В отличие от официально-государственных панегирических произведений Ломоносова праздничные речи Кирилла Туровского были далеки от решения каких бы то ни было общественно-политических проблем. Однако выдающегося древнерусского проповедника Кирилла Туровского и поэта-оратора XVIII в. Михаила Ломоносова сближает сходное понимание литературных задач. Оно выразилось в тяготении этих авторов к торжественно-масштабному прославлению того или иного праздничного события, в стремлении передать коллективное отношение к изображаемому праздничному «действу», создать атмосферу «радости», «веселья» и «ликования», показав при этом общность внутреннего эмоционально-психологического состояния всех без исключения персонажей - участников праздника и единство внешнего проявления этого состояния.
Связь ломоносовских панегирических произведений с жанровой традицией церковного торжественного красноречия проявилось также в умелом использовании Ломоносовым характерных для праздничной проповеди Кирилла образно-стилистических средств, ораторских приемов, придающих праздничному действию оды и ораторского «слова» особую торжественность, создающих ощущение праздничного великолепия. К их числу относятся прием драматизации действия оды посредством введения диалога, а также торжественно-гимнографических «славословий» празднику. Последние создают эффект речевой полифонии, которая иллюстрирует идею духовного единения празднующих, придает ощущение нескончаемой повторяемости, множественности их похвал.
Подобно древнерусскому проповеднику, Ломоносов стремился соединить в торжественном действии «похвальной» оды или ораторского «слова» и мир персонажей произведения, и читателей-слушателей. Таким образом, он отступал от уже сложившегося в его время нового соотношения «текст - автор - читатель», возлагая на себя роль посредника между объектом «похвалы» и аудиторией, выполняя своего рода «жреческую», проповедническую функцию. С этой целью Ломоносов использовал характерные для ораторской манеры Кирилла призывные обращения, побуждающие читателей-слушателей совместно с автором и действующими лицами его произведений принять участие в праздничном торжестве. При этом он, как и церковный оратор Кирилл, систематически употребляя глаголы настоящего времени и наречия «ныне», «днесь», стремился создать иллюзию того, что праздничное событие, уже состоявшееся в прошлом, вновь разворачивается прямо на глазах у читателей-слушателей.
Средневековая традиция красноречия ощутимо сказалась и на формировании важной особенности жанров ломоносовской торжественной оды и «похвального» ораторского «слова», выражающейся в тесном жанровом взаимодействии «похвалы» монарху и панегириков «учению» и «наукам».
Тема пользы «учения» и «наук» является одной из центральных тем творчества Ломоносова. При этом данная тема сложилась в творчестве Ломоносова не только в результате воздействия на него поэтической традиции немецкой школы разума. Говоря о пользе «учения», научного знания, он нередко имел в виду не только их практическую пользу, проявлявшуюся в обеспечении прогресса страны (т.е. в повышении ее военной мощи, освоении природных богатств и т.п.). Понятие «пользы учения», «пользы науки» включает в себя у Ломоносова и ярко выраженный этический, нравственный смысл. Такая трактовка этого понятия сформировалась у Ломоносова под влиянием средневековых представлений о пользе книжного дела, книжного «учения», выраженных в посвященных этой теме памятниках древнерусского красноречия.
С прославлением «наук» и «учения» почти всегда у Ломоносова сочетались панегирики монархам. Принцип такого жанрового сочетания («похвала» «учению», книжной премудрости в составе «похвалы» правителю), реализованный в «Слове о Законе и Благодати», летописных панегириках князю Владимиру из «Повести временных лет» 988, 1015 гг. и в особенности в летописной статье 1037 г., содержащей «Похвалу» Ярославу и «учению книжному», оказался для Ломоносова-ученого, поэта и оратора чрезвычайно удобным средством для выражения его просветительских взглядов и программы преобразования страны.
В ломоносовских произведениях это сочетание выглядит более органичным, чем, например, в летописной статье 1037 г. В отличие от «Похвалы учению книжному», панегирики наукам у Ломоносова (в одах 1747, 1750 гг., «Слове похвальном Елисавете Петровне», «Слове о пользе Химии») содержат обязательные ссылки на того или иного монарха, покровительствующего наукам, в них явственнее сказывается требование времени и делается шаг к созданию национального колорита. Это проявляется в описании природных богатств России, которые должны быть освоены с помощью различных наук.
