Решение вопроса о движущих силах и периодизации истории филологии может проводиться с учетом разных оснований, в разных проекциях. При этом общим критерием, как правило, остается ареальный (лат. area – «площадь, территория») фактор, связывающий проблемы рассмотрения эволюции филологического знания с теми или иными особенностями, проявлявшимися в границах определенных территориально-культурных и этнических образований, регионов, стран.
Традиционный подход, которого придерживается сегодня большинство ученых, опирается на объективную историю становления гносеологических представлений человечества о слове, в рамках которых складываются различные филологические воззрения. Примером данного подхода является энциклопедический обзор развития филологической мысли, предпринятый академиком Ю.С. Степановым [Степанов 1998а: 592-596]. Ученый дифференцирует в истории филологии следующие этапы: формирование древнейших филологических традиций Европы, Китая, Индии; в европейском ареале – становление филологических представлений о слове эпохи патристики и Средневековья; филология Возрождения; филология нового времени с середины XVII до середины XIX вв.; складывание к концу XIX – началу XX вв. четырех основных филологических школ Европы – немецкой, французской, англосаксонской и русской. Ю.С. Степанов отмечает, что сам термин «филология» во времена Платона употреблялся в другом смысле, обозначая «любовь к научному рассуждению, научному спору, научной беседе». Еще в эллинистический период людей, посвятивших себя филологической деятельности, называли грамматиками или грамматистами. Только много позже (у Плотина, Порфирия, Прокла) греческое слово «филолог» приобретает более привычное для нас содержание: «прилежный к словам», «изучающий слова».
Так или иначе, история Древнего мира свидетельствует о факте возникновения трех самостоятельных центров филологии. Китайская филологическая традиция (письменность с XIV в. до н.э.) обязана своим появлением проблеме рассмотрения и толкования иероглифов. Три способа решения данной проблемы формируют соответствующие ветви этой традиции: начертание иероглифа дает начало этимологии, значение иероглифа лежит в основе толкования текстов и лексикографии, а произношение иероглифа составляет фундамент фонологии. Индийская филология возникает в результате изучения священных гимнов, написанных на языке Вед. В V в. до н.э. здесь закладываются основы грамматического учения, отдельно формируется поэтика. Эллинский мир разворачивает филологическую работу по комментированию и изданию произведений греческих классиков. Аристофан Византийский (257-180 гг. до д.э.) создает основы научной лексикографии.
В патристике (II – VIII вв.) филология обращена к двум объектам – собственно Божественному Слову, тестам Священного Писания и к богословским дискуссиям о Слове. В это же время закладываются основы библейской критики текста. С IX в. в школьной практике Европы закрепляется тривиум – цикл из трех учебных предметов, включающий изучение грамматики, диалектики (основ философии и логики) и риторики.
Идеи европейского гуманизма эпохи Возрождения привлекают внимание как к древним, так и к новым языкам и литературам; почти все деятели религиозной реформации являются не только философами, политиками, но и филологами (Эразм Роттердамский, Мартин Лютер, Макиавелли).
В середине XVII в. на волне европейского рационализма возникает фундаментальная логико-лингвистическая концепция «Грамматики Пор-Рояль», формулирующая универсальные свойства языка.
Только в первой трети XIX в. термин «филология» приобретает смысл, действительно близкий современному. В этом велика заслуга Фридриха Августа Вольфа и его «Энциклопедии филологии». В качестве предмета филологической науки Вольф определяет довольно широкое исследовательское поле: «Совокупность сведений и известий, которые знакомят нас с деяниями и судьбами, с политическим, научным и домашним положением греков и римлян, с их культурой, языками, культурой и наукой, с нравами, религиями, национальным характером и образом мыслей – всё это так, чтобы мы имели возможность дошедшие до нас их произведения основательно понимать и наслаждаться, проникая в их содержание и дух, представляя себе древнюю жизнь и сравнивая ее с позднейшей и сегодняшней». В это же время другой немецкий ученый, Фридрих Шлейермахер, закладывает основы филологической герменевтики, предметом которой может быть любой текст – от античной классики и Священного Писания до дружеской беседы.
