Последние два десятилетия ХХ в. стали эпохой фундаментального переструктурирования урбанистических процессов по всему миру. Причины этого чрезвычайно значительного явления очевидны. Речь идет, во-первых, об информационно-технологических процессах, создавших в конце ХХ в. систему глобальных сетевых коммуникаций и организационных структур. Во-вторых, речь идет о фундаментальной исторической новации, получившей развитие во второй половине ХХ в. Система глобального распределения силы формируется в настоящее время на основе экономической, а не военной мощи, о чем свидетельствуют примеры таких государств, как Германия, Япония или, в прошлом, Сингапур.
Эти процессы изменили глобальную карту современного мира, уменьшив роль и значение национальных государств в результате создания еще одной новой картографии, основу которой составляют современные крупные урбанистические образования. Этот процесс получил название “новая урбанизация”
Наиболее разработанной концепцией Лос-Анджелесской школы является концепция Э. Сойи. Он предложил социологическую классификацию, разработанную применительно к анализу специфики современного урбанистического процесса и формирования современных глобальных городов. Она предложена в качестве общей социологической теории “пространственности человеческой жизни” и “геоистории городского пространства”.
По его мнению, мы во все большей степени осознаем, что «мы суть пространственные существа, постоянно коллективно продуцирующие пространства и места, территории и регионы, среды обитания. Этот процесс производства пространственности, или “сотворения географии”, начинается с тела, с конструирования и функционирования “Я”, с человеческого субъекта как пространственного существа, вовлеченного в сложное отношение со своей средой. Наши действия и мысли оформляют пространство вокруг нас, но в то же время коллективно и социально спродуцированные пространство и места, в которых мы живем, так же оформляют наши действия и мысли. Мы только начинаем понимать, как это происходит. Используя известные термины социальной теории, можно утверждать, что человеческая пространственность — продукт как человеческой агентности, так и средовой и контекстуальной структурированности».
Основываясь на этой концептуализации, Э. Сойя выстраивает типологизацию урбанистических форм жизни как историческую периодизацию, как “геоисторию” человеческих поселений. Эта история предстает у него как история четырех урбанистических революций.
Первая урбанистическая революция связана с процессом “протоурбанизации”, начавшемся 10 тыс. лет назад в период неолита в Юго-Восточной Азии. Речь идет о формировании новых поселенческих форм (плотно расположенных прямоугольных глинобитных домов) и об организации социальной жизни, вырастающих на основе оседлой сельскохозяйственной деятельности (в отличие от охоты и собирательства) и социального порядка, укорененного в родственных или этнических связях, нуклеарной или расширенной семье, кланах и системах родства. Племенные общества развили сложные религиозные ассоциации, производственные технологии и социальные организации, базирующиеся не только на гендере, но и на возрасте, опыте, происхождении и военном навыке. Практиковались формы взаимообмена и символического бартера, технологии перераспределения богатства, давшие старт новым политическим формам, таким, как “вождизм” или “деревня-государство”.
Появление города Э. Сойя связывает со второй урбанистической революцией, которая произошла приблизительно 6 тыс. лет назад в долине Тигра и Евфрата. Появление города как новой урбанистической формы связано с институционализацией городагосударства, широким распространением ирригационных технологий, появлением городского разделения труда и “письменной истории”. Описанные процессы дали старт “цивилизации” и “городу”. По мнению Э. Сойи, государство и его “расширенные формы” — империи, а затем и “воображаемое сообщество” в виде нации-государства предполагают город в качестве своей основы и базовой формы, а гражданство — как символическое движение от жителя города к жителю государства.
Третья урбанистическая революция развертывается в постфеодальной Европе с ее глобализирующей сетью колониальных метрополий и торгово-капиталистическими городами. В данном случае пространственная специфика урбанизма и связанное с ним динамичное развитие сочетались с тем, что современная западная наука называет европейской эпохой Просвещения, а также с оформлением коллективного сознания модерна. Социальное производство городского пространства начиная с XVI в. оказывается увязанным с развитием капитализма, приведшим к оформлению урбанистического промышленного капитализма и модернового метрополиса. Образцами модернового индустриально-капиталистического метрополиса можно считать “городские пространства Манчестера и Чикаго”.
