Мифологическая школа. На западе – братья Гримм, в России – Афанасьев, Буслаев. Предпосылками для возникновения школы были вопросы о народности, ответ на вопрос, в чем заключаются истоки народной самобытности. Название возникает потому, что эта школа опиралась в своих изысканиях на учение о мифе и мифологии, как исходных данных, как на первооснову умственной, а затем художественной и поэтической деятельности первобытного, доисторического человека. Это учение было разработано в 20-30-е годы XIX века немецкими филологами братьями Вильгельмом и Якобом Гримм («Немецкая филология»).
Согласно этому учению мифология есть форма первобытного мышления, средство познания и объяснения человеком явлений окружающей его природы, собственной жизни.
Мифические персонажи, считали братья Гримм, были формой бессознательного познания. «Самая мифология, – отмечал Буслаев, – есть не иное что, как народное сознание природы и духа, выразившееся в определенных образах».
В мифологическом учении того времени разрабатывались в основном две теории происхождения мифов: «солярная» теория (английского филолога М. Мюллера), когда исходным в образовании мифов считали обожествление светил, солнца, и «метеорологическая» (немецкого филолога А. Куна), когда исходным в образовании мифов полагали обожествление разных сил природы: ветра, грозы, молнии и т.п. Наши мифологи в своих теориях опирались на оба эти мифа. Мифология, таким образом, выступала как результат объективного стремления человека найти объяснение всему происходящему вокруг него, прежде всего реальным явлениям природы. Но так как условия жизни первобытных людей были различны, в каждом уголке Земли кроме всеобщих явлений – света и темноты, дня и ночи, грозы, ветра, солнца, звезд и т. п. – были свои, особенные – лед, снег, метели, пески, приливы и отливы и т. п. – присущие только данному району или климатическому поясу, то и мифологическое сознание народов, живущих в этих районах, соответственно получало своеобразный оттенок. Именно отсюда, считали мифологи, берут свои истоки национальные особенности каждого народа, проявляющиеся в его воззрениях на природу и окружающий мир. Осознание этого факта, как верили мифологи, позволяло с достаточной степенью вероятности выявлять и определять национальные особенности характера и воззрений каждого народа уже на стадии доисторического периода его развития.
Какими же источниками для подобного рода поисков обладали ученые? Это древнейшие памятники языка и письменности народа, а также произведения устного народного творчества, где самобытные черты народного характера, народных представлений о природе, мире, предания, верования сохранились в наиболее полном, почти, как считали тогда не только мифологи, первозданном своем виде.
Первым крупнейшим представителем русской мифологической школы был Федор Иванович Буслаев (1818-1897). Одна из главнейших его работ – «О влиянии христианства на славянский язык» (рассматриваются два периода – языческий и христианский).
Для него основной становится идея неразрывности языка и мифа, языка и народного предания. Он рассматривает слово как выражение преданий и обрядов, событий и предметов в теснейшей связи с тем, что оно выражает: названием запечатлевалось верование или событие, а из названия вновь возникали сказание или миф. Основная задача – выявление того в народной поэзии и древнерусской литературе, что можно охарактеризовать как мифологическое сознание. Буслаев пишет: «Народ не помнит, чтоб когда-нибудь изобрел он свою мифологию, свой язык, свои обычаи и обряды. Все эти национальные основы уже глубоко вошли в его нравственное бытие, как самая жизнь, пережитая им в течение многих доисторических веков, как прошедшее, на котором твердо покоится настоящий порядок вещей и все будущее развитие жизни. Поэтому все нравственные идеи для народа эпохи первобытной составляют его священное предание, великую родную старину, святой завет предков потомкам». Задача исследователя, считает Буслаев, состоит в том, чтобы раскрыть, как возникли в жизни народа его законы, обычаи, образы, как рождалась его национальная мифология. Этот процесс – процесс бессознательного, естественного творчества – предопределяет и традицию коллективности народной поэзии. «Поэтическое воодушевление принадлежало всему и каждому… Поэтом был целый народ».
