Гюнтер Вильгельм Грасс — немецкий писатель, скульптор, художник и график. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1999 года. У себя на родине Г. Грасс был признан классиком задолго до получения им Нобелевской премии.
Г.Грасс был непосредственным участником Второй мировой войны, воевал в танковой части СС. Пережитые события послужили стимулом к осмыслению опыта нацизма, что нашло отражение практически во всех его произведениях.
«…Я принадлежу к числу тех восприимчивых младенцев, — заявил Оскар Мацерат, главное действующее лицо «Жестяного барабана» и одновременно повествователь, — чье духовное развитие уже завершено к моменту появления на свет, в дальнейшем его надлежит только подтверждать…» И далее: «Одинокий, никем не понятый, лежал Оскар под лампочками и сделал для себя вывод, что так все и останется, пока через шестьдесят-семьдесят лет завершающее короткое замыкание не обесточит все источники света, а потому и вообще расхотел жить, еще раньше, чем началась эта жизнь под лампами; только обещанный барабан помешал мне тогда более активно выразить свое желание вернуться в нормальное положение эмбриона головкой вниз».
Здесь сразу соприкасаешься как бы с совершенно новым (по крайней мере, «иным», нежели в большинстве известных всем нам книг) взглядом на жизнь: автор констатирует (причем словно «наперед»!) некое изначальное, необоримое, фундаментальное несовершенство мироздания, какую-то «порочность» его привычного и тем самым вроде бы уже чуть ли не «нормального» естества. Иными словами, Грасс готов брать в расчет наличие жизненных обстоятельств, которые не поддаются никакому более или менее существенному улучшению.
Как о том свидетельствует само название, чуть ли не ведущая в книге роль досталась детскому жестяному барабану: мать, родив Оскара, тут же и решила к третьей годовщине первенца преподнести ему такую игрушку. И лишь это ее счастливое решение кое-как примирило нашего героя с тяготами человеческого существования. Можно бы даже сказать, что только при условии обладания барабаном он и согласился жить…
Хотя время от времени (в некие переломные моменты) Оскар делал попытки с барабаном своим разлучиться, тот так и остался для него — в смыслах прямом и переносном — способом (или, как знать, может быть, даже и Целью?) существования. Ведь, барабаня, наш герой выражал свое отношение к бытию… И состоит оно в фундаментальном его неприятии. Не будучи обусловленым социально, бытие так и остается, я бы сказал, целиком и полностью «беспартийным», а, следовательно , именно эикзистенциальным: «Я барабанил не только против коричневых манифестаций. Оскар сидел также под трибунами у красных и у черных, у скаутов и у молодых католиков… У Свидетелей Иеговы,.. у вегетерианцев и у младополяков…» Иными словами, все социальные образования герою нашему в равной мере отвратительны.
В то же время барабан, пусть и не сразу, начинает его «кормить»— причем как материально, так и, можно бы сказать, «духовно». С одной стороны, Оскар делает карьеру популярного, недурно зарабатывающего музыканта, а с другой — вроде бы осознает сакраментальную весомость «барабанной» деятельности. Недаром однажды он повесил свой инструмент на шею гипсовому изображению Сына Божего, что вроде бы должно было подтвердить чуть ли не их «идентичность»… А много позже, когда французские полицейские задержали Оскара в качестве предполагаемого убийцы медицинской сестры Доротеи, он так им и представился: «Я — Христос!»
Да и Иисус вроде бы Оскару симпатизирует: даже выбивает на его барабане «Лили Марлен» и прочие популярные ритмы. Но когда Оскар собрался, наконец, уходить, и Иисус спросил его, любит ли он Сына Божьего, то услышал в ответ: «Я тебя терпеть не могу и все твои штучки-дрючки». А Иисус ему: «Ты, Оскар, камень, и на этом камне я создам Церковь мою. Следуй за мной». И героя нашего слова эти до того разозлили, что он отломал палец у гипсового изображения Бога.
Как видим, все тут построено на противоречиях, даже точнее было бы сказать на некоей капризной (а то и опасной) д в о й с т в е н н о с т и.