Об истории классической филологии нужно сделать несколько самостоятельных замечаний. Уже в эпоху Возрождения выдающиеся итальянцы Петрарка и Боккаччо чрезвычайно большое значение придавали античной литературе. Первый из них даже разыскивал в монастырях утраченные античные тексты, второй возобновил изучение греческого языка и составил руководство по мифологии на латыни. Массовый исход византийских ученых из поверженного турками Константинополя в Италию также способствовал интересу к привозимым ими рукописям античных авторов. Эразм Роттердамский издал множество греческих и латинских текстов, в том числе впервые греческий Новый Завет. К XVII в. центром филологических исследований становится Голландия, в первую очередь Лейденский университет, где усилиями Юстуса Германа Липсия, Герхарда Иоганна Фоссия, Гуго Гроция и др. получают развитие текстология и исследования античных авторов. Заслугой классической филологии XVIII в. считается создание Полного латинского лексикона (Totius Latinitatis lexicon) итальянцами Джакопо Фаччолати и Эджидио Форчеллини. При этом в XVIII столетии центр классической филологии постепенно перемещается в Англию и Германию. Выдающийся английский литературовед Ричард Бентли издает детально прокомментированные сочинения Горация и Теренция, осуществляет скрупулезный разбор гомеровской и латинской метрики. Ричард Порсон, эксперт по метрике греческой трагедии, профессионально занимается критикой текста. Эдуард Гиббон, специалист в области античной топографии, эпиграфики и истории, создает многотомную «Историю упадка и гибели Римской империи». В Германии же, благодаря философскому и искусствоведческому акценту исследований, формируется более широкий взгляд на классические тексты. Иоганн Иоахим Винкельман, Готхольд Эфраим Лессинг и Иоганн Готфрид фон Гердер закладывают основы систематического изучения классического искусства и литературы. Однако именно деятельность Фридриха Августа Вольфа способствовала превращению всего спектра классической учености в единую науку, получившую название Altertumswissenschaft (нем. «наука об античности»). После Вольфа классическая немецкая филология развивалась в двух направлениях: исследования грамматики и критики текста (Готфрид Герман) и изучение истории, эпиграфики, археологии, а также самой жизни древности (Филипп Август Бёк).
Вернемся к историко-филологическому обзору Ю.С. Степанова. К концу XIX столетия складываются важнейшие школы, определяющие облик мировой филологии и поныне. В Германии получают преимущественное развитие такие направления филологической мысли: германская филология, изучающая любые произведения немецкой словесности; «наука о древностях»; библейская критика; герменевтика. Важнейшими достижениями англосаксонской школы стали, во-первых, обоснование семиотики в трудах Чарльза Огдена Пирса, во-вторых, логико-философский анализ языка и лингвистическая философия, в-третьих, создание теории речевых актов. Французская филологическая школа была сосредоточена на разработке следующих направлений: теория анализа дискурса и языкового поведения; толкование художественных текстов с применением семиотики; культурологический анализ сравнительно-исторического изучения языков. Бельгийский «филиал» французской школы ставит задачи возрождения риторической традиции филологии. Русская филологическая школа возникает в конце XVIII в. под влиянием сочинений М.В. Ломоносова. Долгое время определяющим для отечественной филологии оставался лексикографический подход (Яков Карлович Грот, Михаил Михайлович Покровский). В конце XIX в. создана русская классическая филология (Федор Евгеньевич Корш, Фаддей Францевич Зелинский, Сергей Иванович Соболевский). Академик Ю.С. Степанов особо подчеркивает роль филологического образования в становлении российской словесности, в частности, историко-филологических факультетов университетов, «женских» курсов, позже Института истории, философии, литературы (ИФЛИ). Ведущими направлениями современной отечественной филологии признаются следующие: толкование художественных текстов, семиотический подход, лингвистика текста, концептуальный анализ терминов духовной культуры, герменевтика историко-философского толка, сопоставительная стилистика, разработка проблем языковой личности.
