{древняя литература денис}
СУН ЮЙ (290 -223 гг. до н. э.)
поэт периода Чжаньго, один из основателей старинной китайской словесности.
Происходил из бедной семьи. В юности начал службу при дворе вана. Сначала занимал должность помощника председателя почтового ведомства, однако через некоторое время оставил службу. В дальнейшем посвятил жизнь сложению стихов. Стал литературным наследником Цюй Юаня
Поэт Сун Юй жил и творил в том же южном царстве Чу, что и Цюй Юань. Биографических сведений о нем почти не сохранилось. Известно лишь, что происходил он из знатного рода, но был беден и важных постов не занимал. Сам поэт в своих произведениях не останавливался ни на своем происхождении, ни на чине. Он выводил себя большей частью отвечающим на вопросы царя, сопровождающим царя на прогулках, и, возможно, что он, как и многие другие в ту эпоху, жил при дворе царя как мецената
В творчестве Сун Юя и Цюй Юаня наблюдаются некоторые общие черты: тесная связь с ораторским искусством, с народной песней - обрядовой и дидактической. Сун Юй продолжает разрабатывать те же жанры - лирический и лиро-эпический. В цикле элегий «Девять изменений», он 'близок к философской лирике своего предшественника Цюй Юаня. В песне «Призыв к душе» Сун Юй, как и Цюй Юань в гимнах, дает литературную обработку народных причитаний - плача, вместе с культовым заклинанием. Однако Сун Юй вносит в развитие китайской литературы много нового. Он переходит от «высоких» философских проблем к вопросам земного бытия. В его творчестве уже проявляется стремление возвеличить одного государя, перенести на земного царя атрибуты владык небесных. Этого требует назревавшее объединение страны. Большую роль в индивидуальных особенностях Сун Юя играет и его близость к даосской философии
«Девять изменений» наиболее достоверное из созданного Сун Юем. «Изменения» здесь означают смену времен года в природе и их отражение в настроениях человека. Предаваясь, горю «тоскливой осенью» с её «поседевшей росой (инеем)», оплакивая себя как неудачника («родился я не ко времени, в эпоху смуты»), поэт перечисляет признаки надвигающейся беды и предсказывает себе близкий конец. В этой скорби по непризнанному таланту у Сун Юя часто встречаются мысли и образы, близкие к произведениям Цюй Юаня. Но в самом посвящении цикла природе, описаниях ее расцвета и увядания у него - чувствуются даосские настроения.
Самым спорным в творчестве Сун Юя является «Призыв к душе». Это произведение иногда приписывается Цюй Юаню.
В этой песне представлено сложное заклинание, исполнявшееся во время обряда - магического возвращения на землю души умирающего. За исключением дидактического вступления, песня явственно делится на две части. В одной изображаются муки за гробом; в другой, в духе Ян Чжу, воспеваются радости земной жизни, чтобы страхом или наслаждениями вернуть душу на землю
Описание потустороннего мира делится, как часто в народной песне в Китае, на страны света. Каждой из них посвящена строфа, с тем же зачином и концовкой: «Вернись, душа!». Сначала описываются все бедствия, которые ждут душу на востоке
Там пеликаны хищные живут
И душами питаются людскими
Там десять солнц всплывают в небесах
И расплавляют руды и каменья...
на юге и на западе, где:
На сотни ли зыбучие пески,
Вращаясь, в бездну льются громовую...
на севере:
Там громоздятся льды превыше гор, Метели там, на сотни ли несутся...
А далее и на небесах:
Не торопись взойти на небо,
Там тигры, барсы ждут у девяти застав...
и под землей:
Там у царей по девяти рогов... Трехглазые с тигриной головой... И человечину они едят...
Подобное изображение отдаленных стран, в котором реальное (льды на севере, пустыня на западе) смешано со сказками о населяющих их чудовищах, превращается в откровение о «тайнах» загробного мира. Старое, примитивное представление китайцев о встрече душ покойников «у желтых источников», или «девяти источников», о которых не сообщалось подробностей, складывается в целую систему мук, ожидающих человека, «после смерти. Так постепенно оформляется религиозное представление об аде.
