Во-первых, сосредоточило внимание на поведенческих типах, посредством которых конституируются и меняют форму идентичности коллективов. Множественные и гибкие социальные идентичности, которые возникают и разрушаются в процессе функционирования сети тесных связей и взаимоотношений (например, конкуренции или солидарности).
Во-вторых, было пересмотрено понятие социальной стратегии. Реконструкция пространства как можно большего количества судеб. Иной способ подхода к социальному через взаимоотношения индивидов. Социальное не в качестве объекта, обладающего некими свойствами, а как комплекс подвижных взаимосвязей между конфигурациями, находящимися в постоянной адаптации. Понятия «неуверенность» и «ограниченная рациональность».
В-третьих, изменилось понятие контекста. Призыв обратить внимание на многообразие опыта и социальных представлений, с помощью которых люди конструируют мир. То есть речь шла об отказе от глобального контекста в пользу реконструкции множества контекстов. С одной стороны, контекст оценивали как место, где с виду «странный» элемент нормализуется и обретает скрытый смысл и когерентность системе. А с другой стороны, «конструировался» контекст, в котором внешне аномальное или невнятное действие могло быть осмыслено только тогда, когда выявлены несоответствия социальной системы, казавшейся унитарной.
В-четвертых, было пересмотрено понятие масштаба исследования, который становится средством особой стратегии познания. Изменение фокусного расстояния означало не только изменение размеров, но и формы и содержания объекта исследования. То есть, важен не выбор того или иного масштаба, а сам принцип его изменения. Кроме того, масштаб выступает как важная характеристика контекстов социального взаимодействия.
Эдоардо Гренди. Проблема репрезентативности объекта микроистории.
Микроэлемент повседневности прошлого – «исключительное нормальное» («исключительная норма»),
Два значения:
Во-первых, это свидетельства, которые лишь кажутся исключительными (поскольку то, что кажется очевидным нарушением социальных норм в наше время, не обязательно воспринималось таковым в прошлом).
Во-вторых – особая роль в историческом исследовании источников, чье содержание нехарактерно для рассматриваемого периода: «когда источники систематически замалчивают и / или искажают социальную реальность жизни низших классов, необычный (т. е. редкий статистический) документ может быть гораздо выразительнее, чем тысяча стереотипных источников».
Ценность «исключительно нормальных» в том, что, «историк всегда работает не с непосредственными свидетельствами. При таком положении вещей может получиться так, что экстраординарный документ (или необычный источник) приведет к экстраординарному ,,нормальному явлению”, которое именно потому столь выразительно».
Запечатленный в «исключительно нормальном» момент столкновения массовых стереотипных представлений с индивидуальной волей и желанием, а также самого исторического индивидуума, идущего на подобное столкновение, поступающего нестандартно, происходит слом и смена общественных норм, и то, что еще недавно было «исключительным», постепенно становится для общества «нормальным».
