Часть 3. Путешествие в Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глабдобдриб и Японию. Сначала Гулливер попал на летающий остров Лапуту. На летающем острове был город, Гулливера туда подняли, жители Лапуту были обычного роста, но очень странные. «У всех головы были скошены направо или налево; один глаз смотрел внутрь, а другой прямо вверх к зениту. Их верхняя одежда была украшена изображениями солнца, луны, звезд вперемежку с изображениями скрипки, флейты, арфы, трубы, гитары, клавикордов и многих других музыкальных инструментов, неизвестных в Европе. Я заметил поодаль множество людей в одежде слуг с наполненными воздухом пузырями, прикрепленными наподобие бичей к концам коротких палок, которые они держали в руках. Как мне сообщили потом, в каждом пузыре находились сухой горох или мелкие камешки. Этими пузырями они время от времени хлопали по губам и ушам лиц, стоявших подле них, значение каковых действий я сначала не понимал. По-видимому, умы этих людей так поглощеряженными размышлениями, что они не способны ни говорить, ни слушать речи собеседников, пока их внимание не привлечено каким-нибудь внешним воздействием на органы речи и слуха». Жители Лапуту – учёные, углублённые в свои научные размышления. Но их наука совершенно оторвана от реальной жизни, так же как они сами. В стране учёных всё криво и косо, одежда, дома и т.д., всё работает плохо, потому что решают глобальные научные проблемы, им некогда заниматься бытовыми проблемами.
Очень забавный момент. «Женщины острова отличаются весьма живым темпераментом; они презирают своих мужей и проявляют необыкновенную нежность к чужеземцам», они очень любят убегать от мужей вниз, где находится подвластный Лапуту континент Бальнибарби со столицей Лагадо. «Мне рассказывали, что одна знатная придворная дама – мать нескольких детей, жена первого министра, самого богатого человека в королевстве, очень приятного по наружности, весьма нежно любящего ее и живущего в самом роскошном дворце на острове, – сказавшись больной, спустилась в Лагадо и скрывалась там в течение нескольких месяцев, пока король не отдал приказ разыскать ее во что бы то ни стало; и вот знатную леди нашли в грязном кабаке, всю в лохмотьях, заложившую свои платья для содержания старого безобразного лакея, который ежедневно колотил ее и с которым она была разлучена вопреки ее желанию. И хотя муж принял ее как нельзя более ласково, не сделав ей ни малейшего упрека, она вскоре после этого ухитрилась снова улизнуть на континент к тому же поклоннику, захватив с собой все драгоценности, и с тех пор о ней нет слуху».
В городе Лагадо властвует Академия прожектёров (прожектёр – человек, придумывающий проекты). Профессора-прожектёры стремятся всё время усовершенствовать жизнь, но совершенно не реальными способами. Они всё ломают, делают всё по-новому и ничего не действует. «Профессора изобретают новые методы земледелия и архитектуры и новые орудия и инструменты для всякого рода ремесел и производств, с помощью которых, как они уверяют, один человек будет исполнять работу десятерых; в течение недели можно будет воздвигнуть дворец из такого прочного материала, что он простоит вечно, не требуя никакого ремонта; все земные плоды будут созревать во всякое время года, по желанию потребителей, причем эти плоды по размерам превзойдут в сто раз те, какие мы имеем теперь… но не перечтешь всех их проектов осчастливить человечество. Жаль только, что ни один из этих проектов еще не доведен до конца, а между тем страна в ожидании будущих благ приведена в запустение, дома в развалинах и население голодает или ходит в лохмотьях». Один прожектёр работает над проектом извлечения огурцов солнечных лучей, другой пытается найти способ делать из экскрементов обратно пищу и т.д. Третий открыл универсальный способ раскрытия противоправительственных заговоров: нужно изучать экскременты всех потенциальных заговорщиков, по цвету кала можно определить, о чём человек думает. «Ибо люди никогда не бывают так серьезны, глубокомысленны и сосредоточенны, как в то время, когда они сидят на стульчаке».
