- Драматургия А.Н.Островского последнего периода творчества. Идейно-художественный анализ одной из пьес (по выбору студента).
- Л.Н.Толстой. Рассказы кавказского цикла. Повесть «Казаки». Тематика, проблематика, идейное содержание.
- Творчество Д.Н.Мамина-Сибиряка (общая характеристика).
1. 1869 – 1884 гг. – пьесы, созданные в этот период творчества посвящены социально-бытовым отношениям, которые складывались в русской жизни после реформы 1861 года. Важнейшие пьесы этого периода: «На всякого мудреца довольно простоты», «Горячее сердце», «Бешеные деньги», «Лес», «Волки и овцы», «Последняя жертва», «Поздняя любовь», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые». Драматург отражает в своем творчестве процессы, связанные с разрушением традиционных устоев российской жизни, падением нравственных ценностей, усилением власти денег над человеком. Наиболее известные произведения этого периода — комедии «На всякого мудреца довольно простоты» (1870), «Лес» (1871). Особое место в творчестве Островского занимает пьеса «Снегурочка» (1873). Среди острых социальных драм последнего периода творчества писателя следует отметить «Бесприданницу» (1879) Особенно заметны новаторские устремления Островского в его сатирических комедиях и психологических драмах. Четыре комедии о жизни пореформенного дворянства — « На всякого мудреца довольно простоты», «Волки и овцы», «Бешеные деньги» и «Лес» — связаны общностью проблематики. Предмет сатирического осмеяния в них — неудержимая жажда наживы, охватившая и дворян, лишившихся точки опоры — подневольного труда крепостных и «бешеных денег», и людей новой формации, дельцов, сколачивающих свои капиталы на обломках рухнувшего крепостничества. Образ «леса» — один из самых емких символических образов Островского. Лес — это не только фон, на котором развертываются события в усадьбе,. Лес — символ духовного захолустья: в лесную усадьбу «Пеньки» почти не доходит оживление столиц, здесь по-прежнему царствует «вековая тишина». Психологическое значение символа выясняется, если соотнести «лес» с «дебрями» грубых чувств и безнравственных поступков обитателей «дворянского леса», сквозь которые не могут пробиться благородство, рыцарство, человечность. В первом действии Гурмыжская устраивает своеобразное шоу: чтобы продемонстрировать свою добродетель, приглашает соседей на подписание завещания. По словам Милонова, «Раиса Павловна строгостью своей жизни украшает всю нашу губернию; наша нравственная атмосфера, если можно так сказать, благоухает ее добродетелями». «Все мы здесь перепугались вашей добродетели», — вторит ему Бодаев, вспоминая, как несколько лет назад ожидали ее приезда в усадьбу. В пятом действии соседи узнают о неожиданной метаморфозе, происшедшей с Гурмыжской. Пятидесятилетняя барыня, томно говорившая о дурных предчувствиях и скорой смерти («если я не нынче умру, не завтра, во всяком случае скоро»), объявляет о своем решении выйти замуж за недоучившегося гимназиста Алексиса Буланова. Замужество она считает самопожертвованием, «чтоб устроить имение и чтоб оно не досталось в чужие руки». Еще один узел комедийного сюжета — история тысячи рублей. Деньги прошли по кругу, что позволило добавить важные штрихи к портретам самых разных людей. Тысячу попытался прикарманить купец Восмибратов, рассчитываясь за купленный лес. Несчастливцев, усовестив и «раззадорив» купца («честь бесконечна. И ее-то у тебя нет»), побудил его вернуть деньги. Гурмыжская отдала «шальную» тысячу Буланову на платье, затем трагик, угрожая незадачливому юнцу бутафорским пистолетом, отобрал эти деньги, собираясь прокутить их с Аркадием Счастливцевым. В конце концов тысяча стала приданым Аксюши и... вернулась к Восмибратову. Островский сталкивает грубый фарс, разыгранный Гурмыжским и Булановым, с подлинно трагедийным восприятием мира, которое представляет Несчастливцев. В пятом действии сатирическая комедия преображается: если раньше трагик демонстративно вел себя с «шутами» по-шутовски, подчеркивая свое пренебрежение к ним, зло иронизируя над их поступками и словами, то в финале пьесы сцена, не переставая быть пространством комедийного действа, превращается в трагический театр одного актера, Герой «Леса» — один из первых в русской литературе «выломившихся», «блудных детей» своего сословия. Островский не идеализирует Несчастливцева, указывая на его житейские недостатки: он, как и Любим Торцов, не прочь покутить, склонен к плутовству, держит себя высокомерным барином. Но главное в том, что именно Несчастливцев, один из самых любимых героев «театра Островского», выражает высокие нравственные идеалы, напрочь забытые шутами и фарисеями из лесной усадьбы.
