В начале 80-х годов Толстой участвует во Всероссийской переписи населения. Он берет на себя работу в так называемой «Ржановской крепости» — московском притоне «самой страшной нищеты и разврата». «Отбросы общества», живущие здесь, в глазах писателя — такие же люди, как и все. Толстой хочет помочь им «встать на ноги». Ему кажется, что можно возбудить сочувствие общества к этим несчастным, что можно добиться «любовного общения» богатых с нищими, и все дело лишь в том, чтобы богатые поняли необходимость жить «по-божески».Но на каждом шагу Толстой видит иное: господствующие классы идут на любые преступления, чтобы удержать свою власть, свои богатства. Вот какой рисуется Толстому Москва, куда он переехал с семьей в 1881 году: «Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, на/брали солдат, судей, чтобы оберегали их оргию ', и пируют».
Весь этот ужас Толстой воспринимает так остро, что ему начинает казаться недопустимым его собственное материальное благополучие. Он отказывается от привычных условий жизни, занимается физическим трудом: колет дрова, возит воду. «Стоит войти в рабочее жилье — душа расцветает»,— записывает Толстой в дневнике. А дома он не находит себе места. «Скучно. Тяжело. Праздность. Жир... тяжело, тяжело. Просвета нет. Чаще манит смерть». Записи такого рода теперь наполняют его дневники.
Все чаще и чаще Толстой говорит о неизбежности «рабочей революции с ужасами разрушений и убийств». Он считает революцию возмездием за угнетение народа и злодеяния господ, но не верит, что в ней — спасительный выход для России.Где же спасение? Этот вопрос становится для писателя все мучительнее. Ему кажется, что зло, насилие нельзя искоренить с помощью насилия, что лишь единение людей в духе заветов древнего христианства может спасти Россию и человечество. Он провозглашает принцип «непротивления злу насилием». «...У меня теперь одно желание в жизни,— пишет Толстой,— это никого не огорчить, не оскорбить, никому — палачу, ростовщику — не сделать неприятного, а постараться полюбить их».
Вместе с тем писатель видит, что палачи и ростовщики неподатливы на проповедь любви. «Все сильнее и сильнее потребность обличения»,— признается Толстой. И он обличает яростно и гневно бесчеловечность правительства, лицемерие церкви, праздность и разврат господствующих классов.В начале 80-х годов завершился давно назревавший перелом в мировоззрении Толстого.
В своей «Исповеди» (1879—1882) Толстой пишет: «Я отрекся от жизни нашего круга». Писатель осуждает всю свою прежнюю деятельность и даже участие в обороне Севастополя. Все это представляется ему теперь проявлением тщеславия, гордости, корыстолюбия, которые свойственны «господам». Толстой говорит о своем желании жить жизнью трудового народа, верить его верой. Он думает, что для этого нужно «отрекаться от всех утех жизни, трудиться, смиряться, терпеть и быть милостивым».
В произведениях писателя находит свое выражение возмущение и протест широчайших масс, страдающих от экономического и политического бесправия. Идейные искания Толстого не прекращались до последнего дня жизни. Но, как бы ни развивались далее его взгляды, основными остается защита интересов многомиллионных крестьянских масс. И когда в России бушевала первая революционная буря, Толстой писал: «Я во всей этой революции состою в звании... адвоката 100-миллионного земледельческого народа» (1905).
В трактате «В чем моя вера?» Толстой впервые дал полное изложение своих философско-религиозных и общественных взглядов последних пяти лет, когда он поверил в учение Христа и «испытал радость и счастье жизни, не нарушаемые смертью». Он стремился в своем сочинении («писании») «выразить свое исповедание».
Толстой в проповеди видит смысл, главное дело своей жизни. В письмах его звучат важные признания: «Я <...> живу только тем, что надеюсь <...> передать свою веру другим» (Т. 85, с. 76). И еще: «Одно средство жить радостно – это быть апостолом. Не в том смысле только, чтобы ходить и говорить языком, а в том, чтобы и руками, и ногами, и брюхом, и боками, и языком между прочим служить истине (в той мере, в какой я знаю ее) и распространению ее – вселению ее в других...» (Т. 63, с. 194). Размышление об этом в одном из писем Толстого: «Мне часто говорят: пишите художественное и т. д. Я всей душой бы рад, и кажется, что есть, что; да кто же напишет то, что я теперь пишу? Пусть кто-нибудь снимет с меня это дело или покажет мне, что оно не нужно, или сделает его – в ножки поклонюсь».
Началом трактата послужили незавершенные толстовские автобиографические «Записки христианина»; затем замысел «статьи по религиозному вопросу» превратился в философско-религиозный трактат, составивший последнюю, четвертую часть «большого сочинения»: «Исповедь», «Исследование догматического богословия», Соединение и перевод четырех Евангелий». Главная цель книги Толстого – рассказать, как открылся ему истинный духовный смысл христианского учения; в центре его внимания – Нагорная проповедь Христа. Толстой излагает сущность евангельских заповедей и каждую обосновывает переводом греческого текста Евангелия.
«Так что же нам делать?» состоит из 24 глав. В первых 12 главах Толстой рассказал о поразившей его московской нищете, об участии в московской городской переписи 1882 года, о своей речи в городской Думе с призывом соединить перепись с помощью беднякам, подробно о посещении Ляпинского ночлежного дома, дома купца Ржанова («Ржановская крепость») в Проточном переулке, где ютилась московская нищета, о раздаче им денег.
«Я обходил все квартиры и днем и ночью, 5 раз, я узнал почти всех жителей этих домов, я понял, что это первое впечатление было впечатление хирурга, приступающего к лечению раны и еще не понявшего всего зла. Когда я осмотрел рану в эти 5 обходов, я убедился, что рана не только ужасна и хуже в 100 раз того, что я предполагал, но я убедился, что она неизлечима и что страдание не только в больном месте, но во всем организме, и что лечить рану нельзя, а единственная надежда излечения есть воздействие на те части, которые кажутся не гнилыми, но которые поражены точно так же», – взволнованно писал Толстой.
Публицистические обращения Толстого к своим современникам, его настойчиво поставленный вопрос: «Так что же нам делать?» взволновали многих, особенно молодежь; в переписи приняли участие студенты и курсистки. Русское общество услышало и откликнулось на призыв Толстого. «Воззвание Толстого ударило по сердцам и сильно всколыхнуло москвичей. Даже люди, стоявшие собственно в стороне от гущи жизни, люди чисто кабинетного склада, люди более или менее далекие от текущей злобы дня, – и те волновались и вдруг захотели что-то делать, вдруг ощутили потребность что-то предпринять».
Несмотря на то что «Исповедь» и «В чем моя вера?» были запрещены, а другие работы Толстого начала 1880-х годов вовсе не печатались, взгляды его получали все большую и большую известность и во многих возбуждали живой интерес.
