Модернизм (от слова модерн – новый, современный) – это совокупность новых антиреалистических направлений в мировом искусстве конца 19 – 20 века.
Можно выделить два периода в развитии модернизма.
1) конец 19 – начало 20 века (до 1914) – ранний модернизм. В это время модернизм проявлялся чаще всего в конкретных направлениях: французский символизм, русский символизм, английский эстетизм, русский акмеизм, футуризм и т.д.
2) после 1914 года начался зрелый, более сложный модернизм, когда он закончился трудно сказать, по этому поводу окончательного мнения ещё не сложилось (по-моему, он существует до сих пор). В этот период существуют такие направления как немецкий экспрессионизм, французский сюрреализм, но в основном в этот период крупные модернисты творили в одиночку, не объединяясь в группы и направления
Основные особенности модернизма:
1. Всех разных модернистов объединяет неприязнь к обычному реализму, отрицание принципа правдоподобия. Модернисты стремятся реальность в своих произведениях так или иначе преобразить, изобразить её не так, как она есть.
2. Для модернизма характерно стремление к художественному эксперименту, к нарочитой усложнённости формы. Модернизм – искусство элитарное, ориентированное на самую образованную и подготовленную часть читателей, простые люди модернистские произведения понимают с трудом.
Марсель Пруст (1871-1922)
Обычно рассказ о творчестве модернистов открывает Марсель Пруст – французский модернист. Главный творческий труд Пруста - "В поисках утраченного времени". Это цикл из семи романов, первый и наиболее известный - «По направлению к Свану» вышел в 1913 г. Наша жизнь, прожитое нами время неумолимо истекает, уходит, утрачивается. Единственный способ борьбы с этой утратой – память. Пруст решил провести эксперимент: через литературу воспроизвести, воскресить свою прошедшую жизнь, повторить её, продлить. При этом главное не события и поступки героев, а максимально подробное и достоверное воспроизведение ощущений, впечатлений лирического героя, повествователя, который вспоминает свою жизнь. Ибо ощущения и впечатления и есть самое драгоценное, что осталось от прожитой жизни, это то, что может объединить разных людей, ибо события были различные, но ощущения похожи. Основное достоинство романов Пруста в подробности воспроизведения тончайших впечатлений, ощущений жизни. При этом сами воспоминания, их последовательность лишены логики, хронологической последовательности, они подчинены принципу иррациональной ассоциативности, ассоциация – это случайная связь в памяти, в сознании человека разных явлений. Например, в начале романа «По направлению к Свану» есть знаменитый отрывок, в котором воспоминания лирического героя об определённом периоде детства неожиданно вызываются вкусом пирожного.
«…В один из зимних дней, когда я пришел домой, мать, заметив, что я прозяб, предложила мне чаю, хотя обычно я его не пил. Я было отказался, но потом, сам не знаю почему, передумал. Мама велела принести мне к чаю круглое бисквитное пирожное. Удрученный мрачным сегодняшним днем и ожиданием безотрадного завтрашнего, я машинально поднес ко рту ложечку чаю с кусочком бисквита. Но как только чай с размоченными в нем крошками пирожного коснулся моего неба, я вздрогнул: во мне произошло что-то необыкновенное. На меня внезапно нахлынул беспричинный восторг. Я, как влюбленный, сразу стал равнодушен к превратностям судьбы, к безобидным ее ударам, к радужной быстролетности жизни, я наполнился каким-то драгоценным веществом; вернее, это вещество было не во мне — я сам был этим веществом. Я перестал чувствовать себя человеком посредственным, незаметным, смертным. Откуда ко мне пришла всемогущая эта радость? Я ощущал связь меж нею и вкусом чая с пирожным. И я вновь и вновь задаю себе вопрос: что это за непонятное состояние, которому я не могу дать никакого логического объяснения и которое тем не менее до того несомненно, до того блаженно, до того реально, что перед ним всякая иная реальность тускнеет? Я пытаюсь вновь вызвать в себе это состояние. Я мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда я пил первую ложечку чаю. Я испытываю то же самое состояние, но уже без прежней свежести восприятия. Я требую от разума, чтобы он сделал еще одно усилие и хотя бы на миг удержал ускользающее ощущение. Наконец я чувствую, как что-то во мне вздрагивает, сдвигается с места, хочет вынырнуть, хочет сняться с якоря на большой глубине; я не знаю, что это такое, но оно медленно поднимается; я ощущаю сопротивление и слышу гул преодоленных пространств. То, что трепещет внутри меня, — это, конечно, образ, зрительное впечатление: неразрывно связанное со вкусом чая, оно старается, следом за ним, всплыть на поверхность. Но оно бьется слишком глубоко, слишком невнятно; я с трудом различаю неопределенный отсвет, в котором сливается неуловимый вихрь мелькающих передо мной цветов, но я не в состоянии разглядеть форму.
