А. С. Пушкин пишет эпиграммы Воронцову, за это его переводят из Одессы в Михайловское. Именно здесь он осознал свою роль и миссию русского национального поэта, переделался в русского. Михайловское уединение способствовало взлету пушкинского гения.
Во многих стихотворениях, написанных после Одессы и часто начатых там, хранится ещё тепло юга. «Фонтану Бахчисарайского дворца», «Виноград», «Одева-роза, я в оковах...», «Ненастный день потух...», «Ночной зефир», «Чаадаеву. С морского берега Тавриды», «Аквилон», «Сожженное письмо», «Храни меня, мой талисман» — мелодии расставания, прощания, заклинания, утраты, определяют музыку этих сладостных, но грустных произведений.
Поэт ищет новые ориентиры своего взгляда на мир и человечество. Два первых михайловских стихотворения, элегия «К морю» и «Разговор книгопродавца с поэтом» — его эстетические манифесты. Элегиягрустная песнь о гибели идеалов, властителей дум. Дважды звучит в элегии слово «прощай»: в начале — «Прощай, свободная стихия!», в конце — просто: «Прощай же, море!» И это отражение новых реалий, переход в мир, где море — всего лишь воспоминание. Заключительные стихи из элегии соотносят две реальности, два этапа жизненной и творческой биографии. «Поэтический побег» по хребтам моря, символа свободной стихии, стремлений к другим берегам, к морю житейскому.
«Разговор поэта с книгопродавцем» — диалог двух концепций жизни и творчества. Поэзия и проза, духовные ценности и материальные блага, вдохновение и рукопись, свобода и зависимость, слава и польза — все это обретают в общем контексте исповеди поэта и реальных комментариев — совета книгопродавца свою диалектику. На первый взгляд кажется, что книгопродавец —демон-искуситель, но его порой циничные речения пронизаны не просто знанием реалий современного мира, но и философской мудростью, эстетической трезвостью: «Не продается вдохновенье, // Но можно рукопись продать». Последняя реплика поэта: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся» из пространства стиха переходит в пространство прозы. И этот переход причина осознания новых реалий, новой эстетики действительной жизни. Романтический мир поэта («Я время то воспоминал», «самолюбивые мечты, утехи юности безумной!), его абсолютная свобода претерпевают изменения и включаются в новый творческий контекст.
«Зимний вечер», «Няне», «Признание» открывают мир живых человеческих чувств, ежедневных впечатлений. Как поэту ему ничто человеческое не чуждо.
И обращенное к А.П. Керн любовное послание — история жизни. Мгновенья, годы, дни, «томленья грусти безнадежной», «тревоги шумной суеты», «бурь порыв мятежный», «мрак заточенья», «глушь» — это то поэтическое пространство, в котором божество, вдохновенье, слезы, жизнь, любовь то исчезают, то пробуждают. Анна Петровна Керн и в пушкинском сознании, его эпистолярном дискурсе не была ангелом и воплощением нравственной чистоты «Чудное мгновенье» — часть большой духовной жизни, и потому оно прекрасно, но преходяще. Любовь для Пушкина — это всего лишь часть жизни, а потому в ее поэтическом воссоздании он фиксирует не конкретный облик ее носителя, а «память сердца», которая, как известно, «сильней рассудка памяти печальной».
«19 октября» — ярчайшее проявление поэзии действительности. Но начиная с первых стихов «Роняет лес багряный свой убор, // Сребрит мороз увянувшее поле...», Пушкин настойчиво тему лицейского братства, воспоминания детства и юности сопрягает со своей нынешней жизнью, а биографии своих друзей включает в большой контекст современной истории. Рефреном проходящие слова: «печален я», «я пью один», размышления о бегущих днях, об утратах, горькие признания: «Увы, наш круг час от часу редеет», вопрос: «Кому ж из нас под старость день Лицея // Торжествовать придется одному?» превращают 19 октября» в чудное мгновенье быстротекущего бытия. «Друзья мои, прекрасен наш союз!..», «Служенье муз не терпит суеты; // Прекрасное должно быть величаво...», «Поговорим о бурных днях Кавказа // О Шиллере, о славе, о любви» — эти поэтические афоризмы, сгустки духовного и творческого опыта, расширяют пространство рефлексии. Странники, изгнанники, поэты, государственные мужи — все они оказались на пиру жизни и творческого воображения.
Мощь поэтического слова, сила пророческого дара заполняет пространство лирики Пушкина периода ссылки в Михайловское как утверждающий момент поэзии жизни.
Два года Михайловского уединения, Северной ссылки — это целая эпоха духовного и творческого развития поэта. Пушкин открывает свое подлинное лицо русского национального поэта — гения, поэта жизни действительной. А. С. Стал на точку народного духа, ему помогла Арина Родионовна и русская деревня. Появляющиеся одна за другой главы «Евгения Онегина» (в Михайловском была завершена 3-я и написаны 4, 5, 6-я главы), «Цыганы», «Борис Годунов», «Граф Нулин» — зримое отражение этого процесса.