Детальный анализ обстоятельств формирования словесных наук в России дает В.И. Аннушкин в своем курсе лекций «Основы русской филологии» [Аннушкин 2013]. Он возводит нашу филологическую традицию (как и вообще европейскую филологию) к «логосической» теории, возникшей под влиянием Священного Писания. Далее соотношение терминов язык – речь – слово прослеживается в русском фольклоре и древнерусской словесности. Первое философское учение о слове и оригинальную концепцию языка создает М.В. Ломоносов, он утверждает «понимание человека как существа, в характеристике которого главное – «слово»; при этом «слово здесь понимается не просто как понятие или единица языка, а как нечто большее – сама творческая способность человека мыслить и выражать мысль в речи» [Там же: 46]. В трудах ученых-филологов первой половины) XIX века (Ивана Степановича Рижского, Михаила Михайловича Сперанского, Алексея Федоровича Мерзлякова, Людвига Генриха Якоба, Николая Ивановича Греча, Якова Васильевича Толмачева, Николая Федоровича Кошанского, Александра Ивановича Галича, Ивана Ивановича Давыдова, Василия Тимофеевича Плаксина, Константина Петровича Зеленецкого)происходит рождение и формирование термина словесность, складываются основылогосически ориентированной системы русского филологического знания, включая риторику, реорганизуется система филологического образования в России. «Классический термин словесность для русских ученых первой половины XIX века был аналогом термина филология, поскольку само слово имело логосическую, мироустраивающую функцию. Поэтому словесность и определялась либо как совокупность «словесных наук», либо как «наука о Слове»» [Там же: 73].
Подчеркивая общегносеологическую природу движущих сил филологии, ее связь с философской рефлексией о мысли и слове, академик С. С. Аверинцев отмечает: «Высшие подъемы филологии обычно следовали за великими эпохами гносеологической мысли (в эллинистическом мире — после Аристотеля, в Европе XVII в. — после Р. Декарта, в Германии XIX в. — после И. Канта)».
А.А. Чувакин полагает, что закономерное историческое движение мировой филологии идет по следующему магистральному направлению: «от филологии как комплексного знания к филологии как комплексу наук» [Чувакин 2011: 35]. На первом, «донаучном» этапе, филологическая деятельность имеет практически ориентированный и комплексный характер, поскольку важнейшей ее задачей является всесторонний и максимально широкий комментарий, осуществляемый в рамках атрибуции и издания древних, в т.ч. и прежде всего – конфессиональных, текстов. В это время на основе античных учений о слове формируются классическая и библейская филология, затем складываются национальные филологические традиции. «Рубежное» значение для преобразования филологии в подлинную науку имели, по мнению А.А. Чувакина, сочинения немецких ученых Фридриха Августа Вольфа, Августа Бёка и Фридриха Шлейермахера, выдвинувших в центр филологического исследования проблему понимания. С середины XIX столетия (новый период) активно идет размежевание филологии с другими гуманитарными науками, а в рамках самой филологии происходит специализация и дифференциация отдельных филологических отраслей; оформляются основные научные методы исследования, на их базе складываются важнейшие филологические школы. 60 – 70-е гг. прошлого века знаменуют начало «новейшего» этапа филологии, для которого, по мысли А.А. Чувакина, характерны опора на принципы антропоцентризма и диалогизма, а также стремление к интеграции филологических «смежников». Последняя тенденция представляется нам весьма спорной, ибо, как отмечалось выше, сегодня имеют место скорее процессы взаимопроникновения различных научных картин мира и, как следствие, возникновение в наших науках таких междисциплинарных сфер, где интересы филологов сближаются с интересами представителей нефилологического знания. Уровень же «внутрифилологического» консенсуса по-прежнему остается невысоким, а противоречия являются довольно острыми и существенными.
Не вступая в принципиальное разногласие с общепринятой последовательностью обозначения основных этапов становления филологической мысли, академик Ю.В. Рождественский вместе с тем предлагает несколько отличную логику развития филологии [Рождественский 1996]. Суть ее сводится (в соответствии с его концепцией филологии как знания, сосредоточенного на исследовании целостного массива словесности) к выдвижению категории словесной фактуры как доминанты, предопределяющей и саму постановку филологических проблем, и профилирующие способы их решения. Фактурно-хронологический подход предполагает, что «закономерности понимания и истолкования» словесности находятся в прямой и непосредственной зависимости не только от общего уровня развития культуры и познания, но и от прогресса в самом речевом общении и создании текстов. Изменения, происходящие в представлениях о слове, увязываются с опытом общественной речевой практики. «Исторический опыт филологии» в свете «развития материалов и орудий речи» может быть рассмотрен стадиально, в рамках возникновения новых форм и практик речевого взаимодействия людей: устная речь → письменная словесность и литература → печатная словесность → массовая коммуникация.