В 1855-1863 годах выходят восемь выпусков «Народных русских сказок» А.Н. Афанасьева, в 1860-1862 годах – «Великорусские сказки» И.А. Худякова, в 1860 – «Русские песни, собранные П.Якушкиным». В 1860-1874 годах увидели свет десять выпусков «Песен, собранных П.В. Киреевским», а в 1861-1867 годах – четыре тома «Песен, собранных П.Н. Рыбниковым» В 1861 году В.И. Даль издает «Пословицы русского народа». Весь этот обширный материал и становится предметом изучения сравнительной мифологии.
Виднейшими представителями этой школы были Александр Николаевич Афанасьев (1826-1871), Орест Федорович Миллер (1833-1889), Александр Александрович Котляревский (1837-1881) и другие. К числу основных работ, вышедших из недр этой школы, относится трехтомный труд А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов» (1865-1869). Опираясь на положение о тесной связи мифологии и образной сущности языка первобытного человека, Афанасьев создает стройное учение о процессе возникновения мифических представлений, а затем поэтического творчества из мифов. Он полагал, что когда происходит забвение коренного значения слов, возникает метафоризация, когда слово-понятие, слово-предмет, слово-образ теряют свою однозначность, способствуют процессу уподобления человеком одних предметов и явлений другим. «Стоило только забыться, затеряться первоначальной связи понятий, – пишет Афанасьев, – чтобы метафорическое уподобление получило для народа все значение действительного факта и послужило поводом к созданию целого ряда баснословных сказаний». В результате «возникают мифы о тысячеглазом, неусыпном ночном страже Аргусе (звездное небо) и одноглазом божестве солнца; извилистая молния является огненным змеем, быстролетные ветры наделяются крыльями, владыка летних гроз – огненными стрелами».
Существенным недостатком в работе ученых-мифологов было стремление во что бы то ни стало найти «мифический» аналог любому явлению, сюжету, герою, даже мельчайшим деталям повествования, которые встречались в произведениях народной поэзии.
Культурно-историческая школа. На Западе главным теоретиком и основоположником культурно-исторической школы был Ипполит Тэн (1828-1893), французский ученый, чей метод был подготовлен предшествующим развитием науки. Стремление к научному изучению истории литературы, связанной с духовным развитием народов и общественно-политическими условиями их жизни, выражено уже в работах немецкого филолога Г. Эйхгорна. Главный толчок культурно-историческому исследованию дал И. Гердер (1744-1803), включавший в понятие «литература» не все художественные произведения, написанные на языке данного народа, а только те, которые отражали его характер, его развитие.
В основу идей культурно-исторической школы лег философский позитивизм, который ставил своей целью синтез научных познаний разных областей и преобразование всех наук на началах социологии. «Высшее искусство, – полагал Г. Спенсер, один из основоположников позитивизма, – основано на науке, без науки не может быть ни совершенного произведения, ни совершенной оценки». Важнейшими предпосылками новой литературоведческой школы были общий подъем науки, успехи естествознания и техники, развитие философии; диалектический взгляд на мир, установление причинно-следственных связей не только между явлениями природы, но и между общественными явлениями, между явлениями и средой, условиями их существования. Как и другие общественные науки, доказательности и «точности» требует и филология. Вся деятельность Тэна была направлена на поиски объективной основы для объяснения явлений искусства, всегда казавшегося зависимым от случайностей и личных фантазий художников. Эту основу он пытался выявить из других наук. В книге Ч. Дарвина «О происхождении видов» Тэн нашел образец применения метода аналогий, закона причинности и идеи закономерности развития явлений.
Важнейшим отправным положением было для представителей этой школы понимание литературы как отражения исторической жизни и развития народов. Тэн устанавливает закономерную зависимость литератур от условий общественной жизни. Он пишет: «Открыли, что литературное произведение не есть простая игра воображения, самородный каприз, родившийся в горячей голове, но снимок с окружающих нравов и признак известного состояния умов. Отсюда заключили, что возможно по литературным памятникам узнать, как чувствовали и думали люди несколько веков назад. Попробовали это сделать, и опыт удался».
Для культурно-исторической школы характерно оперирование понятиями естественных наук. Тэн, говоря об искусстве, прибегает к естественнонаучным аналогиям. Он уподобляет старинную рукопись ископаемой раковине, в которой некогда обитало животное, подлежащее изучению по этой раковине. «Гении и таланты, – пишет Тэн, – подобны семенам». Он вводит понятие «моральная температура», которая, изменяясь, вызывает появление того или иного рода искусства. Наука искусствоведческая представляет собой для Тэна «род ботаники, изучающей не растения, а творения человека». Писатель же в этом случае интересен как общественный человек, социально-национальный и исторический тип, а его произведения – как источник познания. Из произведений искусства, по Тэну, этот исторический тип познается полнее, чем «из множества диссертаций и комментариев».