И вдруг воспоминание ожило. То был вкус кусочка бисквита, которым в Комбре каждое воскресное утро (по воскресеньям я до начала мессы не выходил из дому) угощала меня, размочив его в чаю или в липовом цвету, тетя Леония, когда я приходил к ней поздороваться. Самый вид бисквитика ничего не пробуждал во мне до тех пор, пока я его не попробовал; быть может, оттого, что я потом часто видел это пирожное на полках кондитерских, но не ел. Но когда от далекого прошлого ничего уже не осталось, когда живые существа перемерли, а вещи разрушились, только запах и вкус, более хрупкие, но зато более живучие, более невещественные, более стойкие, более надежные, долго еще, подобно душам умерших, напоминают о себе, надеются, ждут, и они, эти еле ощутимые крохотки, среди развалин несут на себе, не сгибаясь, огромное здание воспоминанья.
И как только я вновь ощутил вкус размоченного в липовом чаю бисквита, которым меня угощала тетя (хотя я еще не понимал, почему меня так обрадовало это воспоминание, и вынужден был надолго отложить разгадку), в то же мгновенье старый серый дом фасадом на улицу, куда выходили окна тетиной комнаты, пристроился, как декорация, к флигельку окнами в сад, выстроенному за домом для моих родителей (только этот обломок старины и жил до сих пор в моей памяти). А стоило появиться дому — и я уже видел городок, каким он был утром, днем, вечером, в любую погоду, площадь, куда меня водили перед завтраком, улицы, по которым я ходил, далекие прогулки в ясную погоду. И, как в японской игре, когда в фарфоровую чашку с водою опускают похожие один на другой клочки бумаги и эти клочки расправляются в воде, принимают определенные очертания, окрашиваются, обнаруживают каждый свою особенность, становятся цветами, зданиями, осязаемыми и опознаваемыми существами, все цветы в нашем саду и в парке Свана, кувшинки Вивоны, почтенные жители города, их домики, церковь — весь Комбре и его окрестности, — все, что имеет форму и обладает плотностью — город и сады, — выплыло из чашки чаю».
Название романа объясняется направлением прогулок в детстве. – «По направлению к Свану». Сван – друг семьи. В целом романы отличаются сложностью построения, сложностью стиля, слабым развитием сюжета. Поэтому читать Пруста практически невозможно.
Джеймс Джойс (1882-1941)
Великий ирландский писатель (так как Ирландия тогда входила в состав Великобритании и писал Джойс на английском языке, то чаще всего его считают английским писателем), автор одного из самых сложных, экспериментальных, необыкновенных романов 20 века. Это роман «Улисс» (1922). С точки зрения сюжета – это подробнейшее описание жизни двух главных героев в течение одних суток – 16 июня 1904 года. Начинается действие в 8 утра и заканчивается в 3 часа ночи. Стивен Дедалус – молодой учитель, интеллектуал (его прототип – сам Джойс) и Леопольд Блум – 38-летний рекламный агент, весь день путешествуют по Дублину, столице Ирландии и в конце дня встречаются. Подробно описано, что они видели, с кем разговаривали, что делали в течение дня, но главное, что они думали.
Главное открытие Джойса – поток сознания: попытка реально воспроизвести содержание сознания человека во всей его изменчивости, отрывочности, со внезапными сменами одного направления мысли другим. Речь автора и внутренняя речь персонажа никак не отделены друг от друга, сменяют друг друга незаметно. Порой очень трудно определить, кто именно это говорит: автор или герой.
Джойс нарочно усложняет свой роман тем, что старается воспроизвести всё содержание внутренней речи персонажа: в том числе какие-то неведомые для читателя воспоминания, внезапные переходы в этих воспоминаниях, субъективные ассоциации, цитаты из неизвестных читателю произведений. При этом автор большую часть воспоминаний героя никак не поясняет. Многое читатель должен сам додумать, о многом догадаться.
В этом смысле кульминацией романа является последний 18 эпизод романа – поток сознания жены Блума – Молли, в этот день она изменила мужу. И ещё разные части романа написаны с помощью разных приёмов. Например, эпизод 14 – попытка воспроизведения истории английского языка (в переводе русского). Первый абзац написан самой древней версией языка, каждый последующий абзац моделирует более поздние варианты языка.
