Леонид Николаевич Андреев (9 [21] августа 1871— 12 сентября 1919) — русский писатель. Представитель Серебряного века русской литературы. Андреев считается родоначальником русского экспрессионизма. Его творческий стиль своеобразен и представляет собой сочетание различных литературных направлений.
Под экспрессионизмом применительно к литературе понимают целый комплекс течений и направлений европейской словесности начала XX века, включенных в общие тенденции модернизма. Экспрессионизм стремится не столько к воспроизведению действительности, сколько к выражению эмоционального состояния автора. Экспрессионизм возник как острейшая, болезненная реакция на уродства капиталистической цивилизации в Первую мировую войну и революционные движения. Принцип выражения преобладает над изображением. Главным образом литературный экспрессионизм получил распространение в немецкоязычных странах: Германии и Австрии, хотя определенное влияние это направление имело и в сопредельных европейских странах: Польше (Т. Мичинский), Чехословакии (К. Чапек), России (Л. Андреев). На немецком языке писали также авторы «пражской школы», которых объединяет интерес к ситуациям абсурдной клаустрофобии, фантастическим сновидениям, галлюцинациям: Франц Кафка, Густав Мейринк.
Экспрессионизма как целостного направления на русской почве не сформировалось, но как метод, есть в некоторых произведениях. Для экспрессионизма характерно: ощущение потрясенного мира, который утратил свои формы, которые теперь находятся в состоянии деформации. Характерен прием гротеска. Гротесковое мышление и картина мира. Гротеск актуализировал поэтику фантастического изображения. Особенно ярко все эти черты выразились в творчестве Леонида Андреева, которого некоторые ученые считают родоначальником экспрессионизма в России.
Однако уже в раннем периоде творчества писателя проявились его основные мотивы: крайний скептицизм, неверие в человеческий разум, религиозные мотивы («Жизнь Василия Фивейского» - 1903, «Иуда Искариот» - 1907).
В своём рассказе «Красный смех»-1904 Андреев нарисовал картину ужасов современной войны (реакция на Русско-японскую войну 1904-1905 годов). Это не просто рассказ о войне, это отзыв на события, современные Андрееву.
Что касается экспрессионистической традиции, то особенно ярко она проявилась в пьесах: «Жизнь человека»-1907 и рассказах «Красный смех»-1905, «Иуда Искариот» - 1907.
В рассказе "Мысль" (1901) получает яркое выражение одна из существенных тем творчества позднего Андреева – бессилие и "безличие" человеческой мысли, "подлость" человеческого разума, зыбкость понятий правды и лжи. Герой рассказа доктор Керженцев ненавидит и решительно отвергает нравственные нормы, этические принципы буржуазного общества. Безграничная мощь мысли становится для него единственной истиной мира. "Вся история человечества, – пишет он в своих записках, – представлялась мне шествием одной торжествующей мысли". "...Я боготворил ее, – говорил он о мысли, – и разве она не стоила этого? Разве, как исполин, не боролась она со всем миром и его заблуждениями? На вершину высокой горы взнесла она меня, и я видел, как глубоко внизу копошились людишки с их мелкими животными страстями, с их вечным страхом и перед жизнью и смертью, с их церквами, обеднями и молебнами". Постепенно Керженцев начинает опираться только на свою собственную "свободную" мысль. Тогда-то для него и приобретают относительный характер понятия добра и зла, нравственного и безнравственного, правды и лжи. Чтобы доказать свою свободу от законов безнравственного общества, Керженцев убивает своего друга Алексея Савелова, симулируя сумасшествие. Он наслаждается мощью своей логики, которая позволяет ему избегнуть наказания и тем самым "стать над людьми". Однако симулируемое безумие оборачивается подлинным безумием. Мысль убила "ее творца и господина" с тем же равнодушием, с каким он убивал ею других. Бунт Керженцева против предательства мысли вырождается в бунт против человечества, цивилизации: "Я взорву на воздух вашу проклятую землю..." Концовка рассказа вновь глубоко иронична и парадоксальна. Судебные эксперты оказываются бессильными определить, здоров или безумен Керженцев, совершил ли он убийство в здравом уме или будучи уже сумасшедшим.