В России представителями культурно-исторической школы были Александр Николаевич Пыпин (1833-1904), Николай Саввич Тихонравов (1832-1893) и другие. В основных сочинениях Пыпина («Общественное движение в России при Александре 1», 1871; «История русской этнографии в 4 томах», 1890-1892; «История русской литературы в 4 томах», 1898-1899) прослеживается развитие русского национального самосознания и то, как оно отразилось в науке и литературе на протяжении многих десятилетий. Ряд исследований Пыпина посвящен смежной тематике, пограничной между историей литературы, историей общественной мысли и общей социальной историей, например, малоисследованнной теме масонства и масонской литературе, религиозным и национальным движениям. Он исходил из мысли о непременной связи литературы и действительности и из понимания произведения как памятника определенной эпохи культурно-исторического развития, в котором неизбежно отражается время. Поэт для Пыпина – всегда выразитель тревог и идеалов своего века. Поэт, удовлетворяющий требованиям «искусства для искусства», если бы таковой был возможен, должен был, по словам Пыпина, существовать «вне времени и пространства, вне условий человеческого общежития, вне естественного чувства к своему обществу и народу». Ученый органически усвоил идею преемственного исторического развития литературы. Всякое преобразование в общественной и умственной, литературной сфере, как бы ни казалось оно неожиданным, по характеру своему и по силе подготавливается, по его мнению, заранее и носит в себе элементы предыдущего развития. Видя в литературе отражение общественной жизни и психологии народа, Пыпин считал важной задачей обстоятельное «определение общественных условий, действовавших на писателя и на весь склад литературы». За художником Пыпин призывал искать еще публициста и социолога, это составляет, по его мнению, «законный элемент литературной истории». Такой подход отличался известной односторонностью: литературоведение не получило у Пыпина достаточно четкого отграничения от других областей идеологии и культуры. Ученый настаивал на необходимости для полного понимания развития литературы изучать наряду с первостепенными писателями писателей второго или даже третьего ряда (это было характерно для всей культурно-исторической школы). Образец такого изучения Пыпин дал в диссертации «Владимир Лукин» (история русского театра, литературных и театральных нравов, биобиблиографическое исследование литературы и т. д.).
Другим виднейшим представителем культурно-исторической школы в России был Н. С. Тихонравов. Он закреплял поворот к историческому изучению литературы. Первостепенный научный интерес для него составляло отражение в литературе исторической эпохи, «среды», условий народной и общественной жизни. Литература, искусство, по его словам, «возводят в идеальную форму явления общественной среды», выражают «круг идей и представлений, господствующих в известное время». Он обратился к таким темам, как редкие русские книги, раскол как явление народной жизни, вольнодумцы петровских времен, масонство, деятельность Н.И. Новикова, театр XVIII века, Ф.В. Ростопчин и литература 1812 года. Такие темы давали богатый материал для истории общественного движения. Яркой особенностью исследовательской работы Тихонравова было то, что она строилась на прочной базе первоисточников, на результатах собственных изысканий в духе строгой объективности. Он был увлечен и много занимался изучением и публикацией памятников. С 1859 года он издавал «Летописи русской литературы и древности», где публиковались исследования и редкие документы по истории литературы. Здесь были напечатаны такие памятники, как «Житие протопопа Аввакума», найденная Тихонравовым повесть о Савве Грудцыне, повести о Еруслане Лазаревиче, о Шемякином суде.
Представители культурно-исторической школы были замечательными исследователями, текстологами, историками. Вместе с тем в их подходе к литературе были и свои издержки. Основным недостатком культурно-исторической школы было то, что произведения писателей использовались не в их литературно-художественном качестве, а как идеологический, идеографический и логический (а не эмоционально-образный) материал для непосредственного конструирования политических взглядов и мировоззрения писателя или эпохи. При таком подходе не делалось различий между произведением художественной литературы и прямыми публицистическими высказываниями.