Четвертая урбанистическая революция, или принципиальная трансформация урбанизма, связана с появлением постметрополиса, образцом которого общепризнанно считается Лос-Анджелес. Э. Сойя выделяет шесть основных дискурсов, в которых осуществляется анализ постметрополиса:
- Первый дискурс строится вокруг постфордистского индустриального метрополиса. Он сохраняет представление о тесной связи между процессами индустриализации и урбанизации. Э. Сойя также констатирует утрату социологией ведущих позиций в концептуализации новых процессов урбанизации и постметрополиса. Отчасти ответом может служить “социологизм”, который понимается Э. Сойей как возврат к устоявшимся дисциплинарным традициям как теоретической, так и эмпирической социологии. Подобный социологизм стремится представить все новое и требующее осмысления как старое и известное.
Одной из форм такого отступления на старые дисциплинарные позиции является постоянное обращение к версии постиндустриального общества. Э.Сойя считает, что сегодня деиндустриализация идет паралелльно с мощным процессом реиндустриализации, который базируется на производстве не только высокотехнологичной электроники, но также на ремесленном производстве, связанном с дешевым трудом и расширением сферы специализированных услуг. Все это создает новые индустриальные пространства, которые значительным образом реорганизовали индустриальную географию позднемодерновой, или фордистской, метрополии.
- Социологи сыграли значительно более важную роль в рамках второго дискурса — дискурса глобализации и оформления мирового города. Дискурс, посвященный глобальным городам, был ослаблен неадекватным пониманием процесса индустриального реструктурирования, а также присутствием социологизма как приверженности старым объяснительным парадигмам. Э. Сойя выступает против чрезмерного внимания к командным и контрольным функциям секторов FIRE (финансы, страхование, недвижимость) в литературе, посвященной глобальным городам. В таком сужении дискурса заключается его слабость. Тезис о том, что при формировании мирового города финансовый сектор во все большей степени удаляется от зон промышленного производства и зон продуктивной экономики, искажает общие дебаты о глобализации и формировании мирового города. Примеры НьюЙорка и Лондона препятствуют пониманию как пространственности глобализации, так и новой культурной политики идентичности и различия, утверждающейся в новых городах.
- Третий дискурс связан с формированием “экзополиса”. Речь идет о процессе роста внешних городов, окраинных городов, а также других проявлений довольно странной урбанизации пригородов. Также речь идет о драматичном реконституировании “внутреннего города”, что связано как с выездом местного населения, так и с прибытием рабочих и “культур” из “третьего мира”. В результате социальная и пространственная организация постметрополиса вносит путаницу в традиционные способы определения того, что такое городской, негородской, пригородный и т.п.
Термин “экзополис” используется для описания этого дискурса в силу двойного смысла: “экзо” означает как то, что город перерастает традиционное городское ядро, так и то, что он уже не являет свои традиционные свойства. Такая(-ое) радикальная(-ое) деконструкция/реконституирование способствовали появлению и других неологизмов, обозначающих новые формы, которые возникают в постметрополисе — постпригороды, метроплекс, технополис, городские деревни, региональные города, 100-мильный город. Это способствовало также появлению новых подходов к урбанистскому дизайну, таких как “новый урбанизм” в США, а также неотрадиционалистское городское планирование.
- Четвертый дискурс исследует переструктурированную социальную мозаику. С этим дискурсом связаны работы наибольшего числа социологов-урбанистов. Этот дискурс ориентирован на исследование того, что Э. Сойя называет метрополярностями: растущие социальные неравенства, увеличивающиеся различия в доходах, новые виды социальной поляризации и стратификации, которые плохо ухватываются посредством неравенств, базирующихся на классовых и расовых моделях, а также на привычной модели высшего — среднего — низшего классов. Этот дискурс породил новый словарь: “янки”, “перманентный или постоянный городской андеркласс”. Существует и много других терминов: “данки” (семьи с двумя доходами без детей); “группы профессионалов высшего уровня”; “новые технократы”; “работающие бедные”; “новые сироты” (дети, растущие без родителей, а также пожилые, брошенные своими детьми); “гетто, живущие на социальное пособие”, “гипергетто” и т.д.
- Пятый дискурс строится вокруг понятий “тюремный город” или “тюремный архипелаг” и увязывается Э. Сойей с творчеством М. Дэвиса, который в своих произведениях, прежде всего в “Кварцевом городе”, описывает Лос-Анджелес как город, переполненный тюрьмами, с садистской уличной средой, жилыми районами, которые превратились в стратегические укрепления, огороженные и охраняемые вооруженными людьми, как город, который патрулируется и охраняется высокотехнологичной полицией. Этот город сохраняется посредством “тюремных технологий насилия и социального контроля, поддерживаемых капиталом и государством”.