По мнению Ю.В. Рождественского, понимание существа слова в дописьменной коммуникации и соответствующих правил ведения устной речи первоначально складываются в народной этимологии и фольклоре, в частности, в многочисленных пословицах, осмысливающих природу слова в народном сознании, а также оценивающих речевые отношения. «Суммированное дедуктивное изложение правил народной этимологии фактически содержится в античной теории именований» [Рождественский 1996: 64]. Этот тезис может быть подтвержден не только знакомой нам полемикой реализма и номинализма, но и «словоцентризмом» мифологического мышления людей. Так, каждому из нас хорошо известны паремии о языке – речи – слове – мысли – деле, об особенностях речевого общения, например: У мысли нет дна, у слова нет предела. Слово ранит сильнее, чем топор. Умный языком – глупый руками. От приятных слов язык не отсохнет. И хорошее слово хорошо один раз. Прожуй, прежде чем проглотить; послушай, прежде чем говорить.
Переход к письменности и появление литературных языков знаменуют важнейшее цивилизационное достижение. Новая фактура речи вызывает к жизни появление «общественных институтов письменной словесности», действующих на основе ее внешних правил. Так появляются почта, канцелярия и нотариат, хранилища текстов, школа. Последняя, в частности, приводит к складыванию предмета учебной словесности. Палеографические тексты, исполненные на писчих материалах, «являются основанием для «теории словесности»» [Там же: 95]. Уже работа с рукописными текстами создает возможность для формирования грамматических традиций: средиземноморской, индийской, китайской, арабской. Они характеризуются целостностью своей системы и отношения к тексту. «Цельная грамматическая система складывается там, где грамматика соотнесена с определенными нормативными и нормированными текстами, от которых исходят и к которым возводятся прочие тексты литературного канона» [Там же: 173]. Китайские грамматические руководства организуются в связи с идеологическими установками «тридцатиканонья» и являются отражением типичной словарной традиции. Фонетико-формульная индийская грамматика основана на ведах и обслуживает развитие санскрита. Арабская грамматика, сочетающая фонетический и словарный принципы, опирается на тексты Корана и исламский идеологический канон. В основе также комбинированных принципов греко-латинской грамматики лежат тексты нормированного эпоса Гомера, Гесиода, развитой на их основе литературы, а позже текстах Нового Завета и переводах Ветхого Завета. В период становления литератур возникают рекомендующие искусства речи (поэтика, логика, риторика), обеспечивающие понимание, анализ, составление, отбор образцовых сочинений и рекомендации о правильности построения совершенной речи. В этом своем облике «первоначальная форма филологии как искусства» ведает сложением литератур, о чем свидетельствует академик Николай Иосифович Конрад. Здесь, как подчеркивает Ю.В. Рождественский, проявляется различие трех филологических традиций, их ведущих категорий и терминосистем. Центром греческой филологии становятся содержание эстетической организации слова, исходные постулаты речи, мимезис или подражание природе вещи, эстетические эмоции, сопровождающие сопереживание событиям; особое внимание уделяется описанию родов, видов и форм поэзии, видам речевого контакта между создателем текста и его получателем. В индийской традиции преимущественно рассматриваются средства украшения, содержащиеся в самом слове, и их основа – «вкушение эстетического чувства», тайные смыслы речи и намеки; индийскую теорию словесности прежде всего занимает получатель текста. Китайская традиция вырастает из философской категории слова-логоса Дао, понятий литературной учености, эрудиции и словесного мастерства, а изящество словесности подчинено задачам элегантности стиля; при этом китайских критиков интересует прежде всего анализ авторского процесса.
