Кризисные тенденции своего времени ярко выразил в многочисленных сочинениях поэт, беллетрист, переводчик, религиозный мыслитель, литературный критик Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865—1941).
Совсем молодым человеком он дебютировал на литературно-критическом поприще в журнале «Северный вестник» статьей «Старый вопрос по поводу нового таланта», посвященной книгам А.П.Чехова «В сумерках» (1887) и «Рассказы» (1888). В начале 1890-х годов он выступил как ревностный приверженец «субъективной критики», ее критике объективной, «научной», стремящейся только к холодной бесстрастной исторической достоверности. Принципы истолкования произведения, его интерпретации у Мережковского сводились к тому, чтобы дать литературному, историко-культурному факту религиозное обоснование. А в качестве трех главных элементов будущего русской литературы он назвал мистическое содержание, символизацию и «расширение художественной впечатлительности». Апробацией субъективного литературно-критического метода стала лекция Мережковского, прочитанная им в декабре 1892 г., «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы», в 1893 г. изданная отдельной брошюрой, а также книга очерков о русских и зарубежных писателях «Вечные спутники» (1896). «Метод субъективный есть метод творческий», — провозгласил Мережковский. Защита этого метода стала реакцией на неприемлемый для критика «художественный материализм», позитивизм и «утилитарный пошлый реализм» современной литературы.
Мережковский считал, что в мировой жизни существует полярность, в ней борются две правды — небесная и земная, дух и плоть, «Христос и Антихрист». Первая проявляется в стремлении духа к самоотречению и слиянию с Богом, вторая — в стремлении человека к самоутверждению, владычеству индивидуальной воли. В ходе истории два потока в предвестии будущей гармонии могут разъединяться, но дух постоянно устремлен к их высшему слиянию, которое станет венцом исторической завершенности. На подобных противопоставлениях строятся и литературно-критические работы Мережковского, самая значительная из которых — двухтомное исследование «Л.Толстой и Достоевский» (1901—1902).
Достоевский представлен здесь «провидцем духа», а Толстой — «провидцем плоти». В соединении их художественных открытий Мережковский предрекает последнюю, вершинную ступень человеческого познания мира, т. е. постижение высших религиозно-мистических тайн бытия. Подобная литературная антитеза представлена и в статье «Две тайны русской поэзии» (1915), посвященной Некрасову и Тютчеву. Некрасов, по мнению Мережковского, является «поэтом общественности», Тютчев представляет собой «поэта личности». Первый близок христианскому социализму, второй — гениальный индивидуалист. Для Мережковского они противоположны, но одновременно являются своеобразными двойниками, потому что между ними есть одна возможная точка сближения. Она — в Боге. Следует заметить, что примерно с таких же позиций оценивал Мережковский и писателей-современников: Чехова, Короленко, Л. Андреева, Блока, Белого, Розанова, Вяч. Иванова. По сути дела, В. С. Соловьев и Д. С. Мережковский, определяя характер новых тенденций в литературе, закладывали традиции «новой критики», возвращающей художника из области социальных исканий к эстетическим переживаниям.
Провозглашенная «новой критикой» самодостаточность литературы понималась оппонентами — представителями социологической критики — односторонне. Они говорили о предательстве высоких идеалов классической литературы, о забвении роли литературы как «учебника жизни», о возврате к идее «искусства для искусства». Так, в 1890-е годы возобновили полемическое сосуществование две линии в русской литературной критике: социологическая и эстетическая.