«В школе политических прожектеров я не нашел ничего занятного. Ученые там были, на мой взгляд, людьми совершенно рехнувшимися, а такое зрелище всегда наводит на меня тоску. Эти несчастные предлагали способы убедить монархов выбирать себе фаворитов из людей умных, способных и добродетельных; научить министров считаться с общественным благом, награждать людей достойных, одаренных, оказавших обществу выдающиеся услуги; учить монархов познанию их истинных интересов, которые основаны на интересах их народов; поручать должности лицам, обладающим необходимыми качествами для того, чтобы занимать их, и множество других диких и невозможных фантазий, которые никогда еще не зарождались в головах людей здравомыслящих».
Также Гулливер посетил маленький островок Глаббдобдриб, где жили волшебники, исчезающие и появляющиеся, когда захотят. Их правитель мог на некоторое время оживлять мёртвых. И он предоставил Гулливеру возможность увидеть, кого он хочет. Он начал встречаться с разными историческими деятелями и выяснилось, что в истории на самом деле всё было совсем не так, как это написано в школьных учебниках. Многие великие люди и полководцы на самом деле были ничтожными, а все дела за них совершали совсем другие люди, оставшиеся неизвестными.
«Тщательно рассмотрев людей, которые в течение прошедшего столетия пользовались громкой славой при дворах королей, я понял, в каком заблуждении держат мир продажные писаки, приписывая величайшие военные подвиги трусам, мудрые советы дуракам, искренность льстецам, римскую доблесть изменникам отечеству, набожность безбожникам, целомудрие содомитам, правдивость доносчикам. Я узнал, сколько невинных превосходных людей было приговорено к смерти или изгнанию благодаря проискам могущественных министров, подкупавших судей, и партийной злобе; сколько подлецов возводилось на высокие должности, облекалось доверием, властью, почетом и осыпалось материальными благами; какое огромное участие принимали в решениях дворов, государственных советов и сенатов сводники, проститутки, паразиты и шуты. Какое невысокое составилось у меня мнение о человеческой мудрости и честности, когда я получил правильные сведения о пружинах и мотивах великих мировых событий и революций и о тех ничтожных случайностях, которым они обязаны своим успехом».
Затем Гулливер посетил страну Лаггнегг, в которой перед аудиенцией с королём нужно лизать пыль у подножия его трона. Главная особенность этой страны – там иногда рождаются струльдбруги – бессмертные люди. Гулливер сначала завидовал им, описал, как бы он жил, если бы был бессмертным, но оказалось, что это самые ничтожные люди королевства, поскольку они нормально живут лишь 80 лет, а потом от старости теряют большую часть человеческих способностей. Они пребывают в вечной дряхлой старости. Это не дар, это проклятие. Поэтому смерть – вот настоящий подарок человеку.
Часть 4. Путешествие в страну гуигнгнмов. Эта часть самая большая и несколько затянутая. Сначала Гулливер встретил там человекоподобных диких существ, поросших шерстью, «несколько представителей этой проклятой породы, ухватившись за ветви сзади меня, взобрались на дерево и начали оттуда испражняться мне на голову». «Я никогда еще во все мои путешествия не встречал более безобразного животного, которое с первого же взгляда вызывало бы к себе такое отвращение».
Затем выяснилось, что это еху, низшая порода существ в той стране, господствующее же положение в ней занимают разумные лошади - гуигнгнмы, и некоторые прирученные еху являются у них слугами. То есть, Свифт перевёртывает реальную ситуацию: в реальности разумные люди господствуют над лошадьми, в стране гуигнгнмов разумные лошади господствуют над одичавшими, выродившимися людьми.
Гулливера гуигнгнмы воспринимают как одного из еху, его взял к себе в слуги один добродушный гуигнгнм, они много разговаривают, сравнивая жизнь в Европе и в стране разумных лошадей. С точки зрения гуигнгнма, человек даже внешне устроен неразумно и некрасиво: «передние мои ноги, собственно, нельзя даже назвать ногами, так как он никогда не видел, чтобы я ходил на них; они слишком нежны, чтобы выдержать соприкосновение с твердой землей; таким образом, я не могу ходить уверенно, потому что если одна из моих задних ног поскользнется, то я неизбежно должен упасть. Затем он стал находить недостатки в остальных частях моего тела: плоское лицо, выдающийся нос, глаза, помещенные прямо во лбу, так что я не могу смотреть по сторонам, не поворачивая головы, не могу есть, не прибегая к помощи передних ног, для чего, вероятно, природа и наделила их столькими суставами. Он не понимал назначения расчлененных отростков на концах моих задних ног; по его мнению, не покрытые кожей какого-нибудь другого животного, они слишком нежны для твердых и острых камней, да и все мое тело не имеет никакой защиты от стужи и зноя, кроме платья, и я обречен на скучное и утомительное занятие ежедневно надевать и снимать его».
