Она была продуктом естественного для 1850-60-х годов стремления примирить противоположности «реального» и «эстетического» направлений в критике и эстетике или же предложить концепцию, в которое это противоречие «снималось» бы, переставало быть существенным. Критика А.А. Григорьева была не единственной такой попыткой, но органический метод отличается системностью, а взгляд А.А. Григорьева, бывшего еще и значительным поэтом,— верностью и глубиной; все это обеспечило органической критике значительное влияние на последующее развитие литературно-критических методик. Для системы А.А. Григорьева характерна стройность и целостность философской системы, развитый и самостоятельно выстроенный метаязык, объединяющий эстетическую теорию и критическую практику. В современном литературном процессе А.А. Григорьев выступал противником как реальной, так и эстетической критики.
1) Центральные категории мышления А.А. Григорьева — организм и вытекающая из нее категория органичности. Критик рассматривает жизнь нации как единый организм и считает неотъемлемой его частью национальный идеал жизни. Истинно только искусство, исходящее из этого органического национального идеала. В наибольшей целостности и полноте А.А. Григорьев находил его в сознании и быту купечества, в меньшей — крестьянства.
2) Противоположностью органичности А.А. Григорьев считает сделанность. Сделанными он называет произведения, исходящие из какой-либо идеи, а не из созерцаемого духовным зрением художника национального идеала. А.А. Григорьев, как и большинство его современников, включал в мыслимую им модель литературы и критики категорию идеала, но давал ему иное место в системе, нежели социологи. У В.Г. Белинского и реалистов идеал — дело субъективное и творческое, у марксистов и Н.К. Михайловского — это теоретическая реальность, но у всех у них — идеал есть категория для сравнения действительности с желаемым состоянием общества. У А.А. Григорьева идеал — объективная реальность, духовная онтология национальной жизни, и художник не сравнивает жизнь с идеалом, а являет идеал в своих творениях, выявляет его из глубин созерцаемой жизни.
3) Созерцание национального идеала доступно и художнику, и критику только в том случае, если он ощущает себя кровной частью народа, если он включен в органику народной жизни. Кр судит исходя только из духовных констант национального бытия. В этом смысле, критик оказывается голосом самого народа, судящим об искусстве.
Критик ищет национальный идеал, искусство способно его воплощать. Значит, критик ищет его и в искусстве, и в жизни вместе с искусством. Литература и критика представляются А.А. Григорьеву как незавершенный (и вряд ли завершимый) процесс познания и самопознания.
Постоянным ожиданием и требованием А.А. Григорьева является только «органичность». Но поиск национального идеала приводит А.А. Григорьева к некому комплексу убеждений, «знаний» об этом идеале — в частности, это представление и о национальности как непременном качестве литературы, о ценностях купеческого уклада, о противоречивости основных национальных начал.
Высочайшую оценку А.А. Григорьев давал Пушкину как единственному поэту, представившему в своем творчестве национальный идеал. Из современников наибольшую симпатию А.А. Григорьева снискал А. Островский, высоко ценил А.А. Григорьев и И. Тургенева, Н. Некрасова, Л. Толстого. Воззрения позднего А.А. Григорьева гармонично сочетались с воззрениями братьев Достоевских и художественной практикой Ф.М. Достоевского, о котором А.А. Григорьев, впрочем, написал мало, хотя сотрудничал в его изданиях и разделял его концепцию «почвенничества».
Жанр и текст. А.А. Григорьев — автор пространных статей для неторопливого чтения, написанные доверительным, но в то же время философским стилем.
Метаязык. Все историки критики и литературы отмечают необычность и «самодеятельность» метаязыка статей А.А. Григорьева. Действительно, опорная терминология А.А. Григорьева была придумана самостоятельно. Во-первых, А.А. Григорьев мыслил свою критику противостоящей всей сложившейся системе современной критики, поэтому не мог принимать ее язык и ее «теоретические» категории. Во-вторых, чуждаясь теории, А.А. Григорьев стремился говорить о литературе языком самой литературы, поэтому для него характерна замена устоявшихся терминов на новые, созданные на основе метафор. Таковы наименования двух типов литературы смиренный и хищный.
В статье «Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства» (1857) Григорьев, разделил художественные произведения на «органические» и на «деланные», наметил соответствующие задачи литературной критики, которая должна обнаруживать восходящие связи «деланных» произведений с их источником, а «органические» оценивать, исходя из жизненной и художественной восприимчивости критика. При этом Григорьев ищет пути сочетания представлений об историчности литературы и ее идеальности: отрицает плодотворность «чистой» эстетической критики, которая, по его мнению, сводится к «материальному» протоколированию художественных средств и приемов, не приемлет и метод современного историзма, который связывает литературу с сиюминутными интересами эпохи, отвергает рационалистический взгляд на искусство — «теоретическую» критику, предвзято отыскивающую в художественном произведении те аспекты, которые соответствуют априорным умозрениям теоретиков. В статье «После «Грозы» Островского» Григорьев оспаривал утверждение Добролюбова, что Катерина - образ «протестующий»; Островский не сатирик, а «народный» писатель. Добролюбов ясно говорил, что Островский поднимается до общечеловеческих интересов, показывая и в «темном царстве» пробивающиеся «лучи света». Григорьев понимал «идеалы» Островского иначе. Для него русское купечество, целиком взятое, и было хранителем русской национальности, «почвой» русской народности.