Во второй же части в противоположность мукам ада Сун Юй рисует рай на земле. Его описания здесь еще более пространны, чем в первой части. Он изображает детально, как чудесны залы и беседки, сады и цветы в чуской столице, какое мягкое ложе и какие ароматы ждут хозяина, какие красавицы его там встретят. А далее Сун Юй переходит к пирам с роскошными яствами и винами, к охоте со скачками в колесницах и многим другим наслаждениям. В этой части «Призыва» уже виден переход поэта к собственно светской лирике, резко отличавшейся от пессимистической, скорбной лирики Цюй Юаня. Прославление земной жизни сделало Сун Юя первым певцом любви и радости жизни в Китае.
СЫМА СЯН-ЖУ (179 -117 гг. до п. э.)
Из большой плеяды поэтов эпохи Хань наиболее выдающимся был Сыма Сянжу. Он происходил из аристократического, но обедневшего рода в Чэнду, с малых лет «любил учиться и фехтовать».
Биография Сыма Сянжу - единственная в древнем Китае, в которой сохранилась не только официальная сторона, но и житейская, интимная - история его любви и женитьбы. Это можно объяснить, по-видимому, особенностью эпохи - усилением интереса к личному и индивидуальному.
Сначала Сыма Сянжу служил у императора Вэньди, не любившего поэзии. Когда же ко двору приехал лянский князь, собравшийся вокруг него кружок поэтов увлек Сыма Сянжу. Поэтическое дарование открыло Сыма Сянжу доступ к этому известному меценату. Вскоре после его смерти Сыма Сянжу был приглашен ко двору Уди, царствование которого (140 -87 гг.) явилось периодом высшего, процветания государства в древнем Китае. В это время Сыма Сянжу занимался поэзией и государственными делами.
Романтическая история с поэтом произошла между очередным падением и взлетом в его карьере. После смерти лянского князя Сыма Сянжу пришлось расстаться с близким ему кружком поэтов и отправиться к себе на родину. Здесь он оказался в крайней бедности, но также нашел себе покровителя - начальника уезда, который приглашал его к себе и возил в гости к именитым людям.
Так, однажды Сыма Сянжу попал на пир к местному богачу, у которого была рано овдовевшая дочь Чжо Вэньцзюнь. Юная красота этой затворницы, при случайной встрече, вдохновила поэта, и он стал импровизировать, аккомпанируя себе на цине, вложив в песню свое чувство к ней. От этой песни пошел жанр тяо-цинь, сходный по значению с испанской серенадой.
Изысканная внешность, манеры придворного, его песня очаровали Чжо Вэньцзюнь, и она бежала с поэтом из отцовского дома. А отец Чжо Вэньцзюнь, как сообщает Сыма Цянь, в гневе пообещал убить ее и «не дать ей ни гроша».
Жизнь «в четырех голых стенах» в родном доме Сыма Сянжу заставила Чжо Вэньцзюнь пойти на хитрость. Супруги вернулись в Линьцюн, продали коня и колесницу Сыма Сянжу и открыли на эти деньги кабачок. Чжо Вэньцзюнь стала хозяйничать у жаровни, а Сыма Сянжу в одной набедренной повязке, словно раб, мыть посуду. От такого позора отец Чжо Вэньцзюнь не смел «показаться на улицу» и, в конце концов, дал дочери в приданое «сто рабов и миллион монет», а когда Сыма Сянжу стал сановником, «выделил ей в наследство долю, равную с сыновьями».
