Вторая половина 80-х—90-е годы — время переустройства всей жизни страны. Главных вопросов, поставленных перед общественным сознанием, было три. Во-первых, отношение к СССР и культуре советского прошлого. Во-вторых, воссоединение отечественной культуры, разорванной идеологами на советскую и несоветскую. В-третьих, разрушение «берлинской стены» между отечественной культурой и культурой капиталистического мира и отказ от двухполюсного понимания мировой культуры.
Хрестоматийный ряд героев советской «школьной» литературы подвергся жесткому пересмотру. Из программы изымались произведения о героях-комсомольцах («Как закалялась сталь» Н.А. Островского, «Молодая гвардия» А.А. Фадеева), повести А. П.Гайдара («Школа», «Тимур и его команда»), что вызывало публичные протесты и дискуссии.
Начиная со второй половины 80-х годов горячей темой общественных и литературных баталий был «сталинский миф». В ходе его развенчания восстановлена настоящая судьба знаменитого пионера 30-х годов — Павлика Морозова: из условного персонажа агитационно-дидактической литературы он снова стал историческим лицом. Писатель Ю.И.Дружников исследованные им факты и документы частично опубликовал в российской прессе, а полностью, в виде книги для взрослых «Вознесение Павлика Морозова», — в Лондоне в 1988 году.
Владислав Петрович Крапивин (род. 1938) выступил в защиту пионера-героя как персонажа детских книг (роман «Бронзовый мальчик»), против тотального отрицания советского идеала ребенка.
Другая попытка — развенчать «гайдаровский миф» как основу советской детской литературы — не удалась, но перед историками и литературоведами была поставлена задача дать более или менее удовлетворительное объяснение «феномену Гайдара».
Поднялась волна переизданий знаменитых некогда детских книг, ставших редкостями. Среди них преобладали произведения Серебряного века — книги Лидии Чарской, «Азбука для детей в картинах» Александра Бенуа, горьковский сборник «Елка» и т.п., советский авангард 20 —30-х годов — стихи и проза обэриутов, а также детская литература эмигрантов — Надежды Тэффи, Ивана
Шмелева, Саши Черного и др. При государственной поддержке в серии «Круг чтения: школьная программа» вышла антология «Детство и юность российских императоров» (1997). Резко изменялись ориентиры чтения — в сторону к дореволюционным ценностям.
Возникли понятия забытой и утаенной литературы — это произведения, некогда изъятые из свободного доступа и возвращенные читателям. В начале 90-х годов обнаружился и детский самиздат — произведения, ходившие в машинописных распечатках из рук в руки. Роман-сказка Юрия Ильича Дружникова «Каникулы по-человечьи» был написан в 1971 — 1973 годах, поддержан блестящей рецензией сказочника Александра Волкова (автора «Волшебника Изумрудного города»), но вскоре попал под негласный запрет из-за дружбы автора с диссидентами. После 1992 года, когда книга все-таки вышла, история о том, как девочке подарили живую обезьянку и какие веселые приключения из их дружбы получились, была возвращена юным читателям.
Общедоступен стал андерграунд1. В субкультуру детства попали стихи и песни Игоря Иртеньева, некоторых рок-певцов, «мить-ков» (питерских художников-поэтов). Типичный герой андерграун-да — маргинал, новый «маленький человек» с артистическим отношением к миру. Более всего повлиял на детскую литературу 80— 90-х годов, особенно на поэзию, Олег Евгеньевич Григорьев (1943 — 1992); его сборник «Говорящий ворон» (1989) задал тон внедидак-тической игровой поэзии. С его именем связывают развитие полуфольклорного жанра «садистских» стихов, возводя их к единственному раннему стихотворению поэта об электрике Петрове.
Полоса «черного» юмора (заполнившаяся главным образом благодаря Григорию Бенционовичу Остеру (род. 1947) с его «Вредными советами» и пр.), с одной стороны, поделила детскую литературу на советскую, в которой ничего подобного быть не могло, и постсоветскую. С другой — она служила переходом к темам, прежде табуированным, — насилия, страха. «Ужастики» в стихах и прозе, смешные и по-настоящему жуткие, сделались модным увлечением читателей самых разных возрастов.
1 Андерграунд (англ. ипйегёгоипй — подземелье, подполье) — понятие, заимствованное из словаря американской культуры второй половины XX века и примененное к неофициальному (или карнавальному, в другой терминологии) искусству 70 —80-х годов в СССР. Это синтетическое искусство, объединяющее графику, музыку и литературу, развилось в замкнутых городских сообществах людей творческих профессий.
