В данной статье Добролюбов демонстрировал, как «художественность взяла свое» в «Обломове». Публика негодовала на то, что герой романа в течение всей первой части не действует, что в романе автор уклонился от острых современных вопросов. Добролюбов увидел «необыкновенное богатство содержания романа» и начал свою статью «Что такое обломовщина?» с характеристики неторопливого таланта Гончарова, присущей ему огромной силы типизации, как нельзя лучше отвечавшей обличительному направлению своего времени: «По-видимому, не обширную сферу избрал Гончаров для своих изображений. Истории о том, как лежит и спит добряк-ленивец Обломов и как ни дружба, ни любовь не могут пробудить и поднять его,-не бог весть какая важная история. Но в ней отразилась русская жизнь, в ней предстает перед нами живой, современный русский тип, отчеканенный с беспощадною строгостью и правильностью; в ней сказалось новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это - обломовщина; оно служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни, и оно придает роману Гончарова гораздо более общественного значения, нежели сколько имеют его все наши обличительные повести. В типе Обломова и во всей этой обломовщине мы видим нечто более, нежели просто удачное создание сильного таланта; мы находим в нем произведение русской жизни, знамение времени». Роман «растянут», но это-то и дает возможность обрисовать необычный «предмет» — Обломова. Такой герой и не должен действовать: здесь, как говорится, форма вполне соответствует содержанию и вытекает из характера героя и таланта автора.
В основе критической методологии Добролюбова лежит своего рода социально-психологическая типизация, разводящая героев по степени их соответствия идеалам «нового человека». Наиболее откровенной и характерной реализацией этого типа для Добролюбова явился Обломов, который честнее в своей ленивой бездеятельности, т.к. не пытается обмануть окружающих имитацией активности. Столь негативно комментируя явление «обломовщины», критик тем самым переводит ответственность за возникновение подобных общественных пороков на ненавистную ему социальную систему.
Далее в своей статье Добролюбов делает художественные разборы искусственности образа Штольца, об идеальности образа Ольги и полезности ее, как образца для стремлений русских женщин. Далее Добролюбов говорит о том, что «Гончаров, умевший понять и показать нам нашу обломовщину, не мог, однако, не заплатить дани общему заблуждению, до сих пор столь сильному в нашем обществе: он решился похоронить обломовщину и сказать ей похвальное надгробное слово. «Прощай, старая Обломовка, ты дожила свой век» - говорит он устами Штольца, и говорит неправду. Вся Россия, которая прочитала и прочитает Обломова, не согласится с этим. Нет, Обломовка есть наша прямая родина, ее владельцы – наши воспитатели, ее триста Захаров всегда готовы к нашим услугам. В каждом из нас сидит значительная часть Обломова, и еще рано писать нам надгробное слово». Таким образом, мы видим, что, уделяя столь серьезное внимание идеологической подоплеке литературного творчества, Добролюбов не исключает обращение к индивидуальным художественным особенностям произведения. Талант автора, художественная убедительность его творений остается для Добролюбова важным критерием оценки.
До недавнего времени наша наука в критическом анализе романа И. А. Гончарова “Обломов” опиралась в основном на мнение Н. А. Добролюбова, который, как известно, рассматривал характер Обломова в общественном плане, фиксируя свое внимание на социальной стороне обломовщины как явления русской жизни. Не ставя под сомнение заслугу Добролюбова в оценке романа, хотелось бы обратить внимание и на другие подходы к этому произведению. В частности, на статью А. В. Дружинина, появившуюся в том же году, что и статья Н. А. Добролюбова, но несколько позже — в 12 номере журнала “Библиотека для чтения” за 1859 год.