Переход к индивидуальной лирике, наблюдавшийся в творчестве Сун Юя, еще в большей мере свойствен Сыма Сянжу в оде «Красавица». В ней Сыма Сянжу продолжает жанр, начатый Сун Юем в «Оде о бессмертной». Он также изображает любовь с первого взгляда, неожиданную встречу с красавицей, но в местах, похожих на «обитель богов». Любовь у Сыма Сянжу более земная, иная у нее и развязка. Поэт расстается с красавицей не оттого, что она исчезает, словно прекрасное видение, а оттого, что сам он стал стар и «красота его поблекла». В этот жанр Сыма Сянжу вносит оттенок пессимизма (мысли об угрозе старости, изменчивости надежд). Мотивы наслаждения, радости и горести у него развиты очень сильно.
Поэзии любовного томления посвящена ода «Там, где длинны ворота», созданная, как гласит предисловие к ней, по просьбе опальной императрицы (ее заточили в отдаленном дворце «Длинные ворота» за ревность к фаворитке). Как Сун Юй и Мэй Шэн, Сыма Сянжу в этой оде предстает мастером в описании пейзажа, но природа и человек у него сливаются в единое целое. Сыма Сянжу вводит патетику любовной страсти в изображение чувства тоски и одиночества. Облака представляются покинутой женщине тяжелыми тучами, строения дворца - темными громадами. Будущее кажется неясным, словно деревья в предрассветном тумане; проблеск надежды ослепляет, точно яркая роспись дворца в лучах солнца. В этом скорбном монологе об утраченной любви поэт передает настроение женщины то стоном осиротевшего журавля, то печальным мотивом песни. Говоря от лица героини, Сыма Сянжу замечательно передает гамму ее настроений и их смену - от взрыва бури к тончайшим оттенкам скорби. Ода, полная страсти, трагического пафоса, заставляет верить легенде о том, что сила стиха вернула императрице утраченную любовь. Героиня этой оды уже не богиня, а человек, и, воспевая ее, Сыма Сянжу внес большой вклад в развитие изображения земных человеческих чувств, в светскую поэзию.
Другие известные произведения – оды «О пустослове», «Об императорской охоте», О великом человеке», все они очень похожи друг на друга.
В оде « О пустослове» два героя – Пустослов (из царства Чу) и Небылицин из царства Ци. В оде «О Пустослове» изображается спор представителей двух царств - Чу и Ци. Приехавший в Ци чусец Пустослов после участия в царской охоте высмеивает несоответствие между пышностью приготовлений и незначительностью добычи. Затем принимается описывать красоты своего царства - не только богатое снаряжение охотников, по и массу дичи, особенно же редких зверей и птиц, которую приносит облава. Для большей издевки над писцами он оговаривается, что описывает далеко не все царство Чу, а лишь одно - семи озер, которыми оно славится.
Преувеличенный пафос в воспевании природы родных мест, каждым из героев, подчеркивает ироническое отношение к ним автора, высказанное уже в их именах: Пустолов и Небылицын. Показывая, как чусец и цисец спорят о пустяках, о частных интересах царьков, забывая о главном - стране в целом и се народе, Сыма Сянжу развенчивает приверженцев старых царств, еще устраивавших заговоры против объединенного Китая.
СЫМА ЦЯНЬ
Последние века до нашей эры и первые века нашей эры - более чем четырех вековое объединение страны - характеризуются новым пониманием патриотизма - общенародного, в противовес прежнему, местному в отдельных царствах; стремлением обобщить все достигнутое в различных областях науки и культуры. Этот процесс получает свое выражение в создании историографии. Для китайцев такой эпопеей можно назвать первую сводную историю Китая «Исторические записки», которая создается китайским Геродотом - Сыма Цянем (司马迁) – отец китайской истории ( родился в 145 или ок. 135 г. до н. э., умер ок. 86 г. до н. э.). Благодаря ему мы узнаем об огромнейшем периоде истории Восточной Азии, и об истории Китая мы знаем гораздо больше, чем об истории Индии или многих других стран. Дело здесь не в особой любви китайцев к своей истории, совсем нет, дело в том, что в силу стечения обстоятельств в распоряжении современных историков сохранилось огромное письменное произведение, которое состоит из 130 глав и не менее 500 тысяч иероглифов.
