И, наконец, самое главное, если мы признаем, что образование включает в себя процесс передачи базовых ценностей, то как традиционные для России ценности православия должны быть включены в современную российскую образовательную систему. Подчеркиваю, это именно вопрос как, ибо стараться отвечать на вопрос: должны ли они быть включены в систему образования, значит, оставаться во вчера и тянуть даже не в прошлое, а в небытие.
Эти разные вопросы, не имеют, на мой взгляд, сегодня однозначных и тем более общепринятых ответов. Вместе с тем, совершенно очевидно, что мы должны ответы на подобные вопросы дать. И эти ответы должны исходить как из потребностей существующей образовательной системы, так и из наших возможностей и ожиданий тех людей, которые должны будут все намеченные изменения проводить в жизнь. Сразу замечу, что этот третий вопрос – ожидания собственно педколлектива (школ, вузов, училищ и т. д.) – вопрос, который на сегодняшний день вообще малоизучен или даже игнорируется. Мне представляется это категорически недопуcтимым. Я знаю, что в этом зале много преподавателей, уверен, что каждый из нас попадал в ситуации, когда, слушая очередную программу, задаешься вопросом: а кто все это писал? И как все это собираются претворять в жизнь? И почему нас не спросили? Такую ситуацию надо менять. Со своей стороны хочу заметить, что постоянная комиссия по вопросам образования Центрального Федерального Округа, председателем которой я являюсь, видит свою задачу в том числе в построении адекватного диалога профессионального учащего сообщества и власти, школы (в самом широком смысле слова) и общества. В ближайшей повестке работы комиссии – вопрос о школьных и вузовских учебниках истории и литературы, о преподавании теологии и ее включении в список дисциплин ВАКа, масштабное социологическое исследование о качестве высшего образования в России и другие вопросы. Мы открыты к сотрудничеству и я нижайше прошу всех заинтересованных лиц не игнорировать мой призыв.
Теперь непосредственно по теме моего сегодняшнего вступления: о модели «учитель – ученик». Точнее, о том ее аспекте, о котором я сегодня намеревался сказать несколько слов – как действующий преподаватель высшей школы и как главный редактор журнала «Фома». В прошлогоднем выступлении на Рождественских чтениях я уже отмечал, что одной из характеристик современно ситуации в образовании является постепенный отказ от существующей модели «учитель – ученик» и появление, под влиянием потребительского общества, новой тенденции: «покупатель – продавец». Речь идет о том, что современный школьник или студент, в силу целого ряда причин, ощущает себя не столько учеником, то есть человеком, который пришел учиться и слушаться, но покупателем, который пришел приобретать. Что он желает и что готов приобрести – отдельный вопрос, требующий основательного и неторопливого разговора. Поскольку за прошедший год данная тенденция, на мой взгляд, лишь набрала силу, позволю себе остановиться на этом вопросе подробнее.
Начну с того, почему данная тенденция мне представляется опасной и к чему, на мой взгляд, она может привести. Ответ на этот вопрос требует небольшого экскурса в историю и содержание феномена. Не секрет, что как и большинство других современных культурных феноменов, феномен образования тесным образом связан с религиозным началом, которое, по общему признанию научного мира, безальтернативно определяет генезис любой культуры. Иными словами, образование как отдельная сфера культурной жизни появляется в результате стремления передать религиозно-философское осмысление жизни как можно большему числу людей в систематической форме.
Образовательная система изначально является – в содержательном плане – способом передачи и усвоения ценностной системы общества; одним из тех кирпичиков, которые складываются в стену культуры, цивилизации, общества, нации. Институционализация любого социального феномена невозможна без образовательной составляющей. И эта составляющая, как правило, не является альтернативной другим составляющим процесса передачи мировоззренческой картины, культурного кода из одного поколения в другое. Попросту говоря, школьное и университетское образование не может быть заменено воспитательным и образовательным процессом в семье или, скажем, при храме. Это разные процессы. Поэтому те, кто сегодня говорит, что православное образование, знание о православии должно храниться только в семье и воскресной школе, и не надо нам стремиться внести духовный элемент во всю систему образования, на мой взгляд, серьезно ошибаются. Получается, что мы сознательно создают стену между православными и остальным обществом, лишая последнее традиционной духовно-нравственной составляющей нашей культуры, загоняя себя в гетто или заповедник – как кому больше нравится.
Укорененная в религиозных традициях модель «учитель – ученик» имела основой своей передачу знания и опыта от учителя к ученику (я сейчас говорю в самом общем виде, не вдаваясь в особенности ученичества в евангельской традиции или аскетической традиции в православии). Совершенно очевидно, что условием качественной передачи было изначальное и безоговорочное доверие, которое ученик испытывал к учителю. Точнее, наличие этого доверия не только устанавливало связь между учителем и учеником, но, по большому счету, создавало пару «учитель – ученик». Конечно, наивно утверждать, что в европейской образовательной традиции сохранилось то безусловное доверие, которое существовало в религиозных общинах прошлого, однако не менее наивно не видеть, что именно доверие как рационально осознаваемая категория было безусловным предшественником любой традиционной модели образования. Без доверия создание образовательной системы для передачи знания, несущего в себе базовые ценности общества, просто невозможно.
