Рубцов: Очевидно, что в ранней лирике поэта ярко выразилась есенинская традиция, которая проявилась, прежде всего, в стихотворениях о русской деревне и природе («Деревенские ночи», «Берёзы», «Я забыл, как лошадь запрягают»). Муза С.Есенина помогла Н.Рубцову самоопределиться в современности, поэтически осмыслить свою глубинную связь с родной землёй. Известно, что имя С. Есенина долгое время умалчивалось - его стихи не изучали в школе, в вузе. Но, по свидетельству В. Сафонова, В. Сорокина и других современников, Н. Рубцов знал многие его стихи. Только в 1965
году, после значительного перерыва, с большой торжественностью был отмечен в стране юбилей С.Есенина. Его поэзия начала широко входить в духовную жизнь страны в то самое время, когда деревня традиционного облика стала уходить в историческое небытие. Это время, «переломное и разломное, чреватое мучительными психологическими коллизиями, порождало проблемы, отсылавшие в поисках решений и прецедентов именно к есенинскому опыту». В его голосе говорило «непосредственное чувство крестьянина, природа и деревня обогатили его язык дивными красками. Для Есенина нет ничего дороже родины» (П. Н.Сакулин). Знаменитые слова: «Я - последний поэт деревни...» - с новой, и уже не драматической только, а трагедийной болью отзывались в лирике 60-х и, конечно, в поэзии Н.Рубцова. Его лирика, как и поэзия С.Есенина, социально окрашена. Поэт испытывает гордость за индустриализацию как результат человеческого труда, но призывает сохранять первозданную красоту природы - главную ценность в жизни:
Я молча сидел в сторонке,
Следя за работой мужчин
И радуясь бешеной гонке
Ночных продуктовых машин.
Я словно летел из неволи
На отдых, на мёд с молоком.
И где-то в зверином поле
Сошёл и пошёл
пешком.
(«На родину!»)
Н. Рубцов, как и С. Есенин, ощущает, что в мире «господствует гармония, которую следует проявить». Она во всём, что связано с природой: в деревне и её ценностях, в цельном чувстве, в мелодическом и напевно-ритмическом начале мира, как начале именно естественной гармонии. Картины природы были для С.Есенина и Н.Рубцова теми «дрожжами», на которых «всходила» их поэзия. Хотя пейзаж как таковой почти отсутствует в стихах Н. Рубцова. В отличие от поэтического мира С.Есенина, природа редко выступает у него именно как объект изображения. Его стихи воплощают то философское единство человека и природы, когда «природа даёт самочувствие вечной жизни, определяя нравственную меру вещей и явлений».
Объединяет мироощущение поэтов именно внутренняя гармония, воплощённая в стихах, нераздельность чувства и мысли. Они воспевали радость жизни, но сквозными нитями их поэзии были грусть, печаль, сознание скоротечности бытия:
Милая, мне скоро будет тридцать,
И земля милей мне с каждым днём,
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнём.
(С.Есенин)
Нет, не кляну я мелькнувшую мимо удачу,
Нет, не жалею, что скоро пройдут пароходы.
Что ж я стою у размытой дороги и плачу?
Плачу о том, что прошли мои лучшие годы...
(Н.Рубцов)
Трагедия душевного одиночества, вечной неприкаянности объединяет поэтов. Вспомним строки их стихотворений: «Я давно ищу в судьбе покоя», «Ни в чьих глазах не нахожу приют», «Моя поэзия здесь больше не нужна, // Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен» (С.Есенин) и «Уж сколько лет слоняюсь по планете! // И до сих пор пристанища мне нет.», «Случайный гость, // Я здесь ищу жилище» (Н.Рубцов). Но их жизненные пути очень несхожи. С.Есенин вырос в родном доме, в воспетых им рязанских просторах, жизнь его была яркой, хотя короткой и полной потрясений. Лирический герой поэта «на всю жизнь в этом мире сохранил ностальгическую тоску по дому, лишённое агрессивности неприятие
зла - по отношению к самому себе и к другим (ведь «Я - это, несомненно, - ты»), и вместе с тем одухотворённую надежду на встречу впереди»} Н.Рубцов был бездомным скитальцем почти до конца своих дней. Свою священную Родину он видит в картинах бедной российской глубинки. Ей почти в каждом стихотворении поэт признавался в любви.
