§ 9. Причины исчезновения классической эмпирической психологии сознания. К проблеме психологического кризиса
Подводя итог анализу развития научной психологии в рамках классической психологии сознания, следует сказать, что уже ко второй половине XIX в. нарастает критика основных ее постулатов и принципов. Это обусловлено прежде всего практическими запросами к психологической науке со стороны педагогов, врачей, промышленников, учителей и др., деятельность которых была тесно связана с психологической реальностью и которые стали требовать от психологии четких практических рекомендаций. Однако интроспективная психология сознания была очень далека от жизни. В то же время развитие других наук (прежде всего неклассической физики, биологии и других дисциплин) привело к необходимости пересмотра методологических постулатов классической науки, которые в той или иной степени разделяла эмпирическая психология сознания.
Рефлексия психологами основных постулатов своей науки привела многих из них уже в начале XX в. к полному отказу от позиций интроспективной психологии сознания и созданию новых концепций, в которых совершенно иначе определялись предмет и методы, а также задачи психологической науки. В психологии возникает ситуация своеобразного «взрыва», результатом которого было появление самых разных направлений в психологии, каждое из которых по-своему решало фундаментальные проблемы психологической науки и практической работы. При этом в возникновении новых психологических направлений активное участие принимали не только психологи «по образованию» — так, одно из влиятельнейших в современной психологии направлений — психоаналитическое — было создано врачом 3. Фрейдом. В начале XX в. возник тот самый плюрализм, который до сих пор определяет лицо современной психологии.
Многие ученые расценили это состояние психологии как кризисное. Фраза русского психолога Н. Н. Ланге о том, что психолог напоминает Приама, сидящего на развалинах Трои, стала расхожей. Причем в своих работах Н. Н. Ланге затрагивает лишь ранний период кризиса психологии и анализирует концепции, возникшие в конце XIX — начале XX в., обнаруживая, что для современной ему психологии характерны «крайнее разнообразие течений, отсутствие общепризнанной системы науки, огромные психологические различия между отдельными психологическими
119
школами» [54, 72]. Такие различия он обнаруживал, например, между структурализмом и функционализмом. А ведь еще не появились (или не были отчетливо заявлены) точки зрения на психологию представителей психоанализа, бихевиоризма, гештальт-психологии и других направлений в зарубежной психологии, каждое из которых открыто выступало против каких-либо положений «классической эмпирической психологии сознания». Так, в начале XX в. бихевиористы выдвигают новый предмет психологии — поведение — как реальность, которую — в отличие от субъективной реальности — можно, по их мнению, изучать объективно. Психоанализ начинает разрабатывать эмпирические подходы к бессознательному, которое игнорировалось в психологии сознания. Гештальтпсихология протестует против элементаризма старой психологии. Французская социологическая школа доказывает конкретно-социальную обусловленность сознания, которая также отрицалась интроспективной психологией. Еще более глубоко подошли к отрицанию старой психологии отечественные психологические школы, созданные Л.С.Выготским, А.Н.Леонтьевым, С.Л.Рубинштейном и другими.
В своей работе «Исторический смысл психологического кризиса», написанной в середине 20-х гг. XX в., Л.С.Выготский, проанализировав сущность, причины и смысл этого кризиса, пришел к следующим выводам.
Во-первых, причины кризиса (или, что то же самое, его движущие силы) он усмотрел в развитии прикладной (практической) психологии, требующей от академической науки принципиально новых решений проблемы природы психической реальности и принципиально новой методологии ее изучения. Поэтому смысл кризиса Л.С.Выготский видел не в борьбе новых направлений против старой, классической психологии, а в скрытой за всеми частными столкновениями борьбе «двух психологии», т.е. материалистических и идеалистических тенденций в этой науке. Причем материализм и идеализм понимались здесь не совсем в традиционном философском смысле слова. По Л.С.Выготскому, материалистическая линия в психология есть стремление к реальному познанию всех составляющих человеческой психики без исключения со строго научных позиций, основными принципами которой были принципы детерминизма и объективности. Идеализм, по Л.С.Выготскому, напротив, ведет к отказу от такого объяснения, индетерминизму, ссылкам на божественную природу высших психических процессов и т.п.