Система жанров стремительно менялась, отражая изменения во взрослой литературе. Любовный роман для мамы и такой же — для дочки, детектив для папы и детектив для сына. Происходило дублирование и взаимопроникновение взрослой и детской литератур, путались границы детского и недетского. Так, сказочник Э.Н.Успенский «проводил» XX век публикацией «исторического повествования» «для среднего возраста» (без обязательного в таких случаях уточнения — детского) «Лжедмитрий Второй настоящий» (1999), в котором в самых негативных тонах изобразил царевича Димитрия, его окружение, да и всю историю и культуру Руси времен Смуты. Роман сочетает в себе приметы произведения для взрослых (вплоть до использования абсцентной лексики, хотя и с отточиями) и приметы художественно-познавательного произведения для детей.
Классическая тема «писатель и родина» сделалась предметом споров. Авангардисты и их последователи отвергали «советский патриотизм», образцово воплощенный в михалковской поэзии, однако предложить собственное эстетическое решение этой важной темы они не смогли. Возражали им в основном писатели-реалисты (например, Алексей Анатольевич Шевченко, род. 1950).
В конце 90-х годов «игровая литература», сложившаяся на основе авангардизма, достигла пика своего развития, но она все сильнее противоречила постперестроечным настроениям, все больше отставала от хода событий в стране и мире1. К тому же в обществе возник культ образования, и большинство родителей и педагогов ждало от детской книги систематически изложенных знаний — в виде разнообразных энциклопедий, а не «бесполезных», с их точки зрения, эксцентричных стихов и сказок.
Острая литературная реакция на первые «перестроечные» перемены состояла в расцвете публицистики и поэзии сатирико-юмористического тона. Слово устное, ораторское наполнило страницы не только взрослых газет и журналов, но и детской периодики, даже персонажи и авторы малышовых изданий заговорили языком трибун, а порой и улиц. При этом детские писатели стремились избавиться от «советизмов» — речевых штампов и клише, накопившихся и растиражированных за несколько десятилетий развития литературы, оттого в литературной речи смешивались элементы публицистики и сниженного разговорного стиля (анекдот, частушка, устная пародия).
Первым шагом к обновлению языка детской книги было обращение к истокам русской речи. Начиная с сентября 1987 года «Мурзилка» печатал рассказы о родном языке А. В. Митяева. Прежде всего автор (и главный редактор журнала) объяснил происхождение и значение слова «родина» (славянский бог Род,приднепровский город Родень, род, родичи — рядом с отчичами и дедичами — наследниками отцовских и дедовских земель). В том же номере была помещена статья о русской азбуке, о ее составителях — святых братьях Кирилле и Мефодии, первопечатнике Иване Федорове, о красивейшей старинной азбуке Кариона Истомина и Леонтия Бунина.
В целом обстановка в «детском» литературном мире в 1985 — 1995 годах напоминала оживление начала 60-х. Неслучайно «шестидесятники», хорошо помнившие атмосферу «Юности», «Пионера», «Костра» и «Мурзилки», где они начинали публиковаться, первое время играли роль экспертов и наставников для молодежи. Недаром писатели, пришедшие в детскую литературу в это время, своими кумирами объявили Ю.И. Коваля и Р.П.Погодина.
В «перестроечные» годы в литературе и искусстве преобладал ретроспективный взгляд на действительность. Прошлое занимало умы гораздо больше, чем настоящее и будущее. Разочарование в «перестройке», наступившее во второй половине 90-х годов — с апогеем экономического, социального и военно-политического кризиса, привело к смене вектора. Не прошлое, а будущее, стремительно вторгающееся в настоящее, ломающее даже то, что уцелело в «перестройку», завладело умами. Приметы XXI века — новшества науки, техники, социального устройства, общественных отношений, искусства — вытесняют явления, которые еще десятилетие назад были знаковыми. Категория времени все больше привлекает детских писателей (например, в прозаических сказках Ильи Ильича Шурко «Секундочка», Тима Собакина «Заводной мир» сюжет образует остановка, сбой времени).