Назначенный после смерти своего отца придворным историографом, Сыма Цянь получил доступ к государственным архивам, т. е. ко всем письменным источникам. Однако работа его протекала в неблагоприятных условиях. Сыма Цянь навлек на себя гнев императора Уди, и подвергся позорному наказанию - кастрации. От самоубийства его удержала лишь необходимость завершить дело всей своей жизни
Ши цзи (кит. упр. 史記 / 史记, пиньинь: shǐ-jì) В китайской культуре играет роль примерно сопоставимую с той, которую сыграла «История» Геродота для западного мира. Созданные между 109 и 91 гг до н. э., Ши-цзи охватывают период от полумифического Желтого Императора (2600 до н. э.) и до династии Хань включительно.
В 130 свитках (книгах/главах), составляющих Ши-цзи, выделяют пять разделов:
- Бэньцзи (本纪), 12 свитков: биографии всех китайских правителей, включая Цинь Шихуанди, монархов династий Ся, Шан и Чжоу, а также четырех императоров и вдовствующей императрицы династии Хань, современной Сыма Цяню.
- Бяо (表), 10 свитков: хронологические таблицы.
- Ши-цзя (世家), 30 свитков: биографии аристократов и чиновников, большей частью относящихся к периоду Вёсен и Осеней, а также Сражающихся Царств. По идеологическим соображениям сюда же была включена биография Конфуция.
- Ле-чжуань (列传), 70 свитков: биографии выдающихся личностей, включая Лао-цзы, Мо-цзы, Сюнь-цзы, Цзин Кэ и др.
- Шу (书), 8 свитков: трактаты о церемониях, музыке, календарях, поверьях, экономике и др. актуальных темах того времени.
Причину, навлекшую на историографа немилость, часто видели в его выступлении в защиту опального друга, но она послужила лишь внешним предлогом. По существу же, вся его книга была пронизана оппозиционными настроениями, обусловленными его даосским мировоззрением. Как сообщал сам Сыма Цянь, при создании «Записок» им руководило «желанье... исследовать все то, что среди неба и земли, проникнуть в сущность перемен, имевших место как сейчас, так и в дни древности далекой». Поставленные им перед собой задачи характерны для даосской философии с ее стихийным материализмом и диалектикой: во-первых, стремление к познанию природы и ее законов (например, в очерках по астрономии и музыке, в жизнеописаниях врача и математика); во - вторых, изучение политической жизни в ее «переменах
Этим объясняется и широта кругозора древнего историографа. Не ограничиваясь одним Китаем, он посвятил отдельные главы описанию соседних стран и народов, остающиеся и поныне единственным письменным источником для изучения их прошлого. Но Сыма Цянь являлся не простым собирателем сведений, а ученым, который нередко делал новые выводы. В конце описания Парфии (Земля к юго-востоку от Каспийского моря), например, основываясь на сообщениях знаменитого землепроходца Чжан Цяня (II -I вв.), он приходил к следующему заключению: «Историограф (я) скажет: после хождения Чжан Цяня он дошел до истоков реки Хуанхэ. Но разве обнаружил он... гору Куньлунь, за которой поочередно скрываются солнце и луна... Поэтому-то я и не смею верить чудесам, о которых говорится... в «Каталоге гор и морей!». Так Сыма Цянь использовал современные ему географические открытия для критики религиозно - мифологического миросозерцания
Такие концовки (резюме) Сыма Цянь присоединял ко многим главам «Исторических записок». Будто только в них и выражая собственное мнение, он пытался придать всему повествованию объективный характер. Но, несмотря на этот прием, его оппозиционные настроения сказывались в самом изложении, в подборе материала, который часто говорил о трагедии отдельных людей., о тяжелой жизни народа, его угнетении, свидетельствуя против власти имущих, особенно против все более крепнувшего господства конфуцианцев. Протест историографа против деспотизма проявлялся и более открыто. В его биографиях рядом с верно-поданными сановниками и полководцами помещались и вожди народных восстаний, и так называемые мстители, представители вольницы с их подвигами - удачными или неудачными покушениями на тиранов
В своем изложении Сыма Цянь использовал уже сложившиеся приемы летописания. Один стиль - перечисление событий в хронологическом порядке (летописи «Весна и осень») лег в основу глав, посвященных правлению царей; другой стиль - последовательное изложение одного события («Комментария Цзо») применялся им в основном в «Жизнеописаниях». Но соединение этих стилей - лаконизма летописи и многословия ораторов, было поднято в «Исторических записках» на новую ступень. Созданию настоящего сплава из самых разнородных сведений способствовал и блестящий литературный стиль первого историографа, свойственное ему органическое соединение простого повествования с монологами и диалогами, живых сцен и дискуссий с трагической исповедью поэта или торжественной одой в честь правителя.