Во-вторых, Л.С.Выготский глубже всех современных ему авторов проанализировал суть понимания сознания в классической интроспективной психологии и отверг то представление о сознании, которое существовало в ней, предложив свое собственное его понимание.
120
Некоторые положения этой критики можно понять, только зная концепцию Л.С.Выготского (о ней речь впереди), но отдельные пункты этой критики (с нашими комментариями) все же можно привести и сейчас.
1. Основной принципиальный недостаток интроспективной психологии сознания — отождествление в ней научного знания и переживания. Если бы явление и сущность в психологии совпадали (распространяет Л. С. Выготский известное положение К. Маркса на психологию), не нужна была бы никакая наука. Сознание не сводится к совокупности (или целостности) явлений внутреннего мира, открытых для познания лишь субъекту сознания, — это объективная реальность, подлежащая такому же научному изучению, как и любая другая реальность.
2. Метод интроспекции не есть метод научного исследования сознания, поскольку он не имеет статуса объективного научного метода. Это не означает, что мы не можем использовать в психологии метод самонаблюдения, поскольку понятия «интроспекция» и «самонаблюдение» не тождественны. Во-первых, мы можем получить более объективные сведения о себе, не «вживаясь» в свои внутренние переживания, как это рекомендовали психологи-ин-троспекционисты, а наблюдая за своим поведением в объективных жизненных ситуациях. Никакая интроспекция не даст субъекту сведений о том, «храбр ли он», — только реальное участие в соответствующих событиях (например, в бою) покажет человеку, может ли он считать себя храбрым. Во-вторых, мы можем использовать данные самоотчета испытуемого о своих переживаниях (что он чувствовал, например, при предъявлении ему той или иной картинки), но как сырой материал, требующий толкования и оценки. В-третьих, можно использовать для научных целей и описания писателем (и другими житейскими психологами) диалектики его души, но опять-таки как сырой материал, требующий обработки.
3. В любом случае, занимаясь самонаблюдением, мы не должны считать, что можем непосредственно познать сознание в его сущности. Всякое научное познание есть, по Л. С. Выготскому, опосредствованное познание. Психическая деятельность не дана нам непосредственно как объект научного изучения — ее необходимо реконструировать, изучая отдельные ее проявления (явления) в речевых и поведенческих реакциях. В интроспективной психологии, где сознание считалось открытым для непосредственного познания лишь его субъектом, в принципе применялись некоторые методы опосредствованного изучения психики тех испытуемых, которые заведомо были не способны к интроспекции (животные, дети, душевнобольные, представители первобытных культур и т.д.). Этими методами выступали, например, внешнее наблюдение, анализ продуктов деятельности индивидов и др. Одна-
121
ко полученные подобным путем данные истолковывались все равно в контексте интроспективного подхода. Так, Э. Б.Титченер писал: «Психолог заключает по аналогии, что все, применимое к нему, применимо, в принципе, и к животному, к обществу и к душевнобольному. Он делает вывод, что движения животных, в громадном большинстве, суть выразительные движения, что они выражают душевные процессы животного или дают знать о них. Поэтому он старается, насколько это только возможно, поставить себя на место животного, найти условия, при которых его собственные выразительные движения были бы в общем того же рода; и затем он старается воссоздать сознание животного по свойствам своего человеческого сознания... Он наблюдает выразительные движения и регистрирует душевные процессы животного в свете собственного самонаблюдения» [120, 26—27].
Исследования зоопсихологов, психиатров и социологов на рубеже XIX —XX вв. показали, что предлагаемая Э.Титченером (и — шире — всей интроспективной психологией) процедура просто невозможна из-за качественных отличий сознания европейски образованного человека от психики животного, душевнобольного человека и представителей иных культур. На этой позиции стоял и Л. С. Выготский.
Впрочем, его критику интроспективной психологии мы сможем лучше понять, когда детально познакомимся с положениями его «культурно-исторической» концепции в главе 5. В следующей главе данного раздела будет представлен обзор основных психологических направлений, возникших практически одновременно в начале (первой трети) XX в., идеи которых до сих пор существуют и продолжают развиваться в современной психологической науке и практике.