Уже не борьба с остатками партийного администрирования в литературе занимает писателей, а противодействие «дикому» тор-гово-издательскому бизнесу, который обескровил детскую литературу. Возник эффект коммерческой «цензуры», не пропускающей к читателю ничего, что отличается от так называемого «формата» легко продаваемых изданий. Главными заказчиками детских изданий сделались продавцы, хотя их власть пытаются «обуздать» библиотекари, педагоги и просвещенные родители. Возникло понятие «проект»: издательство теперь уже не просто печатает подходящую рукопись, чаще всего заказанную автору, оно еще до получения «литературного продукта» разрабатывает план продвижения книги или книжной серии на рынок. Примеры успешных западных «проектов», таких как романы Дж.К.Роулинг о мальчике-волшебнике Гарри Поттере, берут на вооружение российские издатели. Писатели, обладающие талантом и профессионализмом, но маловостре-бованные «диким» рынком, пишут под «проект» (например, Дмитрий Александрович Емец (род. 1974), создавший серию повестей-сказок о девочке-волшебнице Тане Гроттер). Легкость, с какой авторы работают в «формате», только подчеркивает перекос между потенциалом литературных сил и реальностью изданий. Кроме того, возникает проблема ответственности писателя перед собственным талантом и целым поколением детей. Управление литературно-из-дательско-торговым процессом — дело новое, оно должно изжить свои недостатки и начать приносить реальную пользу, не только в денежном выражении, но и в социальном, духовном плане.
Перемена угла зрения сказалась и в том, что нормальное развитие юных поколений стало пониматься через воспитание свободной индивидуальности. Сказочник и сценарист Сергей Георгиевич Георгиев (род. 1954) даже защитил кандидатскую диссертацию по философии на тему «Становление свободной индивидуальности — на материале современной детской литературы». Одна из важнейших тенденций детской литературы последних десятилетий — утверждение значимости личности и судьбы ребенка в масштабах мировой, космической истории человечества. Кир Булычев (1934—2003) продолжил серию фантастических повестей-сказок о героине, завоевавшей популярность еще в советский период, — идеальной девочке из будущего Алисе. Валерий Михайлович Воскобойников (род. 1939) создал книгу «Жизнь замечательных детей» (1997) — о детстве выдающихся исторических деятелей (подобные произведения были популярны в начале прошлого века). При этом осталась проблема вписывания героев-индивидуалистов в сюжеты о коллективной жизни, давно ставшие традиционными в русской литературе.
Писатели (как и взрослые) размежевывались по лагерям, но острой борьбы не вели. Разве что Э.Н.Успенский и Г.Б.Остер постоянно упрекали «старую гвардию» по поводу былого притеснения, «старая гвардия» в ответ хранила молчание и продолжала работать. Расходились реалисты и авангардисты, «западники» и «славянофилы», однако все так или иначе внесли свой вклад в развитие детской литературы. Полемика велась довольно вяло, поскольку изменения затронули самую основу культурного мышления: идея борьбы, переосмысленная как идея беспощадного уничтожения, уступала место идее толерантности.
Тихий отказ от идеи борьбы как основы детского произведения нужно датировать еще 60-ми годами, когда героя-борца начал вытеснять герой-созерцатель. Например, Львенок и Черепаха, Ежик и Медвежонок в сказках Сергея Григорьевича Козлова (род. 1939) — автора сказки «Ежик в тумане» (1967), по которой режиссер Ю. И. Норштейн снял лучшую анимационную ленту всех времен и народов — по итогам века, подведенным международным киножюри.
Обновление детской литературы сопровождалось разрушением канонов изображения, разработанных в советский период. Вместе с канонами отвергались и «серьезные» жанры — школьная повесть, дидактический рассказ, стихи на идеологические темы и т. п.
В начале XXI века стала остро ощущаться их нехватка, раздались голоса против засилья игровой литературы и даже преобладания сказочной условности над всеми другими видами художественной условности. В самом деле, обилие и разнообразие малых литературных форм (анекдоты, короткие рассказы и сказки-миниатюры, дразнилки, обожалки, страшилки, садюшки и др.) не могли удовлетворить потребность в серьезном эпосе и лирической поэзии.
Авангард был особо актуален. В авангардно-андерграундо-вом стиле создавались произведения детские, полудетские и совершенно взрослые, но в «детских» формах (раннее творчество Д. Пригова и В. Пелевина). Наследие авангардистов начала XX века и обэриутов было воспринято поверхностно, без их философской базы, на уровне обшей установки на игру и приемов игры. Отчасти виной тому была запоздалая публикация всего массива русского авангарда. В итоге интересные заявки писателей «перестроечной волны» на новую концепцию детской литературы были реализованы далеко не полностью.