С появлением печатающих устройств в процессе производства речи происходит профессиональное разделение труда (автор, редактор, издатель, типография, книготорговец). Развивается теория и практика эдиционного дела. Печатная словесность нередко изменяет разговорную базу письменного литературного языка, порождает новые функциональные стили речи и предъявляет к филологии новые требования. В книжной речи идет мощнейшее накопление разнообразных сведений, стремящихся зафиксировать все прежние и наличные факты языка. Новая книжная эстетика и особое печатное членение речи (шрифты, абзацы, пробелы и т.п.) воспринимаются в виде своеобразных речевых форм, обладающих собственной «интонацией», специфическими смысловыми характеристиками. Наконец, создаются и развиваются жанры научной, художественной и журнальной литературы, возникают обслуживающие их специальные издания. Появляется журналистика как «особое знание о знаниях, отвечающее потребности направить читательские вкусы, организовать чтение по интересам к тем или иным текстам» [Там же: 215], развиваются критика и библиография. В научный обиход входят терминология, цитирование, формируется образ научного предмета филологии, и она становится подлинно научной сферой.
Период массовой коммуникации в филологии начинается, по мнению Ю.В. Рождественского, в 20-е гг. прошлого столетия, когда было использовано «зримое печатное слово в сочетании со словом произносимым и показанным» [Там же: 241]. Массовая коммуникация объединила устную и письменную речь, различные виды искусств и стала апеллировать к безгранично большой аудитории. Возникают новые материалы и новые устройства в технике ведения речи (радио, кино, телевидение, реклама, телефония, компьютер, интернет), благодаря чему стало возможным многократное увеличение потребителей словесных текстов. В сфере информатики за счет новых носителей создаются различные системы записи исходных словесных текстов и их трансформации во вторичные, создаются автоматизированные системы управления, хранения и поиска получаемых данных, новые информационно-поисковые языки. Все это превращает современную словесность в принципиально новую разновидность текста. В филологии начинают исследоваться его особенности. Складываются основы теории коммуникации, интегрирующей интересы и усилия психологов, социологов, культурологов и, конечно, филологов. Оформляется коммуникативная лингвистика. Поэтическая сторона текстов массовой информации описывается в жанроведении (радиожанры, жанры ТВ, киножанры и др.).
Анализируя два последних этапа развития филологии, Ю.В. Рождественский указывает на ряд соответствующих им закономерностей филологического знания. Словесность изучается сугубо научно в рамках целостной системы логических и фактических доказательств; идет планомерное отделение ее научного предмета от учебного. В истории филологии прослеживается три ступени познавательного движения. Первый период начинается с середины XVII в. (от «Всеобщей рациональной грамматики Пор-Рояль»), знаменуя идеи универсализма, применяемые к категориям античной грамматики; риторика, поэтика, логика и грамматика сохраняют тесную связь; все искусства речи исходят из общего принципа – передачи мысли посредством слова, речь воспринимается как стилистическое и смысловое единство. Этот этап ученый характеризует как конструктивный, ибо человек понимается как создатель, демиург языка: «Объективный момент в характере и строении языка определяется только природой самого человека, независимо от того, как она истолковывается… Все искусства речи… объединяются единым законом, единой идеей, предопределенной свойствами разума и души человека» [Там же: 275]. В начале XIX в. (второйпериод) в результате открытия компаративистами принципов языкового развития в сравнительной истории и типологии языков начинается разработка серии лингвофилософских концепций о природе языка. Лингвистические открытия ведут к серьезной перестройке частных наук о речи и частных искусств речи: поэтика сближается с лингвистикой, а логика – с математикой; грамматика становится частью языкознания, а риторика получает чисто техническое, прикладное значение. Данный этап оценивается как описательный, так как человек не устанавливает язык, а только описывает его свойства: «Язык сам создает в человеке его особенные человеческие качества. Язык является создателем человека в его общественной разумности и общественном поведении… Искусства речи понимаются только как технические правила, подчиненные науке» (там же). К 30-м гг. XX в. (начало третьего периода) утверждается новый взгляд на язык, его категории обосновываются систематологически и структурно. На помощь вновь приходит формальная (теперь уже – математическая) логика, оживает связь с идеями универсализма. В области поэтики и теории художественной речи меняется предмет исследования: в рамках разных литературных направлений появляются свои эстетико-поэтические программы, предлагающие особые методы осмысления словесности (символизм, футуризм, экспрессионизм, экзистенциализм, сюрреализм, постмодернизм и др.). Передовые позиции занимает стилистика, синтезирующая лингвистический, поэтический и риторический методы построения и анализа словесных произведений. Возникают новые науки о речи: теория журналистики, теория рекламы и теория информатики. В XX в., как считает Ю.В. Рождественский, складываются филологические концепции, интегрирующие конструктивный и описательный принципы.
