Образные средства языка, являясь неотъемлемой частью общенациональной языковой картины мира, относятся к особым объектам лингвистического исследования. Осмысление механизма их образования и функционирования служит своеобразным ключом в осмыслении ономасиологического, гносеологического содержания речевой деятельности. Если язык в целом представляет собой классификацию человеческого опыта, то языковая метафоризация, представленная в виде классификационных схем, основанных на изучении закономерностей метафорических переносов, позволяет говорить о своего рода культурологическом измерении того лингвокогнитивного пространства, которое составляет содержание как национального, так и индивидуального языкового сознания.
Изучение метафоры не единственный, но весьма значимый способ наблюдения за изменениями, происходящими в этнолингвокультурном сознании. При этом особого внимания заслуживает изучение метафоры не как результата вторичной номинации, а как процесса, отличающегося характерным смысловым механизмом порождения (и восприятия!). Подобный процесс метафоризации в известной мере универсален (можно отметить наличие как отдельных «общих» метафор, так и целых метафорических рядов - образных парадигм). Вместе с тем не вызывает сомнений факт национально-культурной специфики как отдельных метафорических значений, так и отдельных способов метафоризации.
Особый интерес для лингвокультурологии представляет описание закономерностей процесса метафоризации. Поиск своего рода лингвокультурного вектора метафоризации ведет к изучению глубинных основ национально-культурного миропонимания, определяющего многие особенности национально-языковой картины мира, национального (и индивидуального!) языкового сознания. Универсальность человеческого мышления / освоения действительности проявляется в наличии таких метафорических закономерностей, как антропо- и зооморфизм, перенесение на человека признаков окружающего мира и многое другое. Но и в этих универсальных парадигмах есть свои национально-культурные особенности. Так, пейоративная окрашенность слов «черный», «левый», «низкий» свойственна далеко не каждому языку, и правила межкультурной коммуникации не могут не учитывать такого рода особенности.
Универсальность процесса метафоризации, основанного на принципе соизмеримости познаваемого с понятными для человеческого восприятия образами и символами, - своеобразный залог межкультурного взаимопонимания. Это определенный лингвокультурологический фундамент процесса изучения и преподавания иностранного языка. Метафорическая модель как образная парадигма представлена во всех языках. Поэтому понимание иноязычного словесного образа будет более успешным, если он воспринимается как член универсальной образной парадигмы.
Среди коннотаций особый интерес для нас представляют коннотации «ассоциативно-образного комплекса», которые рассматриваются в качестве сем, составляющих основу производно-номинативных значений слов. Так, например, в значениях слов «осел», «свинья», «корова» и т.п. есть национально-культурные коннотации (соответственно - «упрямство», «нечистоплотность», «неуклюжесть»), которые «задают» направление и характер образуемых метафорических смыслов, что свидетельствует о денотативной, когнитивной и национально-культурной общности коннотаций и образных слов, в нашем случае — метафор.
Таким образом, среди базовых понятий лингвокультурологии особую роль мы отводим концепту и культурной коннотации.
Сравнение - фигура речи, состоящая в уподоблении одного предмета другому, у которого предполагается наличие признака, общего с первым (Ахманова).
Культура неотделима от сравнения, а сравнение от культуры.
Человек в русской языковой картине мира постоянно сравнивается с другим человеком, если сравниваемые похожи по характеру, поведению, образ жизни (жить, как барин; жить, как бирюк; жить, как белый человек; жить, как дикарь), труд / безделье (трудиться, как вол; работать, как лошадь; работать, как муравей; сидеть, как в гостях), бедность / богатство (беден, как церковная мышь; нищий, как Иов; богатый, как Крез), мысли, чувства, представления (пронзить, как мечом; застрять, в голове, как гвоздь; помнить, как в тумане; блеснуть, как молния - о мысли).
Одним из ярких образных средств, способных дать ключ к разгадке национального сознания, является устойчивое сравнение. Формы эти в русском языке очень разнообразны это: творительный падеж сравнения (губы сердечком, губки бантиком, ноги ухватом, нос картошкой), сравнительная степень прилагательных при существительных в творительном падеже (лицо мрачнее тучи), сравнения с лексическими элементами «похож», «подобный» (прическа похожая на кактус), сложные прилагательные, содержащие элементы «подобный», «образный» (дугообразные брови, женоподобный мужчина), наречия, образованные от притяжательных прилагательных с формантом «по-» (по-лисьи хитер, труслив по-заячьи) и т.д.
Психологическая основа сравнения была отмечена Иваном Михайловичем Сеченовым: «Все, что человек воспринимает органами чувств, и все, что является результатом его мыслительной деятельности (от целостных картин мира до отдельных признаков и свойств, отвлеченных от реалий, до расчлененных конкретных впечатлений), может соединяться в нашем сознании ассоциативно». У него сравнение предстает как один из способов восприятия мира в его признаках. Аналогичную роль сравнениям отводил и А.А. Потебня, утверждая, что самый процесс познания есть процесс сравнения. Итак, сравнение может выступать как способ познания мира, способ закрепления результатов этого познания в культуре.
В культуре (литературе) разных эпох сравнению отводилось различное место. Известнейший русский литературовед Владимир Яковлевич Пропп писал, что в русском эпосе сравнение занимает второстепенное положение, ибо вся структура поэтической выразительности эпоса направлена не на сближение по сходству, а на дифференциации по отличию. В средневековой культуре, по свидетельству Д.С. Лихачева, наблюдается пристрастие к отдельным видам сравнений: сравнений, основанных на зрительном сходстве, немного, зато часто встречаются сравнения, подчеркивающие осязательное, обонятельное, вкусовое сходство.
В сравнениях древности отмечается стремление передать движение, ритм (время сравнивается с текущей водой, жизнь с дорогой и т.д.). Как указывает филолог-классик Ольга Михайловна Фрейденберг, «даже в камне подмечается полет, в башне - падение».
В.В. Виноградов заметил, что сравнения нового времени (XI-XX вв.) ориентированы на реалии. Для них типично передать внешнее сходство сравниваемых объектов, сделать объект наглядным, создать иллюзию реальности: «Как барс пустынный, зол и дик» (М. Лермонтов), «Поезд шел медленно, как гусеница» (М. Булгаков). В сравнении М. Лермонтова мальчик наделяется свойством, которое, с точки зрения человека, находится у барса на первом месте, - злоба и дикость, т.е. через сравнение с реалией создается новая внутренняя форма (ВФ), усиленная эпитетом «пустынный», что делает данное сравнение экспрессивным. Бесспорно, что сравнение близко к метафоре. Исключение из сравнения компаративной связки (как, подобно, словно, будто и др.) и предикатива (подобен, напоминает и др.) - основной прием создания метафоры. Особый тип сравнений нового времени - это сравнения-метафоры.
18.