Как и у С.Есенина, в его поэтическом мире нет злобы и раздражительности. «Заботливое» творчество Н.Рубцова, пишет В.Сорокин, напоминает «северную церковь с положенными ей сёлами и городами». В лирике поэта действительно запечатлены города («Вологодский пейзаж», «О Московском Кремле»), но для него они ценны прежде всего как факт человеческой культуры:
Да! Он земной! От пушек и ножа
Здесь кровь лилась.
Он грозной
был твердыней!
Пред ним склонялись мысли и душа,
Как перед славной воинской святыней.
(«О Московском Кремле»)
Е. В. Иванова отмечает, что «и религиозность, и осторожное отношение к городу пришли в поэзию Н.Рубцова во многом через раннего С. Есенина и Н.Клюева». С этим сложно не согласиться. Но черты, объединяющие поэтов, ощутимы, на наш взгляд, не только в ранней лирике, но и в их лучших произведениях. Они проявляются и в музыке стиха, и в неповторимой интимно-доверительной интонации. В целом же их творчество является выражением «особого рода художественного сознания, связанного с крестьянским трудом, с древними . воззрениями на природу, с особой символикой и лексикой, освещёнными многовековым опытом.». Вспомним, к примеру, близкие по настроению, интонации, ритму стихотворения «За горами, за жёлтыми долами...» С.Есенина и «Чудный месяц плывёт над рекою...» Н.Рубцова:
За горами, за жёлтыми долами
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.
Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озёр водяной ветерок. (.)
(С.Есенин)
«Чудный месяц плывёт над рекою», -
Где-то голос поёт молодой.
И над родиной, полной покоя,
Опускается сон золотой! (.)
Словно слышится пение хора,
Словно скачут на тройках гонцы,
И в глуши задремавшего бора
Всё звенят и звенят бубенцы.
(Н.Рубцов)
Есенинская лирика, при всём её глубоком индивидуальном художественном своеобразии, «уходит» своими поэтическими корнями в ту реальную действительность, которая окружала и волновала поэта:
Чёрная, потом пропахшая выть!
Как мне тебя не ласкать, не любить?
Оловом светится лужная голь.
Грустная песня, ты - русская боль.
«Поэтом действительности» (определение Ю.Прокушева) является и Н. Рубцов. Его проблемно-тематическое новаторство состоит в том, что он наиболее остро, эмоционально и метафорично обнажил сложности народной жизни и противоречия русской деревни конца 50-х - 60-х годов, периода губительных для неё хрущёвских преобразований. Но если христианское сознание С. Есенина «развивалось стихийно, возникло как бы само собой из сгущения, избытка пантеистически окрашенной жизни», то к Н.Рубцову народное мироощущение пришло через личный жизненный опыт, нелёгкий путь скитаний. Оно мастерски, глубинно выражено в его творчестве:
В деревне виднее природа и люди.
Конечно, за всех говорить не берусь!
Виднее над полем при звёздном салюте,
На чём поднималась великая Русь.
Галопом колхозник погнал лошадей,
А мне уж мерещится русская удаль,
И манят меня огоньками уюта
Жилища, мерещится, лучших людей.
(«Жар-птица»)
Исследователи справедливо замечают различия поэтических миров С.Есенина и Н.Рубцова. В.Кожинов, например, считает, что «цвет не играет сколько-нибудь существенной роли в поэзии Рубцова, и в этом состоит одно из коренных её отличий от поэзии Есенина, переполненной цветом». Действительно, лирика Н.Рубцова более склонна к серым тонам, но отсутствие цвета как бы возмещается «стихией света», освободительное действие которого поэт ощущал с наибольшей полнотой и силой: «Я лучше помню // Ивы над рекою // И запоздалый // В поле огонёк», «Вдруг тихий свет (пригрезившийся, что ли?) // Мелькнул в пустыне, // как сторожевой».