Далее Гулливер очень подробно рассказал гуигнгнму обо всех недостатках европейской жизни. В частности речь зашла о войне. «Хозяин спросил меня, что же служит обыкновенно причиной или поводом, побуждающим одно государство воевать с другим. Я отвечал, что их несчетное количество, но я ограничусь перечислением немногих, наиболее важных. Иногда таким поводом является честолюбие монархов, которым все бывает мало земель или людей, находящихся под их властью; иногда – испорченность министров, вовлекающих своих государей в войну, чтобы заглушить и отвлечь жалобы подданных на их дурное управление. (…) Я прибавил, что войны наши бывают наиболее ожесточенными, кровавыми и продолжительными именно в тех случаях, когда они обусловлены различием мнений, особенно, если это различие касается вещей несущественных: например, является ли тело хлебом или хлеб телом; является ли сок некоторых ягод кровью или вином». Здесь снова явный намёк на бессмысленные религиозные войны между католиками и протестантами. Протестанты отвергли католический (и православный) обряд причащения, когда верующие кушают пресные хлебцы символизирующие тело Христа, и вино, символизирующее его кровь.
«Иногда ссора между двумя государями разгорается из-за решения вопроса, кому из них надлежит низложить третьего, хотя ни один из них не имеет на то никакого права. Иногда один государь нападает на другого из страха, как бы тот не напал на него первым; иногда война начинается потому, что неприятель слишком силен, а иногда, наоборот, потому, что он слишком слаб. Нередко у наших соседей нет того, что есть у нас, или же есть то, чего нет у нас; тогда мы деремся, пока они не отберут у нас наше или не отдадут нам свое. Вполне извинительным считается нападение на страну, если население ее изнурено голодом, истреблено чумою или втянуто во внутренние раздоры. Точно так же признается справедливой война с самым близким союзником, если какой-нибудь его город расположен удобно для нас или кусок его территории округлит и завершит наши владения. Если какой-нибудь монарх посылает свои войска в страну, население которой бедно и невежественно, то половину его он может законным образом истребить, а другую половину обратить в рабство, чтобы вывести этот народ из варварства и приобщить к благам цивилизации. Весьма распространен также следующий очень царственный и благородный образ действия: государь, приглашенный соседом помочь ему против вторгшегося в его пределы неприятеля, по благополучном изгнании последнего захватывает владения союзника, на помощь которому пришел, а его самого убивает, заключает в тюрьму или изгоняет. По всем этим причинам ремесло солдата считается у нас самым почетным, так как солдат есть еху, нанимающийся хладнокровно убивать возможно большее число подобных себе существ, не причинивших ему никакого зла».
«Я обстоятельно описал ему, что такое пушки, кулеврины, мушкеты, карабины, пистолеты, пули, порох, сабли, штыки, сражения, осады, отступления, атаки, мины и контрмины, бомбардировки, морские сражения, потопление кораблей с тысячью матросов, десятки тысяч убитых с каждой стороны; стоны умирающих, взлетающие в воздух члены, дым, шум, смятение, смерть под лошадиными копытами; бегство, преследование, победа; поля, покрытые трупами, брошенными на съедение собакам, волкам и хищным птицам; разбой, грабежи, изнасилования, пожары, разорение. И, желая похвастаться перед ним храбростью моих дорогих соотечественников, я сказал, что сам был свидетелем, как при осаде одного города они взорвали на воздух сотню неприятельских солдат и столько же в одном морском сражении, так что куски человеческих тел падали точно с неба к великому удовольствию всех зрителей».
На это хозяин Гулливера сказал так: «всякий, кто знает природу еху, без труда поверит, что такое гнусное животное способно на все описанные мною действия, если его сила и хитрость окажутся равными его злобе». А также он сделал вывод, что люди являются «особенной породой животных, наделенных благодаря какой-то непонятной для него случайности крохотной частицей разума, каковым мы пользуемся лишь для усугубления прирожденных нам пороков и для приобретения новых, от природы нам несвойственных».