Развитие филологии может рассматриваться также с точки зрения историко-культурного подхода. Подобная логика представлена, в частности, французским исследователем Мишелем Эспанем [Эспань 2006]. Он исходит из того, что необходимо различать «внутреннюю» и «внешнюю» историю формирования филологической мысли. Если первая своим предметом делает становление «техники критического анализа текста», опирающейся «на то или иное представление о природе текстов, об их авторитетности и о тех процедурах, которым правомерно подвергать текст», то вторая заключается в обосновании «поэтапного вписывания филологии во все более и более усложняющийся “пазл”, которым является расклад и комбинация гуманитарных дисциплин в их историческом становлении». В рамках «внутренней» истории можно наблюдать смену способов предъявления и атрибуции словесности, например, движение от гуманизма Эразма Роттердамского к утверждению филологии в качестве университетской дисциплины и далее – к современным дискуссиям об оснащенности и устройстве научно-критического аппарата издания. Для «внешней» истории принципиально выявить место, занимаемое филологией в системе культуры, а также во взаимодействии разных культурных традиций, например, немецкой и французской. В этом случае мы увидим не только и не столько историю самой филологии, сколько историю ее актуализаций, ее культурной роли. Ученый настаивает, что при таком подходе, черты которого еще только складываются в специальной литературе, развитие филологического знания предстанет как своего рода «путеводная нить для реконструкции истории культуры» и будет рассмотрено в качестве необходимого фундамента истории гуманитарной науки в целом. Позиция Мишеля Эспаня сводится в этом смысле к двум основным моментам: 1) изучению национальных контекстов филологической традиции и филологических персоналий, с которыми ассоциируется становление национальных традиций; 2) реконструкции моделей взаимодействия филологии с философией, социальными науками, искусствоведением и антропологией.
В основе всех версий европейской филологии, утверждает М. Эспань, лежит немецкая филологическая модель. Но распространяется эта культурная схема не как гомогенная, но с учетом этнокультурного колорита каждой из воспринявших ее научных школ. Так, идентичность финской культуры была бы невозможна без национального эпоса «Калевалы», собранного Элиасом Лённротом, а эстонское самосознание – без «Калевипоэга», систематизированного и изданного Фридрихом Крейцвальдом. Вспомним, как под влиянием немецких филологических штудий складываются славистика и славяноведение. Образцом же самой немецкой филологии, безусловно, стали принципы аналитической работы Фридриха Августа Вольфа с гомеровскими текстами. В его концепцию «науки о древности» было положено краеугольное основание Bildung, то есть понятие культурного формирования человека. В результате Германия начинает осознавать себя как наследница великой греческой культуры, обретая одновременно идентичность, противостоящую французской риторической культуре. По мере того, как в XIX в. во Франции начинают появляться кафедры иностранных литератур и все более углубляется разрыв с идеями французского универсализма предшествующего столетия, история французской филологии предстает как история самосознания французской культуры в ее отношениях с сопредельными странами, и прежде всего с Германией. Подчеркивая роль фигуры словесника-исследователя в этом процессе, важно понимать еще и такую вещь: «филолог – такой персонаж, в судьбе которого с особой наглядностью преломляются сквозные тенденции развития окружающего мира». Так, видение филологом предмета изучения, разработка им приоритетных тематических полей, внимание к тем или иным философским и культурным понятиям, ценностные и мировоззренческие ориентации, карьерный маршрут, элементы биографии выступают в роли своеобразных «маркеров» культурной истории нации.
