Коллективиза́ция — процесс объединения единоличных крестьянских хозяйств в коллективные хозяйства (колхозы) в СССР. Решение о коллективизации было принято на XV съезде ВКП(б) в 1927 году. Проводилась в СССР в 1928—1937 годах; основной этап 1930—1933 гг. — сплошная коллективизация. В западных районах Украины, Белоруссии и Молдавии, в Эстонии, Латвии и Литве коллективизация проводилась после присоединения их к СССР и была завершена в 1949—1950 гг.
Цель коллективизации — установление социалистических производственных отношений в деревне, преобразование мелкотоварных индивидуальных хозяйств в крупные высокопроизводительные общественные кооперативные производства[1]. В результате сплошной коллективизации была создана целостная система массированной перекачки финансовых, материальных и трудовых ресурсов из аграрного сектора в индустриальный. Это послужило основой для последующего быстрого индустриального роста, который позволил преодолеть качественное отставание промышленности СССР от ведущих мировых держав.
Коллективизация радикально изменила социально-экономическое устройство российской деревни. Вместо индустриальных крестьянских хозяйств доминирующие позиции в сфере аграрного производства заняли коллективные хозяйства, в доколхозной дерене, не игравшей значительную роль. Ш. Фицпартик утверждает, что к 20 февраля 1930 года крестьянские хозяйства в Советском Союзе были колетивизированы на 50%, причем в Центрально-Черноземной области - на 73 - 75%. Колхозное крестьянство превратилось в основную социальную группу. В. А. Бондарев характеризует ее внутренне социально однородной, в отличие от крестьянства доколхозной деревни, разделенного на сельский пролетариат, бедняков, середняков и кулаков.
Результатом коллективизации стал высокий процент коллективизированных хозяйств за очень короткое время наряду с огромными потерями экономических ресурсов деревни. Однако крестьяне начали продавать и забивать скот, или, боясь раскулачивания в том случае, если у семьи было две лошади либо две коровы, или, не желая отдавать в колхоз животных даром. Бойни не справлялись с возросшей нагрузкой. В результате большое количество скотины пало.
О страданиях и бедах, выпавших на долю раскулаченных крестьян, свидетельствуют официальные документы. В марте 1930 года инспекторы Наркомздрава и НКВД, перечисляя основные недостатки расселения кулацких семейств в Северном крае указывали, что «…особое засекречивание вопроса мешало достаточно полно использовать медицинские организации и ближе привлечь к работе административный отдел, который приспособлен к этого рода деятельности». В результате бараки для ссыльных были построены в низменных местах, на периферии бараки не приспособлены для житья с маленькими детьми, с земли снег не убран, первые нары на земле, крыша просвечивает, отопления недостаточно, полов нет, при таянии снега неизбежно будет большая грязь. Оценивая ситуацию, инспекторы прогнозировали «сильные эпидемии», вымирание ссыльных и резкое снижение работоспособности сосланных кулаков. Что касается питания ссыльных, то В. А. Бондарев отмечает, что им была установлена «голодная норма в 1300 калорий», то есть такая норма, «при которой человек живет и медленно проедает запас жиров в своем теле, при какой-либо работе эта норма явно недостаточна».
Сами ссыльные еще более мрачно смотрели на жизнь и оценивали свое положение не просто как крайне тяжелое, а зачастую, как безвыходное, имея на то веские основания. Письма высланных из родных краев «кулаков», направляемые родственникам, пестрят описаниями лишений и смертей, отмечает В. А. Бондарев.
Вполне естественно, что насилие власти вызывало ответную протестную реакцию крестьянства. В ряде случаев акции крестьянского сопротивления также сопровождались крайней жестокостью. Так на Ставрополье группа «кулаков» захватила в плен троих комсомольцев, каждому из которых выкололи глаза, набили зерном рот и только потом убили. Нельзя забывать - акции крестьянского сопротивления носили вторичный характер. Крестьянский бунт, «бессмысленный и беспощадный», был порожден жестокостью и безнравственностью сталинского режима. В. А. Бондарев считает, что вина за все то зло, которое творили «коллективизаторы» и их противники, должна быть возложена на прямых виновников - И. Сталина, его приспешников и созданный им режим.
После раскулачивания, массовых репрессий, установления полного и безраздельного господства «колхозного строя» советская деревня была обескровлена и утратила силы к активному сопротивлению, в результате чего пассивные формы протеста стали преобладающими.
Кроме того, в некоторой степени отказ колхозного крестьянства от активной борьбы объяснялся и положительными результатами коллективизации. Нельзя забывать, что в ходе коллективизации население деревни было унифицировано в социальном и имущественном плане (были устранены эксплуататоры-кулаки, раздражавшие большинство крестьянства своим богатством, часто полученным в результате кабальных сделок, торговли и пр. - то есть неправедными путями, по мнению жителей села). Подобные действия власти, в конечном счете, отвечали глубинным предпочтениям крестьян, которые негативно относились к «кулакам-мироедам». А эксплуатация колхозников со стороны государства была как бы «безличной», констатирует В. А. Бондаре, и потому зачастую не вызывала столь негативного отношения, как ранее кулацкая кабала, где эксплуататор и эксплуатируемый вступали в межличностные отношения. В итоге крестьяне не подвергали сомнению сам принцип советской власти, обвиняя во всех бедах представителей местной власти. Принципы социальной справедливости, распространившиеся в колхозах, хотя «со скрипом», также были благожелательно восприняты крестьянством.
Новое поколение сельских жителей, выросшее в условиях господства колхозной системы и воспринимавшее ее как данность, утратило стимул к активному противостоянию с властью. По мере укрепления колхозов возможность распространения в деревне активных форм протеста становилась все менее вероятной.
Исключением стал период 1941 - 1945 гг., когда в условиях Великой Отечественной войны некоторая часть наиболее непримиримых противников сталинского режима избрала такую форму борьбы как коллаборационизм. Но численность активных коллаборационистов была невелика, что доказывает факт успешного подавления властью крестьянских акций протеста на протяжении 30-х гг. А после войны, когда советское государство вновь применило чрезвычайно жесткие репрессивные меры по отношению к крестьянству, сопротивление деревни выражалось в пассивных формах, причем постепенно нарастали тупиковые формы протеста (самоубийства, алкоголизм).
