившись на поиски подходящей осины для лодки-долбленки, Иван Африканович заблудился в знакомом ему с детства лесу. Это символ потери героем четких жизненных ориентиров. Несколько дней без крошки хлеба во рту блуждает герой в поисках дороги к дому, к людям, Предчувствуя близкую гибель, Иван Африканович задумывается о смерти: «Все уйдет, все кончится. И тебя не будет, дело привычное... Его как-то поразила простая, никогда не приходившая в голову мысль: вот родился для чего-то он, Иван Африканович, а ведь до этого-то его тоже не было... но жись-то все равно не остановится и пойдет как раньше, пусть без него, без Ивана Африкановича. Выходит, все-таки, что лучше было родиться».
И только когда герой вновь обретает смысл жизни, когда ои понимает, что смысл этот включает в себя даже и страдание — «земля под ногами.,, будто развернулась и стала на свое место: теперь он знал, куда надо идти».
