Испытав человека войной, революцией, Андреев устраивает ему еще один экзамен, которому тоже суждено завершиться «бездной».
На священника Василия Фивейского («Жизнь Василия Фивейского») неожиданно начали сваливаться горести: утонул первенец, сгорели дом и жена. «Торжественная и простая» вера в Господа сменилась сомнениями и метанием: «Почему все произошло со мной?» Чтобы лучше понять смысл сюжетных поворотов рассказа, вспомним историю Иова -- святого старца из «Ветхого Завета» (Книга Иова), которая созвучна повествованию о человеке XX в.
Иов, богобоязненный, «благочестивый», любящий отец и муж, счастлив в своей скромной земной жизни. И спросил тогда Сатана Бога: «Разве даром богобоязнен Иов? Не ты ли, Бог, оградил его: и дом, и все, что у него есть?» Сатана упрекнул Иова в корыстной любви к Богу, и Господь решил доказать, что сердце Иова искренне предано ему и что Иов будет его любить и смиренно принимать утраты, посланные судьбой. И разрешено было Сатане погубить сначала скот, потом дом, жену, детей. Были у Иова минуты отчаяния: «Моя рана неисцелима, без вины». Но тут же он себя прерывал: «Господь не наказывает без вины. Какая?» И обратился Иов с молитвой к Господу о помощи, о просветлении разума, о преодолении сознания собственной праведности и самодостаточности. И всебыло возвращено Иову, потому что не утратил веры в милосердие Бога, не предался отчаянию и унынию, «во плоти узрел Бога».
Как же повел себя Иов XX века? Он вообразил, что через горнило бедствий ведет его могучая рука к «великомуподвигу, к великой жертве» и что «всю жизнь его Бог обратил в пустыню, но лишь для того, чтобы не блуждал он по старым, изъезженным дорогам... а искал нового и смелого пути. Вчерашний столб дыма и огня -- разве он не был тем огненным столбом, что указывал евреям дорогу в бездорожной пустыне?.. Он избран». Трижды пронзила его эта мысль: «Он избран». С точки зрения святых отцов, писавших о подобных состояниях духа, Василием Фивейским овладела гордыня, сознание собственной избранности, приравнивающей его к самому Христу. И он пошел к своему «подвигу» . Но для этого нужно было ему, священнику, полюбить сирых мира сего, и он полюбил человека, сбросил «с себя последнее, связывавшее его с прошлым и суетными заботами о жизни». Исповедовал людей и начинал понимать человеческое горе: «Все плачут. И нет помощи!» Что же плохого в такой перемене в отношении к миру? Проанализируем образцы его внутренней речи: «весь живой мир принес ему муки и слезы иждет от него помощи*, «не согрешил ни он, ни его родители, но это для того, чтобы на нем явилось дело Божие». На похоронах жителя Мосягина о. Василий решил явить дело Божие и воскресить покойника, подобно Христу, оживившему Лазаря. Торжественно, с царственной простотой трижды произнес он: «Семен! Тебе говорю, встань!» Но не встал Семен... О. Василий потрясен, но говорит спокойно, с «зловещей выразительностью бури»: «Ты обмануть меня хочешь? Так зачем же я верил? Так зачем же Ты дал мне любовь к людям и жалость -- чтобы посмеяться надо мною? Так зачем же всю жизнь мою Ты держал меня в плену? В рабстве, в оковах? Ни мысли свободной! Ни чувства! Ни вздоха! Все одним Тобою, все для Тебя! Один Ты! Ну, явись же -- я жду!» Этот потрясающий монолог, обращенный к Богу, разрешается бешеным криком: «Ты должен! Отдай ему жизнь! Ему не нужно рая. Тут его дети!» Он приказывает Богу и... кажется ему, что в последний момент опускаются своды, прогибается пол, падает все и рушится мир, небо охвачено огнем. Перед нами ницшеанский бунт человека, охваченного гордыней, самообманом, чувствующим свою избранность и способность влиять на человеческие судьбы. О. Василий, в отличие от Иова, поверил в незыблемость Божественной власти на земле, но вступил в своеобразное соглашение с Господом: *Ты -- мне, я -- тебе».
Почему же рассказы Л. Андреева кончаются трагически, его герои или сходят с ума, или гибнут? Потому что его герои, будь то студент, солдат-интеллигент или священник, возомнили себя богами, имеющими право перешагнуть через древнюю и вечную мораль и вершить судьбы мира...
Три больших имени -- А. И. Куприн, И. А. Бунин, Л. Н. Андреев -- обозначили пути развития русской прозы в начале XX в., время, которое художник А. Бенуа в 1912 г. назвал трагическим.