Говоря о филологической традиции Германии, М. Эспань отмечает, что она вытекает из наиболее значимого и систематизирующего свойства немецкой интеллектуальной жизни – различия между историческим и философским типом рациональности. Понимание текста для философа не могло представлять самоценной задачи, обращение к тексту служило постижению реальности посредством отвлеченной идеи, освобожденной от «эмпирической оболочки», в том числе, конечно, и словесной, субъективно-личностной. Филологу же процесс познания представляется иным. «Филология всегда имеет дело не с мыслью вообще, но с мыслью высказанной, — а высказанная мысль всегда так или иначе связана с языком, на котором она выражена». Таким образом, «речь идет о познании, но не о познании вообще, как в философии, а лишь о познании того, что уже было познано другими. Филолог должен уметь философствовать в той мере, в какой это необходимо, чтобы понимать древних, — но филолог не должен сам философствовать как Платон. Если философская герменевтика берет свой предмет как абсолют и стремится понять его в себе самом и через него самого, то филологическая критика рассматривает свой предмет в его отнесенности к другим людям». Однако именно в Германии очень долгое время филология наряду с философией воспринималась как всеобъемлющее знание, как своеобразный фундамент всей совокупности гуманитарных наук, постепенно превращаясь в один из векторов общефилософской рефлексии. В этой связи характерно еще и такое признание М. Эспаня: «Именно филологам было свойственно выражать стремление к сохранению единства между философией и филологией, тогда как кантовский жест состоял в разъединении двух этих областей знания».
Филология в своем поступательном движении в значительной мере является своего рода зеркалом динамичного социума. Уже первые подлинно научные филологические штудии исходили из того посыла, что недостаточно прояснить древние тексты только с их языковой, грамматической стороны, не менее важно разобраться в устройстве общественной жизни, политики, сословий, учреждений, быта, домашнего и семейного уклада, ремесел, т.е. того, каким это социальное устройство представлялось создателям текстов. Одна из влиятельных научных школ, “филология вещей” (Sachphilologie) берлинского ученого Августа Бёка стремилась прояснить содержание текста, опираясь на изучение условий жизни, особенностей социальной и культурной среды. «Очень быстро обозначился мостик, связавший “филологию вещей” с науками о культуре, а затем и с социальными науками», - отмечает М. Эспань. Французская ориенталистика, формировавшаяся под влиянием восточных походов Наполеона, исходила из необходимости анализа текстов с позиций знаний об истории и теологии мусульманских стран, а также многочисленных свидетельств путешественников-очевидцев об особенностях быта и культуры этих народов. Еще в конце XIX в. Мишель Бреаль и Сильвен Леви в своих выводах о структуре социального мира опираются на атрибуцию письменных текстов. В качестве основы для построения этнологической науки американец Франц Боас выдвигал принцип записи и обработки текстов, имеющих хождение в изучаемых бесписьменных племенах. Таким образом, социальные науки формируются именно в лоне филологии и только позже, «выдвинув взамен филологической опоры на письменные тексты принцип прямого социологического наблюдения и обследования», превращаются в особую познавательную сферу.
«История филологии есть также и история истории искусства», – заявляет М. Эспань. Из чего он исходит? Прежде всего из того, что филологическими основаниями искусствоведения можно считать опору на исследование текстов. Мы это видим уже в «Истории искусства древности» Винкельмана, провозгласившего апелляцию к словесному тексту одним из центральных рабочих приемов; иначе говоря, категория прекрасного воплощается в равной мере и в Аполлоне Бельведерском, и в античных текстах, описывающих Аполлона. В «Лаокооне» Лессинга утверждается принципиальное превосходство словесных искусств над живописными. Стремление археологов найти и описать древние артефакты обусловлено по существу филологической идеей о том, что античные предметы искусства и их гравированные изображения являются документами, способными прояснить содержание письменного текста.
Базовым положением антропологии в известной мере является идея Вильгельма фон Гумбольдта о прямой взаимосвязи языка и человека, языка и нации. «Какой бы национальный эпос мы ни взяли — “Песнь о Роланде”, “Песнь о Нибелунгах”, “Слово о полку Игореве”, “Калевалу” или “Калевипоэга”, — филология всякий раз оказывается одним из опорных элементов в процессе конструирования нации. Нация нуждается в базовых текстах, как нуждается она и в образовательных учреждениях, где практикуется изучение этих памятников, воплощающих национальную идею. В этом смысле филология становится основой для национального партикуляризма всех цветов и оттенков», - пишет французский ученый. По его мнению, построение динамической модели филологии на основе историко-культурного подхода нуждается в специальной систематизации в мировом и общеевропейском масштабе, а также в привлечении дополнительных данных о социальных маршрутах ученых-филологов и циркуляции основных категорий философского знания в филологии, равно как и смежных гуманитарных науках о культуре, обществе, искусстве и человеке.