Надо отметить, что отношение Гулливера к собственной родине очень изменилось. Раньше в стране великанов он старался описать королю Бробдингнега лучшие стороны жизни в Европе, теперь он сам начал целенаправленно обличать её. «Сопоставление множества добродетелей этих прекрасных четвероногих с человеческой испорченностью до такой степени раскрыло мне глаза и расширило мой кругозор, что поступки и страсти человека предстали мне в совершенно новом свете, и я пришел к заключению, что не стоит щадить честь моего племени». Сам Гулливер считал устройство жизни гуигнгнмов – идеальным, а их самих – идеальными существами. «Не прожив в этой стране даже года, я проникся такой любовью и уважением к ее обитателям, что принял твердое решение никогда больше не возвращаться к людям и провести остаток дней своих среди этих удивительных гуигнгнмов, созерцая всяческую добродетель и упражняясь в ней».
Гуигнгнмы – существа высоконравственные и в высшей степени разумные. «Так как благородные гуигнгнмы от природы одарены общим предрасположением ко всем добродетелям и не имеют ни малейшего понятия о том, что такое зло в разумном существе, то основным правилом их жизни является совершенствование разума и полное подчинение его руководству». Причем разум их «не осложнен, не затемнен и не обесцвечен страстью и интересом» (то есть, эгоистическим интересом). Таким образом разум гуигнгнмов способен постигать истину стразу в её полноте. Свифт, как и большая часть людей 18 века считает Разум важнейшим инструментом построения правильной жизни.
Однако представления Свифта об идеальной жизни весьма специфичны. Например, исходя из описания Гулливера гуигнгнмы почти полностью изгнали из своей жизни сколько-нибудь сильные страсти, яркие эмоции. Ко всем они относятся со спокойным дружелюбием. Даже при создании семьи любовь не играет никакой роли. «Волокитство, любовь, подарки, приданое, вдовьи доли совершенно неизвестны гуигнгнмам. Молодая пара встречается и сочетается браком просто для исполнения воли родителей и друзей; подобные браки совершаются на ее глазах ежедневно, и молодые смотрят на них как на необходимое действие всякого разумного существа. Такие вещи, как развод или прелюбодеяние, там неслыханны, и супружеская чета проходит свой жизненный путь с теми же дружескими чувствами и взаимным доброжелательством, какие она питает ко всем представителям своего племени; им неизвестны ревность, припадки нежности, ссоры и досада друг на друга».
Поведение разумных лошадей полностью подчинено разуму, они легко способны отказаться от сексуальных отношений и вновь возобновить их, если для этого будут разумные доводы. Они легко могут отдать своих детей в чужую семью и воспитывать чужих как своих, если это в интересах общества.
«Мать семейства гуигнгнмов, произведя на свет по одному ребенку обоего пола, прекращает супружеские отношения, – кроме тех случаев, когда почему-либо теряет одного из своих питомцев, что бывает очень редко; но в подобных случаях супруги возобновляют отношения, или, если супруга больше не способна к деторождению, другая пара дает осиротелым родителям одного из своих жеребят, а сама снова сходится, пока мать не забеременеет. Такая предосторожность является необходимою, чтобы предохранить страну от перенаселения».
Ну и конечно же, эти разумные существа, потеряв близких, не горюют очень сильно и долго. «Друзья и родственники покойного не выражают ни радости, ни горя, а сам умирающий не обнаруживает ни малейшего сожаления, покидая этот мир, словно он возвращается домой из гостей от какого-нибудь соседа. Помню, как однажды мой хозяин пригласил к себе своего друга с семьей по одному важному делу; в назначенный день явилась только жена друга с двумя детьми, притом поздно вечером; она извинилась прежде всего за мужа, который, по ее словам, сегодня утром «схнувнх». Слово это очень выразительно на тамошнем языке, но нелегко поддается переводу; буквально оно означает возвратиться к своей праматери. Потом она извинилась за себя, сказав, что муж ее умер утром и она долго совещалась со слугами относительно того, где бы удобнее положить его тело; и я заметил, что она была такая же веселая, как и все остальные. Через три месяца она умерла».
Все эти странности являются отражением характера самого Свифта, а с другой стороны, на такое понимание повлияла и сама эпоха Просвещения.