2. . В апреле 1851 года, 22-летним молодым человеком, не кончившим университетского курса, разочаровавшимся в попытках улучшить жизнь своих яснополянских крестьян, Толстой уехал со старшим братом на Кавказ (Н. Н. Толстой служил там артиллерийским офицером). Как и герой "Казаков" Оленин, Толстой мечтал начать новую, осмысленную и потому счастливую жизнь. Работая над "Казаками", Толстой не только по памяти восстанавливал свои кавказские впечатления и переживания, но и специально перечитывал дневники тех лет. Кавказская повесть была начата в 1853 году. Потом долгое время сохранялся замысел романа, с остродраматическим развитием сюжета. Он назывался "Беглец" или "Беглый казак". Когда "Казаки" были напечатаны, Толстой записал в дневнике: "Эпический род мне становится один естественен". Работая над своей кавказской повестью, Толстой, несомненно, оглядывался назад и воспринимал Пушкина и Лермонтова как своих предшественников. О любви к Кавказу он говорил в 1854 году в выражениях, буквально совпадающих со стихами Лермонтова (из вступления к "Измаил-бею"): "Я начинаю любить Кавказ, хотя посмертной, но сильной любовью. Действительно хорош этот край дикой, в котором так странно и поэтически соединяются две самые противоположные вещи - война и свобода". На Лермонтова и Пушкина опирался Толстой в своем споре с этнографически-описательной литературой о Кавказе, которая расцвела в 40-50-е годы прошлого века, и с приключенческой литературой типа романа Купера "Следопыт", упомянутого в "Казаках". И все-таки в "Казаках" Толстой прямо полемизирует не только с откровенным романтизмом кавказских поэм Лермонтова, но и с пушкинскими "Цыганами". Обдумывая идею кавказской повести, он отвергает, как недостаточные, сложившиеся было у него мысли: что дикое состояние хорошо (у Пушкина: "Мы дики; нет у нас законов..."); что страсти везде одинаковы (у Пушкина: "И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет"); что "добро - добро во всякой сфере" (у Пушкина: "Мы не терзаем, не казним... Мы робки и добры душою"). Толстой воплощает в своем произведении новые идеи, созвучные его времени. В "Казаках" столкновение народной правды с господской ложью пронизывает все повествование. "Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы. А у господ еще вечер" - этот контраст, подмеченный автором в начале первой главы, потом подтверждается размышлениями лакея: "И чего переливают из пустого в порожнее?" - и проходит через всю повесть. В "Казаках" авторская точка зрения очень близка народному взгляду на вещи. Заглавие - "Казаки" - совершенно точно передает смысл и пафос произведения. Повесть утверждает красоту и значительность жизни самой по себе. Ни одно из созданий Толстого не проникнуто такой молодой верой в стихийную силу жизни и ее торжество, как "Казаки". И в этом смысле кавказская повесть намечает прямой переход к "Войне и миру". В декабре 1852 года Толстой отправил с Кавказа в петербургский журнал "Современник", прогрессивный в самый популярный журнал того времени, свой первый военный рассказ - "Набег". Летом 1851 года, едва приехав на Кавказ, Толстой в качестве волонтера сам участвовал в набеге, произведенном под начальством князя А. И. Барятинского. В рассказе с большой достоверностью изображен и этот военачальник, и разные офицеры, характерные черты которых зафиксированы в дневниках и письмах Толстого. Именно в "Набеге" ставит Толстой важнейшую для себя как писателя задачу: раскрыть главные черты русского национального характера, показать, как они проявляются в напряженные жизненные моменты - в минуту военной опасности, перед лицом смерти. У капитана Хлопова, прапорщика Аланина и поручика Розенкранца по-разному выражается главное качество, нужное на войне, - храбрость. Юношеская бессмысленная горячность Аланина, впервые идущего в дело, показное бесстрашие Розенкранца, подражающего горцам - джигитам, противостоят подлинной храбрости капитана Хлопова. Этот скромный, неразговорчивый, дурно одетый, с виду ничем не замечательный человек формулирует в рассказе главную мысль: "Храбрый тот, который ведет себя как следует". Автор, "рассказчик-волонтер", вспоминает определение храбрости древнегреческого философа Платона и добавляет от себя: "...