В творчестве Островского мы можем выделить несколько периодов. Один из них так называемый "Славянофильский" период - 1853 — 1856 гг.
В начале 50-х годов драматург выступил с комедиями окрашенными славянофильским настроением. Таковы пьесы «Не в свои сани не садись» и «Бедность не порок». В это время
Островский сблизился с литературным критиком и поэтом Аполлоном Григорьевым, с Тертием Филипповым, Борисом Алмазовым и другими членами и сотрудниками так называемой
«молодой редакции» журнала «Москвитянин». Под их влиянием он несколько иначе, чем раньше, подходит к изображению типов русского купечества: любуется патриархальными
отношениями, сложившимися в купеческом доме между хозяевами и работниками, осуждает претензии купцов жить на новый, «европейский» манер, сочувственно воспроизводит
сохранившиеся в купеческом быту традиционные обычаи, обряды и старинные песни («Бедность не порок»).
В славянофильский период усилился интерес драматурга к народной жизни и фольклору. Его живо интересовали народные песни. С особым вниманием он изучал допетровские
формы русского быта, отраженные в книге "Домострой". Именно в народной жизни Островский стремился найти свой идеал.
Даже злые самодуры, заедающие век своих домашних, оказывается, способны подчас совершать поистине добрые, великодушные поступки: в критические минуты на них неожиданно
находит «просветление», они меняют гнев на милость, и всё кончается по-хорошему. Так кончается, например, комедия «Бедность не порок». Главный герой её, провинциальный
купец-самодур Гордей Торцов, оскорблённый другим купцом, Коршуновым, неожиданно изменяет решение выдать дочь за Коршунова и, растроганный речами своего брата Любима,
выдаёт дочь замуж за приказчика Митю.
«Бедность не порок» -комедия в 3-ех действиях. Написана в 1853 году. Напечатана отдельным изданием в начале 1854 г.
В своей первоначальной редакции пьеса имела другое название — «Гордым Бог противится», и должна была состоять лишь из двух актов. Ни одна из пьес Островского не
вызвала таких бурных и принципиальных споров после своего опубликования, как эта. Завязалась острая полемика между представителями демократической критики и
славянофилами, которые усмотрели в этой комедии, и в первую очередь в образе Любима Торцова, художественное воплощение своих общественных идеалов. Действительно,
взгляды славянофилов нашли свое отражение в этой пьесе, которая в значительной мере стоит особняком от общего обличительно-сатирического плана драматургии Островского
в целом.
Новая комедия господина Островского "Бедность не порок" была его новым сценическим триумфом и в то же время сигналом жесточайших обвинений, какие только выпадали на долю нашему автору. Комедия эта, в свое время служившая предметом таких сильных споров, принадлежит к числу недостаточно оцененных даже друзьями г. Островского, даже теми людьми, которые... ни на шаг не отступали в своей симпатии к его светлому дарованию. Поэтому мы приглашаем всех внимательных и беспристрастных судей перечитать ее сызнова, на свободе, медленно и не увлекаясь никакими наперед составленными воззрениями. В произведении этом они найдут неоспоримые недостатки постройки, слишком крутую и прихотливую развязку, некоторую бедность комических положений, но погрешности эти с избытком выкупятся разительными, первоклассными красотами. ...По крайней мере изо всех его произведений подобную поэзию находим мы лишь в трех, кроме комедии нами названной, то есть в комедии "Бедная невеста", в драме "Не так живи, как хочется" и в "Воспитаннице". Во множестве сцен и подробностей разлита поэзия, нами указанная, поэзия здоровая и сильная, от которой Русью пахнет, в самом лучшем смысле этого выражения. Она ска- зывается в отношениях Любима Торцова к бедному мальчику, его пригревшему, в раздирающем душу прощании молодых любовников под глазами плачущей матери в отдаленном уголку дома, в милом и симпатическом лице бойкой вдовы Анны Ивановны и наконец в капитальной сцене всего произведения, которая обнимает собою святочный вечер в доме Торцова, устроившийся в отсутствии грозного хозяина. Святочный вечер в "Бедность не порок" у нас как будто перед глазами. До сих пор, вспоминая его, словно переносишься в детские годы и оттого испытываешь сладкую теплоту на сердце. Как мила и приветлива старушка хозяйка, которая сама когда-то любила плясать и хорошо пела песни, покуда суровый муж не полез в бары, и старушки гостьи, так весело глядящие на поющих девушек, и хлопотунья Анна Ивановна, всегда веселая и покладистая, и эти девушки с подблюдными песнями, и коза с медведем, и все эти чистые радости, оттененные страхом, что вот сейчас все кончится и наступит неожиданная катастрофа... Откинемте же рутинную высокомерность, которая гнездится во всех нас, как бы мы просты ни были, позабудем то, что до сей поры в изображениях купеческого быта видали мы лишь грязь и безнравственность, постараемся взглянуть на участников этой святочной беседы, как следует русскому человеку глядеть на хороших русских людей, и тогда, может быть, с глаз наших спадет завеса, скрывающая от нас такую простую и так близкую нам поэзию!
О недостатках разбираемой комедии мы уже сказали вкратце, и ввиду красот, какими они выкупаются, на них сетовать невозможно, но тем не менее мы считаем долгом указать на один из сказанных недостатков, ибо он мелькает в нескольких последующих трудах г. Островского и тем заставляет предполагать в даровании нашего автора одну складку, от которой он может и должен освободиться. Погрешность, о которой идет речь, есть крутое и прихотливое обращение с интригой пьесы; обращение, может быть, еще имеющее некоторое значение на театре, но неприятно поражающее в чтении. Гордей Карпыч Торцов, столько времени занятый дурными делами и промыслами, столько лет мучивший свою семью, пренебрегавший родным братом и грубо попрекавший Митю его бедностью, вследствие небольшой побранки и просьб Любима вдруг обращается на путь добрый, раскаивается в своем прошлом, наконец дает неожиданно благополучный поворот всей истории любовников. В другом, даже очень даровитом писателе, мы могли бы отнести такой грех к бедности драматического соображения, но можно ли подумать что-нибудь подобное про автора "Бедной невесты" и комедии "Свои люди — сочтемся". Есть заслуги, после которых непозволительна тень сомнения в ценителе; есть успехи, после которых малейшее слово осуждения должно быть взвешиваемо десять раз и потом только выговариваться. Погрешность художественной отделки? Но как обвинить в нехудожническом деле того писателя, у которого в малейших произведениях, ускользающих от нас по своему объему и объему статьи нашей, всюду виден ум сильного мастера и ряд неожиданных сценических соображений? Вернее будет предположить, что пьеса, нами разбираемая, поступила на сцену и в печать слишком скоро, не прочитанная лишний раз автором. Небольшая подготовка развязки, несколько приготовительных фраз Гордея Торцова, несколько заранее высказанных объяснительных черт его характера, могли бы сгладить всю шероховатость, на которой мы теперь поневоле останавливаемся. Такое нетрудное дело мог бы выполнить драматург только что талантливый — у г. Островского, быть может, самая сказанная подготовка явилась бы рядом метких выражений и мастерских подробностей.
Славянофильские настроения Островского не были глубокими и продолжительными. События 50-х годов (Крымская война, крушение старого, крепостного порядка) должны были
рассеять славянофильские иллюзии о патриархальной жизни.