В скобках замечу, что доверие и авторитет учителя вовсе не исключает дискуссии между учителем и учеником; возможности несогласия и проч. Но зато оно создает совершенно особые отношения, в которых учителем формулируются и передаются, а учеником осознается и воспринимается именно знание как особая категория. Объективный характер научного знания ни в коей мере не умаляет важность специфики этих отношений. Более того, повторяю, что передача знания вне изначального кредита доверия учителю становится невозможной. Другим условием получения и усвоения учеником знания является такой самоочевидный фактор, как интерес. Нельзя передать знание тому, кто не испытывает к этому знанию никакого интереса. (И это еще одна проблема нашего времени.)
Итак, дихотомия «учитель – ученик», предполагает еще одну смысловую связку: знание – доверие. Одно без другого невозможно.
Также необходимо подчеркнуть, что знание в традиционной модели является мировоззренческой категорией, а личность учителя, как источника или передатчика знаний, облеченного доверием, является существенной именно для процесса построения мировоззрения как системы ценностей. Иными словами, построение мировоззрения, а значит, целостной личности, невозможно без получения определенного знания. И фигура учителя в этом процессе является ключевой.
А теперь давайте посмотрим, что мы получаем сегодня, когда говорится (или даже призывается!), что эпоха учителей закончилась, время учителей прошло. Живых людей, учителей, все больше теснят различные технологии и всевозможные формы дистанционного обучения. А ведь такие констатации или даже призывы – не редкость, но ярко выраженная тенденция, претендующая на нормативность. И получаем мы, исходя из вышесказанного, не просто внешнюю смену модели «учитель – ученик» на модель «покупатель – продавец». Точнее, эта смена означает нечто большее, чем просто внешние на первый взгляд изменения отношений в учебных заведениях. На самом деле, она предполагает качественный сдвигв самом содержании образования , которое взамен знания, передававшегося от учителя к ученику, теперь предлагает информацию, передающуюся от продавца к покупателю.
В чем главное качественное отличие информации от знания в данном случае? В том, что информация не является мировоззренческой категорией. Этим обусловлена и ее иная характеристика: информация, в отличие от знания, лишена личностных характеристик. Для передачи информации, действительно, не нужны учителя и ученики, достаточно качественного источника и адекватного получателя. Отсюда и многообразные технологии в современном образовании, которые, на мой взгляд, правильнее было бы назвать технологиями передачи информации. Однако именно такая перемена в образовании и представляется весьма опасной.
Итак, на место знанию в современной системе образования может прийти информация, которая давно уже стала основным продуктом и товаром нашей, как ее недавно назвал один современный публицист, информационно-финансовой цивилизации. Переход от знания к информации означает кризис состояния и учителя, и ученика – что, собственно, и наблюдается в современных учебных заведениях. Кризис учителя наличествует, потому что носитель информации должен обладать иным набором содержательных характеристик, чем учитель. Именно поэтому в современной школе многие учителя становятся сомнительными авторитетами для учеников, а точнее и правильнее сказать, некачественными источниками или каналами информации, ведь само понятие авторитета является лишним в системе передачи информации.
Учителя же перестают видеть в своих подопечных учеников, просто потому, что получателю информации не нужны особые, загадочные и в чем-то таинственные отношения с источником информации. Отсюда – и всеучащающиеся жалобы педсостава на учащихся, и растущее недовольство учеников по отношению к учителям.
Проклятые вопросы русской интеллигенции и в данном случае не дают покоя, хотя вопрос «что делать?» представляется мне много более актуальным и важным, чем «кто виноват?»
Ни в коей мере не настаивая не только на обязательности нижеследующих выводов, но и на окончательной истинности вышеприведенных размышлений, мне бы хотелось предложить уважаемому собранию следующее резюме вопроса:
Во-первых, необходимо признать, что мы сегодня живем в открытом информационном обществе, законы которого с неумолимостью изменяют привычные нам культурные модели в разных сферах жизни.
Во-вторых, нельзя не видеть, что образование как системе передачи знания претерпевает сегодня серьезные, качественные изменения именно в связи с переменой культурной модели самого общества.
В-третьих, важно отметить, что на сегодняшний день у нас нет качественной богословской оценки данных процессов и происходящих изменений. А без такой оценки мы вряд ли сможем достойно принять данный вызов информационного общества.
В-четвертых, задача видится не в том, чтобы просто осудить те процессы, которые нас не устраивают. Но и тем более не в том, чтобы подстроиться под изменения. Необходимо понять, как и в какой форме можно сохранить традиционную модель образования, не игнорируя необходимости модернизации образовательной системы. Очевидно, что традиционная модель образования вовсе не исчерпала себя и вполне может и должна существовать в современных условиях. Полный отказ от традиционной системы образования, основанной на модели учитель – ученик, будет означать исчезновение мировоззренческой составляющей образования, а значит – вести к его обессмысливанию.
В-пятых, главное, что сегодня нам важно понять и принять в этой связи, что сохранение традиционной образовательной модели невозможно без изменения статуса учителя в нашей образовательной системе и в обществе в целом. Без высокого статуса учителя невозможно восстановить то доверия, без которого, как мы видели, невозможен образовательный процесс, который всегда в отечественной культуре рассматривался как двуединство обучения и воспитания.
Заканчивая, хочу еще раз подчеркнуть, что подлинное знание, подлинная мудрость связана прежде всего не с информацией, торговлей и партнерством, а с верой, надеждой и любовью. И процесс познания, чтобы быть действенным, должен быть одушевлен. Изъять из него душу – значит, обречь на холодность и безжизненность. Образование, стоящее на фундаменте веры, надежды и любви – залог взращивания живых и достойных граждан России, не только со знаниями, но и с честью, и совестью, и сердцем.