Прежде всего в своем анализе Дружинин исходит из того, что Гончаров “есть художник чистый и независимый”. А. В. Дружинин почти в каждой своей работе вынужден был вновь и вновь разъяснять эстетические положения своей “артистической” (термин Дружинина) теории. Вот и в статье о романе “Обломов” характеристику образа главного героя он предваряет теоретическими рассуждениями о значении великих, т. е. “чистых”, художников. Заметим также, что “чистое” у Дружинина не значит бесплодное, отвлеченное, лишенное каких бы то ни было земных соответствий. Чистое — это прежде всего духовно наполненное, это та степень духовной красоты и нравственного совершенства, явленная в произведениях искусства, та высота, к которой должен стремиться каждый художник, ибо он ответственен перед Богом и людьми за цельность и чистоту идеала, выраженного в его творениях. Дружинин считал, что значение таких произведений неизмеримо возрастет “в эпохи сомнения или отрицания”, так как именно чистый художник, т.е. свободный от влияния сиюминутных модных идеологических пристрастий, может быть опорой человеческой душе. “Поэзия есть солнце нашего внутреннего мира”, — говорил Дружинин. И солнце это должно служить вечным неизбывным ценностям Красоты, Добра и Правды в их высшем, идеальном проявлении. А в “период тревожной практической деятельности, при столкновении научных и политических теорий” внутренний мир человека расшатывается, колеблется. Поэтому только чистый источник поможет укрепить, как бы защитить нашу душу от житейского разврата.
Таким образом, утверждая за Гончаровым эпитет “чистый”, Дружинин тем самым подчеркивает объективную манеру повествования писателя, рожденную глубоким чувством реализма. Но реализм этот, по замечанию Дружинина, лишен “сухой натуральности”, “постоянно согрет глубокой поэзиею”. Именно на поэтическую сторону натуры Ильи Обломова направлено внимание критика. Поэтому Обломов вызывает не одно только раздражение (это, как считает Дружинин, поверхностный взгляд на его характер), а и уважение не только у читателей, но и у персонажей, которые окружают героя. Дружинин признает право читателей на справедливое негодование в адрес Обломова. Но он решительно выступает в защиту “внутреннего” Обломова, не чуждого нравственно-духовным ощущениям. Да, обломовщина нестерпима в общественном быту как явление социальной жизни, как тип поведения, но Дружинин не признает ее “плодом гнилости и растления”. В этих свойствах Обломова видится Дружинину отражение положительных черт русского национального характера, сформировавшегося, добавим от себя, в лоне Православия. Само обломовское неприятие противоречий социального мира, оно в своих глубинных истоках связано, как нам думается, с христианским миропониманием ценностей человеческого бытия. Очень многие понятия и ощущения героя предопределены нравственными принципами православного менталитета.
В типологическом разрезе Обломов представляет образ человека, не подготовленного к практической жизни. И таких людей много, как считал Дружинин. Дружинин полагает даже, в отличие от Добролюбова, что наличие иных условий социальной жизни могли бы дать простор или толчок для деятельного развития благодатных природных качеств Обломова. Все то ценное, что есть в “голубиной” душе героя, и в самом деле может быть залогом возрождения к жизни, если не самого Ильи Ильича, то людей, сохранивших его положительные свойства. Впрочем, это вопрос будущего, Дружинин к нему не обращается. Однако для нас ясно, что обломовщина для критика это не знак расставания с оскудевшим прошлым, но та точка, от которой русскому человеку рано или поздно придется начинать свое движение к обновлению, к реализации того ценного и хорошего, что было и есть в русском православном человеке, но стеснено и даже убито, как у Обломова, судорожной сутолокой тех процессов, которые именуются социальным прогрессом.
В связи с этим уместно коснуться вопроса о том, как понимал Дружинин соотношение истинной литературы с общественным прогрессом, и вообще — со всем тем, что именуется практической стороной жизни.
Дружинин вовсе не отрицал этой сферы и не третировал ее, как казалось некоторым яростным противникам “артистической школы”. Для Дружинина важно было определить действительные, а не воображаемые (устанавливаемые к тому же априорно), соотношения литературы и общественного прогресса. Однако “правда”, сообщаемая поэтом, истинным поэтом, не есть, по Дружинину, “руководство к действию”, она не дает обществу и не должна давать “направления для своей практической деятельности”.
Но что же в таком случае дает поэт обществу? “Веру и власть в делах своего внутреннего (Разрядка моя. — Л. Щ.) мира”, нравственный урок, “самый сладкий из уроков в одно и то же время прочный и справедливый”. Именно такой урок, по мнению Дружинина, преподнес обществу (и не только русскому!) И. А. Гончаров в романе “Обломов”.
Таким образом, статья А. В. Дружинина позволяет нам не только взглянуть с иной стороны на характер всем известного хрестоматийного героя, но и глубже проникнуть в замысел романа “Обломов”.