Мысль Керженцева эгоцентрична, внесоциальна, не одушевлена ни общественной, ни нравственной идеей. Индивидуалистически замкнутая сама в себе, она заведомо обречена на саморазрушение, в процессе которого становится опасной и губительной и для окружающих, и для самого ее носителя.
В рассказе Андреев показал страшный процесс разрушения личности индивидуалиста. Керженцев, считавший себя властелином своей мысли и своей воли, "стал на четвереньки и пополз". Но разоблачение индивидуалистического сознания иод пером писателя приобрело характер развенчания человеческого разума, человеческой мысли вообще. Так абстракции Андреева получили смысл, отличный от замысла произведения. Для него трагедия Керженцева – трагедия человека, разрушившего в себе некие извечно существующие "нравственные инстинкты". Этим объясняет он причину распада личности Керженцева. Возведя трагедию индивидуалиста до уровня трагедии человека, Андреев отошел от той правды, которую хотел видеть в его творчестве Горький.
Стремление усилить эмоциональную окрашенность и символическое звучание образов влекли Андреева к поискам новых форм письма.
«Жизнь Василия Фивейского» - трагедия в ее безысходности и непреодолимости, реальность искажена (тут тоже есть чудовищный образ смеха). Через повесть Андреев показал свое мучительное боление Богом, религиозную тревогу, границы человеческой личности. Здесь Андреев вновь доказывает, что разум человеческий ненадежен, жизнь неумолима, ничего нельзя изменить. Герой задает себе вопрос: «А что если я Бог?» Ответ на него отрицательный, чуда не случилось .
Итогом этих идейно-художественных поисков стал рассказ "Жизнь Василия Фивейского", над которым писатель работал около двух лет. Это повествование о трагической судьбе деревенского священника, "человека догмата", фанатика веры. В "Жизни Василия Фивейского" Андреев задумал "расшатать" веру. «Я убежден, – писал он в письме к критику М. Неведомскому, – что не философствующий, не богословствующий, а искренне, горячо верующий человек не может представить Бога иначе, как бога-любовь, бога- справедливость, мудрость и чудо. Если не в этой жизни, так в той, обещанной, Бог должен дать ответы на коренные вопросы о справедливости и смысле. Если самому „смиренному”, наисмиреннейшему, принявшему жизнь, как она есть, и благословившему Бога, доказать, что на том свете будет, как здесь: урядники, война, несправедливость, безвинные слезы, – он откажется от Бога. Уверенность, что где-нибудь да должна быть справедливость и совершенное знание о смысле жизни – вот та утроба, которая ежедневно рождает нового Бога. И каждая церковь на земле – это оскорбление неба, свидетельство о страшной неиссякаемой силе земли и безнадежном бессилии неба».
Без сомнений верит в Бога и принимает его волю священник Василий Фивейский, вопреки всем бедам, павшим на него, как на библейского Иова: гибель сына, рождение второго сына-урода, пьянство и смерть жены. В своих страданиях он начинает видеть волю провидения, свидетельство своей избранности и мирится с ними. Но со страданиями других людей отец Василий примириться не может: "Каждый страдающий человек был палачом для него, бессильного служителя всемогущего Бога". Постепенно для Фивейского наступает страшное прозрение: Бог не хочет или не может помочь людям – там ничего нет. Тогда он бунтует против неба. Но, потеряв веру, сам Василий не в силах дать что-либо людям. Над ужасом окружающего раздается злобный смех урода – его сына, который олицетворяет в рассказе некую злую преднамеренность самой жизни, безнравственность вселенского хаоса. Идея роковой предопределенности жизни человека и человечества составляет в конечном итоге смысл этого рассказа. Человек не владеет знанием законов мира, да и овладеет ли? Но если так, то можно ли устроить жизнь на разумных основах добра и справедливости? Эти вопросы о смысле и цели бытия и задает в рассказе писатель.
Изображенный Андреевым духовный кризис отца Василия, человека, наивно думающего избавить человечество от зла жизни волею неба, современниками воспринимался как призыв своими силами добиваться правды на земле.
