Почти все исследователи, изучавшие игру, единодушно отмечали, что она является наиболее свободной, непринужденной, приносящей максимальное удовольствие деятельностью ребенка-дошкольника, в которой он делает только то, что хочет сам. Но парадокс заключается в том, что именно в этой, максимально свободной от всякого принуждения деятельности, казалось бы, целиком находящейся во власти эмоций, ребенок раньше всего научается управлять своим поведением и регулировать его в соответствии с общепринятыми правилами. Как же такое становится возможным?
Для того чтобы ребенок взял на себя роль другого человека, необходимо выделить в этом человеке характерные признаки, присущие только ему, правила и способ его поведения. Если мы хотим, чтобы дети брали на себя роли врачей, летчиков или учителей, нужно прежде всего, чтобы они выделили для себя правила и способы поведения этих персонажей. В том случае, если этого нет, если то или иное лицо просто обладает привлекательностью для ребенка, но его отношения с другими и правила его поведения не ясны, роль не может быть выполнена. Беря на себя роль взрослого, ребенок тем самым присваивает определенный, понятный для себя способ поведения, присущий этому взрослому.
Может показаться, что ребенок берет роль взрослого только условно, ≪понарошку≫. Может, и выполнение игровых действий тоже является условным?
Вопрос об условности выполнения правил в игре, о свободе ребенка по отношению к взятой на себя роли специально исследовался в одной из работ Д. Б. Эльконина, где взрослый, организовав вместе с дошкольниками игру во врача, делающего прививки детям, пытался нарушить правила поведения доктора.
Тогда, когда ребенок, выполнявший роль врача, готов был произвести все привычные во время прививок операции, взрослый говорил: ≪А знаете, ребята, у меня есть настоящий спирт для протирания, с которым можно делать настоящие прививки. Ты сначала привей, а я потом принесу, а ты потом смажешь спиртом≫.
Дети, как правило, бурно реагировали на такую попытку нарушить логику действий врача: ≪Вы что? Так не бывает. Сперва надо протереть, а потом привить. Я лучше подожду≫.
Последовательность действий той роли, которую берет на себя ребенок, имеет для него ≪силу закона≫, которому он должен подчинять свои действия. Всякая попытка нарушить эту последовательность или внести элемент условности (например, сделать так, чтобы мышки ловили кошек, или чтобы шофер продавал билеты, а кассир вел автобус) вызывает бурный протест детей, а иногда даже приводит к разрушению игры.
Взяв на себя роль в игре, ребенок тем самым принимает систему жесткой необходимости выполнения определенных действий в определенной последовательности. Так что свобода в игре весьма относительна — она существует только в пределах взятой на себя роли.
Но все дело в том, что эти ограничения ребенок берет на себя добровольно, по собственному желанию. Более того, именно это подчинение принятому закону доставляет ребенку максимальное удовольствие.
По словам Л. С. Выготского, игра — это ≪правило, ставшее аффектом≫ или ≪понятие, превратившееся в страсть≫. Обычно ребенок, подчиняясь правилу, отказывается от того, что ему хочется. В игре же подчинение правилу и отказ от действия по непосредственному импульсу приносит максимальное удовольствие. Игра непрерывно создает такие ситуации, которые требуют действий не по непосредственному импульсу, а по линии наибольшего сопротивления. Специфическое удовольствие от этой деятельности связано как раз с преодолением непосредственных побуждений, с подчинением правилу, заключенному в роли.
Именно поэтому Выготский полагал, что игра дает ребенку ≪новую форму желания≫. Здесь он начинает соотносить свои желания с ≪идеей≫, с образом идеального взрослого. Если такого соответствия нет, если правила игры часто нарушаются, вместо удовольствия дети испытывают разочарование и скуку.