храбр тот, кто боится только того, чего следует бояться, а не того, чего не нужно бояться". "Особенная и высокая черта русской храбрости" противопоставлена в рассказе "французскому героизму" и вообще всякой любви к громкой фразе. Нетрудно заметить, что идея эта получит развитие в военных сценах эпопеи "Война и мир". А образ капитана Хлопова, человека с одной из "простых, спокойных русских физиономий, которым приятно... смотреть прямо в глаза"; явится прообразом близких автору солдат и офицеров севастопольских рассказов, романа "Война в мир", написанной в конце жизни повести "Хаджи Мурат". Рисуя капитана Хлопова, Толстой, конечно, следовал литературной традиция, восходящей к лермонтовскому Максиму Максимычу. Однако на страницах своего рассказа он спорит с ложноромантическими представлениями о кавказской жизни. Молодой офицер Розенкранц, один из "удальцов-джигитов, образовавшихся по Марлинскому и Лермонтову", которые "смотрят на Кавказ не иначе, как сквозь призму героев нашего времени", нарисован без малой доли авторской симпатии. Пейзажные зарисовки Кавказа с его подлинной красотой и поэзией соседствуют с нарочито, подчеркнуто реалистическими картинами и сценами. Нигде еще не рисовал Толстой так детально целый день в жизни природы, весь ее естественный порядок и гармонию: прекрасное утро сменяется солнечным жаром и блеском, вечер - прохладой и тишиной ночи. Эти подробные описания не случайны и не самодельны. Они заканчиваются кратким авторским заключением: "Природа дышала примирительной красотой и силой". И сразу же Толстой переходит к декларации своей излюбленной гуманистической мысли: "Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой - этим непосредственным выражением красоты и добра". В первоначальных редакциях "Набега" гораздо обстоятельнее рассказывалось о разорении горского аула; в большом публицистическом отступлении, признавая историческую целесообразность кавказской войны. Толстой более справедливым считал поступок какого-нибудь "оборванца Джеми", который, "услыхав о приближении русских, с проклятиями снимет со стены старую винтовку и с тремя, четырьмя зарядами в заправах, которые он выпустит не даром, побежит навстречу гяурам". Все это было снято самим Толстым при окончательной отделке рассказа. Протест против войны стал более отвлеченным, но зато, всеобъемлющим. После всех драматических событий рассказа в конце возникает мажорный мотив. Вновь прекрасная картина природы и созвучный ей "подголосок" шестой роты: звуки его чистого грудтенора далеко разносятся по прозрачному вечернему воздуху. В кавказских рассказах складывался общих взгляд писателя на жизнь, на войну в мир - иными словами, философия бытия, воплощенная в художественных образах. Война и мир резко противопоставлены, и война осуждена, потому что это - разрушение, смерть, разъединение людей, вражда их друг с другом, с красотой всего "божьего мира". В "Рубке леса" повествование о войне осложняется новыми мотивами. Столкновение с неприятелем - испытание душевных и физических сил человека. В этом испытании есть своя красота. Первые звуки выстрелов "особенно возбудительно" действуют на всех; потом все вдруг принимает "новый величественный характер", и солнце бросает "веселые отблески на сталь штыков, медь орудий, оттаивающую землю и блестки инея". Мысль о смерти побуждает к тому, что "все с большей деятельностью принялись за дело". Но весь рассказ отрицает войну, и голос повествователя звучит патетически в главах о ранении и смерти солдата Веденчука. Завершается рассказ авторским рассуждением о "духе русского солдата": "...скромность, простота и способность видеть в опасности совсем другое, чем опасность, составляют отличительные черты его характера". Испытание смертью - излюбленная сюжетная ситуация у Толстого. "Три смерти" - так назвал рассказ 1858 года. Даже в гибели дерева - красота и поэзия. С этой высоты осуждает Толстой ложь последних дней жизни "ширкинской барыни", боящейся смерти, и спокойно, мудро смотрит на тихое, как будто безразличное умирание ямщика Федора. С точки зрения Толстого, красота и могущество природы существуют сами по себе, как первооснова бытия, и могут научить человека великим законам жизни. Срубленное дерево гибнет, страдая: "...вздрогнуло всем телом, погнулось и быстро выпрямилось, испуганно колеблясь на своем корне". Но затем следует жизнеутверждающая картина: "Деревья еще радостнее красовалась на новом просторе своими неподвижными ветками". Молодой граф приехал на Кавказ, чтобы получить «взгляд на вещи», стать взрослым человеком, личностью. Не обязательно быть гением, чтобы поставить перед собой такую задачу. Но обязательно условие серьезного отношения к жизни. Война - грубый материал, но из всех испытаний военной жизни Толстой вынес главное убеждение: «Моя цель - добро». Эта мысль напрямую связана с другой толстовской догадкой абсолютного свойства: «Счастье ничто не заменит». Так на Кавказе была впервые выработана толстовская философия любви и самоотвержения - а ведь это самые заветные чувства русского человека. Вот почему отношение к Толстому как рентген просвечивает человека - как он относится к совести, чести, порядочности? Эти ценности сегодня попраны, но разве народ навязал стране атмосферу безответственности и разврата? Разве народ заставил власть передать «группе лиц» общенациональные богатства? Народ остался нравственен...