Весьма продуктивным средством выражения просветительских взглядов оказался для Ломоносова-одописца характерный для многих древнерусских произведений панегирического стиля («Слово о князьях», «Слово о житии Дмитрия Донского» и др.) жанровый принцип сочетания панегирического и дидактико-обличительного начал в освещении тех или иных исторических событий, оценке тех или иных деятелей истории. Это влияние объясняет не всегда явственно ощутимое в ломоносовских торжественных одах, но все же весьма важное для понимания их идейного смысла смещение акцента с «похвалы» царствующему самодержцу на изображение (иногда в виде резкого нравоучения) злободневных проблем общественно-политической жизни России середины XVIII в.
Древнерусская традиция панегирического слова сказывается и на ломоносовском понимании цели литературной идеализации монархов, которое не сводится к решению исключительно панегирических задач. Напротив, Ломоносов нередко стремится заключить в форму придворной «похвалы» монарху речь, имеющую по своему содержанию черты политического назидания.
В связи с этим в жанре ломоносовской торжественной оды особое значение приобретает характерный для многих произведений древнерусского красноречия риторический прием, заключающийся в намеренном внесении в рамки похвальной речи особой речи-«поучения», составленной от лица умирающего правителя. Используя этот прием, Ломоносов получал возможность поучать монархов, не нарушая правил дворцового и литературного этикета.
Еще одним средством учительного воздействия на монархов в ломоносовской торжественной оде стало использование библейской фразеологии, библейских цитат дидактического содержания. Такого рода цитаты являлись устойчивым элементом древнерусских панегириков и поучений князьям.
Учительность» торжественной оды Ломоносова проявляется и в предпринятой им оригинальной риторической переработке характерного для многих древнерусских произведений мотива помощи воюющим русским князьям со стороны их небесных покровителей-«сродников». В качестве небесного помощника, покровителя «Россов» чаще всего выступает у Ломоносова Петр Великий. Введение в ломоносовские панегирические произведения образа-эталона, идеального Петра I должно было служить прочим монархам напоминанием о возложенной на них ответственности перед государством и давать пример для подражания. Именно такую цель преследовали и древнерусские ораторы, всякий раз воссоздавая в своих произведениях образы идеальных русских князей Владимира Святославича, Бориса и Глеба и некоторых других.
Преемственная связь ломоносовских панегирических произведений с традицией древнерусского красноречия проявляется не только в области проблемно-тематического материала и жанровых признаков. Она в значительной степени охватывает и сферу поэтической образности и стиля.
Исследователи творчества Ломоносова обратили внимание на универсальность, масштабность ломоносовских изображений России. Ю.В.Манн высказал мысль, что установку на универсальность в изображении России впервые в русской литературе выразил именно Ломоносов. Позднее эта установка была воспринята Н.В.Гоголем и другими русскими писателями и поэтами.
Однако, на наш взгляд, генетические корни ломоносовского универсализма в панегирических изображениях пространства России следует искать в известных Ломоносову памятниках древнерусской литературы (в особенности ораторского жанра).
Изображая географическое пространство, древнерусские авторы использовали прием, названный Д.С.Лихачевым «взгляд сверху». В панегирическом творчестве Ломоносова своеобразным эквивалентом средневекового «религиозного подъема над жизнью» (Д.С.Лихачев) явился подъем поэтический. Многие его оды начинаются с описания поэтического «восторга», вдохновения, которые увлекают поэта ввысь, «на верьх горы высокой», «к верьху мира». Так возникает особое видение предмета изображения (взгляд сверху) и условие для создания поэтических картин большого масштаба.
Подобно содержащемуся в «Слове о погибели Русской земли» изображению обширного пространства Русской земли, изображения «риторски украшенного», ломоносовским изображениям России, имеющимся в его торжественных одах и «похвальных» «словах», свойственны высокая эмоциональность, масштабность и вместе с этим отсутствие детализации и географической конкретики. В них отчетливо проявляется стремление охватить единым взглядом пространство огромного масштаба. Взгляд этот в соответствии с древнерусской литературно-ораторской манерой изображения пространства опускает все частное, он стремителен, бегл и нецепок к деталям пейзажа.