Следование традиции заключается не во внешней близости идейно-тематических аспектов и художественных приёмов (они во многом различны у рассматриваемых поэтов), но проявляется в поэтическом пафосе - во внутреннем, духовном родстве, что проявляется и во впечатлениях читателя (или слушателя) при восприятии произведений.
Родственность эстетических отношений поэтов к действительности, на наш взгляд, роднят поэзию С.А.Есенина и Н.М.Рубцова. «Быть поэтом - это значит то же, // Если правды жизни не нарушить.» - определяет С. Есенин. С полным правом и основанием поэт утверждает: «Я сердцем никогда не лгу». Главной темой его творчества является судьба России, её прошлое, настоящее и будущее:
Но и тогда,
Когда на всей планете
Пройдёт вражда племён,
Исчезнет ложь и грусть, -
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».
(«Русь Советская», 1924)
«Негромкие есенинские песни // Так громко в сердце // Бьются и звучат» в лирике Н.М.Рубцова с верой в Россию и мольбой: «Поверьте мне: я чист душою...» Эмоционально и точно определяет духовное родство поэтов В.Сорокин: «Он явился вовремя, без опозданий. Явился, услышав: России нужен врачующий есенинский голос, голос иного поколения, иного прозрения. Но Рубцов, как Есенин, неотторжим сутью своей от природы России, от её нрава и песни». С этих позиций вернее всего открывается и традиция - сближение Н.М.Рубцова с поэтами ХIХ века.
Общие нравственные, эстетические мотивы сближают поэтическое мироощущение Н.Рубцова, Ф.Тютчева и А.Фета: это элегический взгляд на мир, мотив одиночества,
психологическая тонкость пейзажа; пристрастие к отображению пограничных состояний во времени суток, особое отношение к сочетанию света и тени в создании поэтических образов; обращение к звёздам, месяцу как к молчаливым собеседникам, многочисленные олицетворения, поиск гармонии в слиянии с природой; мотив обращения к могильным крестам, дорогим могилам; использование символов христианской культуры. Всё это - проявление сыновней любви Поэта к Родине, чувство неотделимости себя от неё.
Стихотворение Н.М.Рубцова «Я переписывать не стану.» заканчивается словами: «Но я у Тютчева и Фета // Проверю искреннее слово, // Чтоб книгу Тютчева и Фета // Продолжить книгою Рубцова». Приведённые строки не входят в число лучших творений поэта, в этом мы согласны с Ю.Кириенко-Малюгиным и склонны рассматривать их как «черновые стихи» или как программную формулировку. Эти размышления помогают постичь глубинные истоки поэтического творчества лирика.
Традицию русской христианской философии Н.Рубцов развивает, широко используя библейские сюжеты, символику, обращаясь к мотивам странничества, к идее духовного единения (христианской соборности). В миропонимании поэта не было глубинной канонической веры. Н.Коняев верно замечает, что его «советское», внецерковное православие воспринято через русский язык и национальную культуру, что, однако, не умаляет духовную силу творчества.
Развитие народно-поэтической традиции выразилось в наследовании идеалов народной нравственности, в особенностях поэтики, в широком использовании Н.М.Рубцовым фольклорных образов-символов: дома, лороги (пути), света, матери-земли. Поэтика фольклора - это «поэтика искусства со специфическими способами рождения и специфическими формами взаимоотношений с реальной действительностью. Это поэтика текстов, творимых в момент их воспроизведения». Из народно-поэтического творчества поэзия 60-70-х годов «получила в наследие «эпический» народный характер с его устремлённостью к полноте восприятия мира, внутренней цельностью и свободой (волей)». Это «наследие» развивалось в творчестве крупнейших поэтов ХIХ века, прежде всего, А.Кольцова, в ХХ веке - в поэзии С.Есенина и Н.Рубцова. Удивляет, что данная очевидная линия традиции осталась практически незамеченной исследователями творчества Н. М.Рубцова.