В этой стране Гулливеру жилось очень прекрасно. «Я наслаждался прекрасным телесным здоровьем и полным душевным спокойствием; мне нечего было бояться предательства или непостоянства друга и обид тайного или явного врага. Мне не приходилось прибегать к подкупу, лести и сводничеству, чтобы снискать милости великих мира и их фаворитов. Мне не нужно было ограждать себя от обмана и насилия; здесь не было ни врачей, чтобы разрушить мое тело, ни юристов, чтобы разорить меня, ни доносчиков, чтобы подслушивать мои слова, или подглядывать мои действия, или возводить на меня ложные обвинения за плату; здесь не было зубоскалов, сплетников, клеветников, карманных воров, разбойников, взломщиков, стряпчих, сводников, шутов, игроков, политиканов, ипохондриков, скучных болтунов, спорщиков, насильников, убийц, мошенников; не было лидеров и членов политических партий; не было тюрем, топоров, виселиц, наказания кнутом и позорным столбом; не было обманщиков-купцов и плутов-ремесленников; не было чванства, тщеславия, притворной дружбы; не было франтов, буянов, пьяниц, проституток и венерических болезней; не было сварливых, бесстыдных, расточительных жен; не было тупых, спесивых педантов; не было назойливых, требовательных, вздорных, шумливых, крикливых, пустых, самомнящих, бранчливых сквернословов-приятелей; не было негодяев, поднявшихся из грязи благодаря своим порокам, и благородных людей, брошенных в грязь за свои добродетели; не было вельмож, скрипачей, судей и учителей танцев».
Но и из этого рая земного Гулливеру пришлось уехать, поскольку управляющий орган гуигнгнмов – генеральное собрание постановило, что он как представитель гнусной породы еху не может жить среди них как равноправный. Он сделал себе лодку и уплыл.
Прибыв в Англию, Гулливер, возненавидевший всех еху, то есть людей. лютой ненавистью и презрением, долго не мог без омерзения смотреть даже на собственных жену и детей.
В последней главе Гулливер раскрывает общий смысл своей книги. Главная её цель - «просвещать людей и делать их лучшими, совершенствовать их умы как дурными, так и хорошими примерами».
Завершается книга рассказом о том, что больше всего в людях Гулливера (и самого Свифта, конечно) раздражает – их необыкновенное самолюбие и гордость. «Когда я вижу кучу уродств и болезней как физических, так и духовных, да в придачу к ним еще гордость, – терпение мое немедленно истощается; я никогда не способен буду понять, как такое животное и такой порок могут сочетаться. У мудрых и добродетельных гуигнгнмов, в изобилии одаренных всеми совершенствами, какие только могут украшать разумное существо, нет даже слова для обозначения этого порока (…). Гуигнгнмы, живущие под властью разума, так же мало гордятся своими хорошими качествами, как я горжусь тем, что у меня две руки… Я так долго останавливаюсь на этом предмете из желания сделать, по мере моих сил, общество английских еху более переносимым; поэтому я очень прошу лиц, в какой-нибудь степени запятнанных этим нелепым пороком, не отваживаться попадаться мне на глаза».
Можно сказать, что книга Свифт является столь острой и яростной сатирой, обличением недостатков человечества, что вполне обоснованно обвинение Свифта в прямом человеконенавистничестве. Его цель - заставить ужаснуться тем мерзостям, в которых погрязло человечество. Во многом он прав, многое он преувеличивает. Однако преувеличение это общее свойство сатиры, всякая сатира, всякое обличение – преувеличенно. Это делается для того, чтобы обратить внимание на тот или иной реальный недостаток.
Некоторая явно заметная тяга к описаниям отправлений естественных потребностей связана с тем же преувеличенным человеконенавистничеством Свифта. Положительные идеалы Свифта специфичны, он стремиться всё подчинить разуму, он не придает большого значения чувствам, любви эротической, любви родителей к своим детям и детей к своим родителям.
Однако Свифт остаётся одним из самых великих писателей-сатириков в мировой литературе. Его фантазия настолько изобретательна, необыкновенна, широка, что Свифту может позавидовать любой современный писатель-фантаст. Его роман, несомненно, - одно из лучших произведений 18 века.
Свифт – тоже просветитель, писатель эпохи Просвещения, он верит в разум, но он, в отличие от Дефо, уже не очень верит в людей, что люди способны на разумную жизнь.