Успех обнадежил Андреева в творческих поисках новой, особой выразительности художественного стиля. В цитированном письме Неведомскому он выразил уверенность, что "так можно писать", что "окрылен на новые ирреальные подвиги". Действительно, в рассказе была заложена целая эстетическая программа писателя. По мнению Короленко, повествование "полно нервного захвата. Читатель попадает в какой-то вихрь, палящий и знойный"[12]. Эпичность сочетается с повышенно нервной экспрессивностью. В "Жизни Василия Фивейского" наметились и общие принципы использования и обработки Андреевым древних литературных источников, прежде всего Библии.
Сюжет рассказа построен по типу жития. А ассоциация образа отца Василия с библейским образом Иова задана уже в первых репликах рассказа. Но Андреев переосмысливает библейские сюжеты и образы, полемизируя с их канонической трактовкой. Фивейский обретает ореол "святого", пройдя через все муки жизни, в то время как житийные святые святы изначально, по своей природе. Переосмыслена Андреевым и библейская легенда об Иове – о смысле человеческого бытия, отношений воли человека и воли провидения.
Таким образом, болезненная чуткость к человеческому страданию и в то же время неверие в способность победить зло, поэтизация анархической свободы личности, обостренный интерес к интуитивному, подсознательному в человеке – таковы характерные черты раннего творчества Андреева.
Новый этап творческого развития Андреева открывается рассказом "Красный смех" (1904). В рассказе «Красный смех» перед нами предстает гротесковое сознание. Пульсирующее сознание человека. На войне не столько с врагом сражались, сколько смотрели на своих убивающих друг друга. Здесь полная деперсонализация героев, имен нет. Главный принцип: иррациональность. Пространство и время смешиваются. Главного героя преследуют галлюцинации и видения, сон и явь перемешиваются. Образ смеха – символическое обобщение, которое присутствует во всех произведениях Андреева. В некоторых произведениях экспрессионизм присутствует точечно: Иуда Искариот (двойственна внешность героя). Для экспрессивного мышления характерно: схематизация сюжета, чтобы выразить то, что неизменно на протяжении веков. Именно за эту схематизацию критика и ругала Андреева.
Рассказ написан в разгар русско-японской войны. Он был "дерзостной попыткой", как говорил сам Андреев, воссоздать психологию войны, показать состояние человеческой психики в атмосфере "безумия и ужаса" массового убийства. Протестуя против войны, Андреев нарочито сгущает краски. В его изображении люди на войне настолько теряют человеческий облик, что превращаются в безумцев, которые бессмысленно и жестоко не только истребляют друг друга, по и готовы "как лавина" уничтожить "весь этот мир". "...Мы разрушим все: их здания, их университеты и музеи... мы попляшем на развалинах... мы сдерем кожу с тех, кто слишком бел... Вы не пробовали пить кровь? Она немного липкая... но она красная, у нее такой веселый красный смех!.." В рассказе проявились характерные для манеры позднего Андреева болезненная взвинченность тона, гротескность образов, нагнетение контрастов. Картины войны, изображенные в рассказе, напоминают антивоенные офорты испанского художника Гойи, одного из любимых художников Андреева. Не случайно, задумав издать рассказ отдельной книгой, Андреев хотел иллюстрировать его офортами Гойи из серий "Капричос" и "Десастрес де ла герра" ("Бедствия войны"). Великий испанец писал эпоху глубочайших социально-исторических перемен, распада феодального строя, буржуазных революций, войн, трагедий народов. Он страдал и кричал за всех. Грань времен ощущалась в его творчестве с потрясающей силой. Очевидно, именно это было близко Андрееву. Его привлекала и манера Гойи – сплав, органическое единство житейского и универсального, реального и фантастического. В "Красном смехе" связь образов-видений с конкретным жизненным содержанием поражает.
Характерно, что Андреева не интересовали социальные причины войны, типические характеры или типические обстоятельства. Самое важное для него в рассказе – выразить себя, свое личное отношение к данной войне, а через это – ко всякой войне и вообще к убийству человека человеком. Реалистическое изображение действительности со всей очевидностью уступает в рассказе место принципиально новому стилю изложения.
Позже в мировом искусстве метод, к которому тяготел Андреев в "Красном смехе", заявил о себе как экспрессионизм.
Все творчество Андреева – это манифест экспрессионизма.