- Шестой дискурс Э. Сойя характеризует как симсити (simcity). Ключевым здесь является понятие симулякра, которое раскрывается через краткое воспроизведение соответствующей позиции Ж. Бодрийяра. В рамках этого дискурса утверждается, что разнообразные симуляции реального мира во все большей степени определяют урбанистское воображение и во все большей степени проникают в повседневную городскую жизнь.
Первые два дискурса притязают на теоретическое постижение наиболее мощных процессов, посредством которых происходит переструктурирование позднемодернового метрополиса. Третий и четвертый дискурсы ориентированы главным образом на исследование эмпирических последствий этих процессов. Если первый и второй дискурсы исследуют причины урбанистского переструктурирования, третий и четвертый изучают эмпирические пространственные и социальные последствия этого переструктурирования, то пятый и шестой дискурсы исследуют социетальную реакцию на последствия урбанистского переструктурирования постметрополиса.
Подводя итог, следует также подчеркнуть, что в концепции постметрополиса Э. Сойи реализуется критический постмодерновый подход к урбанистическим исследованиям: этот термин используется взаимозаменяемо с термином “постмодерновый метрополис”. В таком подходе находит выражение то, что иногда называется “посмодерновым урбанизмом”. В свой подход Э. Сойя включает элементы постструктурализма, постмодернового феминизма, постколониальных исследований и постмарксистского анализа. Под понятием “геополитическая экономика” он подразумевает то, что называется “радикальной географией”, которая включает различные гибридные формы урбанистских, регионалистских и международных политэкономических исследований.
Д.Брук: Петербург, Шанхай, Бомбей, Дубаи – это «города-идеи; это выраженные в камне и стали метафоры ясно сформулированной цели, имя которой – вестернизация». Находясь на востоке, они намерено строились по западному образцу. Они создавались не для людей, но во имя государства. Эти, в большей степени искусственные, новообразования были призваны стать центрами экономики, культуры и политики, но, главным образом, вывести свои восточные государства на арену западного сотрудничества.
История движения Востока на Запад через призму городской культуры и городской политики — вот в одной фразе, о чем книга Брука.
1. Космополитизм
Все четыре города объединяли в себе традиции своих стран с заграничными веяниями, в них коренные жители свободно уживались с иностранцами.
2. Мультикультурализм
Каждый из четырех городов, описываемых Бруком, в свое время являлся настоящим мегаполисом будущего. Передовые центры торговли и бизнеса принимали (и принимают) предпринимателей, инвесторов и специалистов со всего света. Этому во многом способствует удивительный мультикультурализм, сложившийся в этих городах. Любой европеец узнает знакомые черты в архитектуре Санкт-Петербурга, подобие Биг-Бена встретит англичан в порту Шанхая, также как и «Оксфорд с пальмами» в Бомбее, нынешнем Мумбае, а Дубай порадует любого иностранца частичкой его родины, воссозданной в миниатюре.
3. Эти черты городов будущего призваны создать универсальную, близкую и понятную представителю любого государства атмосферу, с целью привлечения лучших представителей бизнеса, науки и искусства. Такие центры глобализации и прогресса превращались в локомотивы экономики своих стран. Т.е. все для иностранцев. Например, вывески в спб на двух языках
4. Эти города послужили созданию особенной «породы» людей, свободных и образованных граждан, взоры и разум которых были обращены к глобальному опыту «внешнего» мира. Здесь зарождались революции и борьба за права граждан, демократические ценности и экономические свободы. Появлялись сильные прогрессивные политические лидеры, такие как Дэн Сяопин, Махатма Ганди (был против такой ориентации бомбея на запад) и другие.
Города сегодня (своими словами):
Шанхай - замещение собственный культурных традиций на Западные (в том числе причисление своих исторических традиций к Западу). Как и прежде представляют из себя бизнес-центр для торговли.
Бомбей (Мумбай) - стремление придать современным трендам самобытность: всё как на Западе, но с своими изюминками (например, строительство небоскребов, но с собственными парками во дворах, где вход платный даже для жильцов; высокие заборы;; за пределами богатого жилого комплекса беднота, трущобы и мусор (всё по соседству)).
Дубай - международная площадка для торговли и развлечения (в данном городе практически нет местного населения; 96% - это мигранты; в нем стерты культурные традиции; город разделен “свободные зоны”, в каждой зоне существует свой набор законов и правил).
Санкт-Петербург - очень долгое время, средство для заработках на туристах, затем борьба населения за культурные достопримечательности и общего культурного облика города.