Итак, Добро и Зло неразличимы… А, может быть, даже и нераздельны?!.. А в то же время они не составляют целостности…
Когда хоронили его рано умершую мать, которую Оскар по-своему любил, он «желал вскочить на гроб. Он хотел сидеть на крышке гроба и барабанить. Не по жести, по крышке гроба хотел стучать Оскар своими палочками». Но еще ему хотелось лежать в материнской могиле… И это тоже как бы две стороны одной медали…
Тут, наверное, пришло время поразмыслить над некоторыми особенностями Оскара Мацерата как человека и как литературного героя. Помните: он явился на свет целиком завершенной личностью и одновременно желал бы не покидать материнского лона. Лишь перспектива обладать барабаном подвигнула его на отказ от вожделенного убежища. Но только на время подвигнула. Ибо героя непрестанно манит вечный покой материнской могилы…
Было бы, разумеется, наивным объяснять эти странности оскарова характера некоей его индивидуальной психологией, ибо, конечно же, он — «фигура» в том самом смысле, в каком употреблял это определение Элиас Канетти. Иными словами, Оскар тут — попросту «медиум», с помощью которого автор намерен покопаться в зловонной куче, каковой, на его взгляд, была, есть и будет история рода человеческого. Ибо единственный логический вывод, вытекающий из упорного нежелания нашего героя появляться на свет и, тем паче, из его стремления воротиться в уют могильного забвения — это непоколебимая убежденность в том, что мир сей вообще не стоит нашего в нем присутствия…
Очередной барабан нашего героя пришел чуть ли не в полную негодность, а хоть так-сяк его починить способен лишь пан Кобиелла, комендант вышеупомянутой Польской Почты. И Оскар уговаривает Яна Бронски с ним туда сходить. Но едва дядя и племянник (или отец и сын?) переступают порог, начинается ее штурм.
Немецкий сняряд разорвался в комнате, где находились наши герои, и все они, кроме Оскара, получили тяжелые ранения (особенно пострадал мастеровитый комендант). Но, освободившись таким манером от необходимости участвовать в боевых действиях, они принимаются… играть в карты.
Немцы, ясное дело, почту все-таки захватили и расстреляли чуть ли не всех ее защитников, включая и Яна. Что же до Оскара, то его — «невинное дитя», подвергшееся таким треволнениям, — не только и пальцем не тронули, но положили в больницу. Кроме того, ему удалось-таки обзавестись загодя присмотренным новым барабаном; тем самым он, по собственным его словам, «придал хоть какой-то смысл обороне Почты».
С не менее «веселой злостью», а, можно бы даже сказать, что и доброй долей цинизма, описан конец той, наверное, самой кровавой в истории человечества войны, что началась штурмом Польской Почты. Войска маршала Рокоссовского вступили в Данциг. Семейство Мацерата — вкупе с вдовушкой-соседкой и в окружении мешков с сахаром — прячется в собственном погребе.
Русские солдаты уже в доме и вот-вот сюда заглянут. Мацерат снимает с лацкана пиджака нацистский значок и бросает на пол, чтобы наступив на него ногой, укрыть от глаз победителей. Куртхен и Оскар, как малые дети, мечтают значком завладеть; Оскар оказывается ловчее, и сжимает значек в кулаке…
В это время русские — при ближайшем, впрочем, рассмотрении они оказались калмыками, — оккупирують подвал и принимаются по очереди насиловать вдовушку. Марию, однако, не трогают,— надо думать, из-за сидящего у нее на коленях Куртхена. И тут Оскар вдруг возвращает Мацерату его значок, а Мацерат — как бы в состоянии умопомрачения — этот corpus delicti берет и сует cебе в рот, вроде бы намереваясь проглотить. Но начинает давиться… И один из калмыков разряжает в Мацерата автомат, потому что не может понять, почему тот вдруг опустил руки и зашевелился…
Убитый валится на пол, а Оскар по этому поводу медитирует: «…У меня не шла из головы некая сложная конструкция, вычитанная у Гете. Муравьи заметили, что ситуация изменилась, но не побоялись окольных дорог и проложили новую трассу вокруг скрюченного Мацерата, ибо сахарный песок, струящийся из лопнувшего мешка, не стал менее сладким оттого, что армия маршала Рокоссовского заняла город Данциг».
Между прочим, выходит, что Оскар — двойной отцеубийца, ибо Яна Бронски он погубил, приведя на Польскую Почту, а Мацерата — толкнувши под пули калмыка… Кстати, в этих двух преступлениях героя нашего прямо обвиняет лилипут Бебра, «высокий покровитель» Оскара, особа некогда приближенная к самому… Геббельсу.
Помянутый Бебра, между прочим, дает Оскару еще и такую, любопытную своей неожиданностью, характеристику: «Вы злы и тщеславны, как, собственно, и положено гению». Слово «гений» тут, надо думать, указывает не столько на музыкальные способности Оскара, сколько на его умение разгадывать загадки бытия.
Иными словами, читателя вроде бы призывают вслушиваться в оскаровы откровения, ибо он — своего рода Вергилий, что ведет нас по не ведающему Завершения миру, ибо нет в мире этом ни единой истинной Цели: «…Они уже надеялись, что скоро, что скоро будет конец, чтобы можно было начинать снова или продолжать в том же духе после финальных аккордов… в надежде, что концу скоро придет конец… А когда в самом деле пришел конец, они обратили его в богатое надеждами начало… Ибо сказано в Писании: покуда человек не утратил надежды, он будет начинать снова и снова в исполненном надежды финале…»
Ведь История, — во всяком случае, с точки зрения сочинителя «Жестяного барабана» — вовсе не какая-то там восходящая спираль, а попросту замкнутый круг...