Отнеся к таким пережившим трагедию лицам и себя, Сыма Цянь соединил с той же правдой те «прошедшие дела», о которых поведал сам. Поэтому со времен Сыма Цяня в народной традиции и остался образ летописца -хранителя правды, передающего эту правду вопреки всем преградам и козням со стороны злых и завистливых придворных, несмотря на то, что позднее династийные истории составлялись официально назначенной комиссией, состоявшей из ортодоксальных конфуцианцев.
БАНЬ ГУ (32-92 гг н.э) 班固
китайский историограф и поэт, создатель жанра «династических историй» (то есть историй, посвящённых отдельному царствующему дому).
Отец Бань Гу — Бань Бяо — жил во время падения ранней династии Хань, правления узурпатора Ван Мана и воцарения новой династии Хань. Он хотел создать историю династии, падение которой ему довелось видеть собственными глазами, и закончить рассказ о ней, некогда начатый Сыма Цянем, однако это ему не удалось, и он оставил собранные материалы сыну.
Так как китайские императоры очень серьёзно относились к истории, то попытка составления династийной истории без высочайшего повеления чуть не стоила Бань Гу жизни, от последствий доноса его спасло только заступничество его брата Бань Чао, служившего при императорском дворе. После долгих хлопот, добившись аудиенции у самого Сына Неба, Бань Гу был, наконец, не только прощён, но и получил доступ к императорским архивам.
В течение 20 лет (с 62 по 82 годы) Бань Гу написал «Историю династии Хань» из ста глав, после чего этот труд был представлен императору. Ещё до её завершения Сын Неба, оценивший литературный талант Бань Гу, поручил ему составить обзор знаменитых дискуссий между учёными-конфуцианцами, которые велись тогда во дворце в Зале Белого тигра. Помимо исторических работ, Бань Гу находил время и для поэззии, его «Оды о двух столицах» имели немалый успех при дворе. Однако ни одно сочинение Бань Гу не принесло ему ни высоких чинов, ни богатства.
Ханьшу (漢書) — историческая хроника китайской династии Хань с 260 г. до н. э. по 20 г н. э. Начал её составление Бань Бяо, племянник любимой наложницы императора Чэн-ди, а закончили его сын Бань Гу и дочь Бань Чжао. Сын Бань Бяо, Бань Чао, был одним из самых знаменитых ханьских военачальников. Входит в состав серии хроник «Эршисы ши» и является прообразом многих исторических хроник последующих династий. У Ханьшу имеется и непосредственное продолжение — хроника Хоу Ханьшу.
Бань Гу погиб трагически и нелепо. Некогда пьяный раб Бань Гу оскорбил столичного градоначальника, остановив его колесницу. Градоначальник поостерёгся тогда излить свой гнев на его хозяина — у историка был при дворе могущественный покровитель. Однако «обиженный» лишь ждал своего часа — и дождался. Как только пал всемогущий царедворец, обвинённый в государственной измене и казнённый вместе со всем своим родом, был схвачен городской стражей и Бань Гу. Очутившись в тюрьме у своего недруга, он был обречён; прежде, чем друзья историка успели исхлопотать помилование, узник погиб в заточении.