3. В литературу вошёл серией путевых очерков «От Урала до Москвы» (1881—1882), опубликованных в московской газете «Русские ведомости». Затем в журнале «Дело» вышли его очерки «В камнях», рассказы («На рубеже Азии», «В худых душах» и другие). Многие были подписаны псевдонимом «Д. Сибиряк»Первым крупным произведением писателя был роман «Приваловские миллионы» (1883), который на протяжении года печатался в журнале «Дело» и имел большой успех. В 1884 году в журнале «Отечественные записки» появился роман «Горное гнездо», закрепивший за Маминым-Сибиряком репутацию выдающегося писателя-реалиста.Продолжительные выезды в столицу (1881—1882, 1885—1886) упрочили литературные связи Мамина-Сибряка. Он познакомился с В. Г. Короленко, Н. Н. Златовратским, В. А. Гольцевым и другими писателями. В эти годы писал и печатал много небольших рассказов и очерков.Последние крупные произведения писателя — романы «Черты из жизни Пепко» (1894), «Падающие звезды» (1899) и рассказ «Мумма» (1907).В своих романах и рассказах писатель изображал жизнь Урала и Сибири в пореформенные годы, капитализацию России и связанную с этим процессом ломку общественного сознания, норм права и морали.Д. Н. Мамин-Сибиряк не только исследует социальные противоречия современной ему эпохи, но и стремится раскрыть особый «уральский способ жить». По мнению М. П. Никулиной, завод в изображении писателя – «не способ наживать деньги, а место, где встречаются и объединяются энергия.Земли и энергия человека, а ответственность перед заводами – одновременно ответственность перед Землёй и человеческим родом: предками и потомками… В самом прямом смысле слова здесь (на Урале) жили в заводе, работали в горе, самоцветы мерили пудами»21. Не случайно на гербе Екатеринбурга изображена горнозаводская символика: рудничный колодец и плавильная печь. Главные герои его произведений 1875–1877-х гг. – вольные люди, способные на глубокие чувства, они стремятся к свободе и любви, не желают подчиняться обстоятельствам (Фёдор и Груня в «Старцах», Лазарь Гвоздев в «Старике», Кирило в «Красной шапке», раскольница Матрёна в «Тайнах зелёного леса» и др.). Поиск идеала свободы часто приводит их к конфликту с обществом. В целом это как раз согласуется с романтической тенденцией, хотя и относить Мамина целиком к романтизму, который в конце века имел уже очевидно вторичный характер, вряд ли целесообразно. Географическое пространство (т. е. пространство географических названий и ландшафтное пространство), соответствующее основному времени повествования, в рассказах раннего Мамина-Сибиряка ограничивает и локализует действие на Урале, само по себе оно выполняет здесь подчинённую функцию, помогает раскрыть этнографический облик жизни уральцев и их миропонимание. В соответствии с романтическими традициями в рассказах 1875–1877 гг. открытому природному пространству противопоставлено закрытое и сжатое пространство дома, скита, горнозаводского посёлка, обладающее признаками несвободы, отсутствия творческого начала.