Одно за другим возникали творческие объединения, декларировавшие свои принципы понимания искусства и действительности, повсеместно открывались салоны и клубы. Среди них было и объединение поэтов и прозаиков «Черная курица», сложившееся в конце1989 года. Его название указывало на «подпольный» план в известной сказке Антония Погорельского. В объединение вошли Владимир Друк, Борис Минаев, Александр Дорофеев, Андрей Усачев, Юрий Нечипоренко, Игорь Иртеньев, Алексей Зайцев, Марина Бородицкая, Марина Москвина, Сергей Седов, Андрей Антонов, Светлана Винокурова, Николай Ламм, Олег Кургузов, Лев Яковлев, а также критик Лола Звонарева. Свой творческий манифест незнаменитые пока авторы опубликовали в журнале «Пионер» № 4 за 1990 год следом за передовицей, посвященной ленинскому юбилею.
В 1990 году вышел альманах объединения «Ку-ка-ре-ку», в котором художественные произведения сочетались с «перестроечной» публицистикой. И все-таки уход от социально значимых тем и серьезных жанров, отказ от этических координат, хотя бы и на словах, не позволил «Черной курице» по-настоящему лидировать в литературном процессе. Однако она сыграла важную роль в разработке новых форм и языка детской литературы при игнорировании идеологии и застарелой дидактики.
Изменения в детской литературе были заметные, но революции не произошло. Новаторам не удалось переориентировать большинство родителей и детей на чтение авангардистской литературы. Читатели разных возрастов проявили в целом сильнейший консерватизм; издания советской классики пользовались большим спросом, чем издания современных авторов, впрочем, малотиражные и немногочисленные.
Однако детская литература получила мощный заряд эксцентрики. Среди героев на первый план вышел чудак, он проник даже в школьные учебники. Наряду с обычными учебниками государственное издательство «Просвещение» выпустило сборники «Всё наоборот: Небылицы и нелепицы в стихах» (1992, составитель Г. М. Кружков), «Чудаки» (1994, составитель и автор В.А.Левин).
Повлияло на детскую литературу и художественное направление, имевшее глобальный, всемирный охват, — постмодернизм (переходная фаза от модернизма, возникшего на рубеже XIX— XX веков, к идеям XXI века).
Постмодернизм, завершающий в начале XXI века свое развитие, нельзя считать «плохим» или «вредным» явлением, как и всякое литературное направление. Постмодернисты подвергли критике модель мира и человека, в которой основную роль играют бинарные оппозиции: истинно—ложно, хорошо —плохо. Они показали, что человечество не может существовать исключительно между двумя полюсами. Бинарное мышление ведет к утверждению борьбы как ведущей идеи человеческой жизни, тогда как многополюсное мышление выдвигает идею толерантности. В литературе для детей постмодернистские черты смягчены самими законами этой литературы, прежде всего, законом оптимизма.
Игра со словом, традиционная в России форма творчества для детей, вновь, как в 20-е годы, обрела лингвистический характер. Людмила Стефановна Петрушевская (род. 1938), публиковавшая в газетах свои заумно-лингвистические сказки («Пуськи Бятые» и др.), произвела большое впечатление и на детей, и на взрослых. Ее тексты некоторые читатели цитировали наизусть:
Сяпала калуша с калушатами по напушке и увазила Бутявку, и волит:
- Калушата, калушаточки, Бутявка!
Калушата присяпали и бутявку стрямкали. И подудонились. А Калуша волит:
- Оёё, оёё! Бутявка-то некузявая! Калушата Бутявку вычучили.
Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
«Филологический юмор» — черта поэзии М.Д.Яснова (сборники «Носомот с бегерогом», 1991; «В гостях у Свинозавра», 1996, «Чудетство», 1999), а также поэтов Тима Собакина и Дмитрия Ава-лиани (его палиндромы-перевертни вошли во многие издания). Явная связь подобных игр с лингвопоэтическими экспериментами, развернувшимися в первой трети XX века, указывает на главный ориентир стилевых изменений детской литературы в целом.
Поэзия для детей во второй половине 80-х —начале XXI века развивается в основном по игровой модели, заданной в Серебряном веке и 20 — 30-х годах. В этой модели главным принципом была игра со словом. К примеру, Тим Собакин взял слово «бегемот» и написал цикл произведений в прозе и стихах, в том числе и с применением изощренной стиховой техники, впрочем, травестированной, юмористически сниженной. Его фигурное стихотворение «Квадратный бегемот (Урок чтения задом-наперед)» (1990) пародирует формалистические изыски поэзии для взрослых и превращает скучный урбанистический пейзаж в смешной портрет. Настоящее потрясение пережили читатели, познакомившись в 1987 году с повестью Анатолия Ивановича Приставкина (род. 1931) «Ночевала тучка золотая», рукопись которой пролежала с 1981 года. Теперь эта повесть включена во многие школьные программы. Испытания, выпавшие на долю беспризорников, сирот и детдомовцев в годы войны, писатель знает по собственной судьбе, и потому его художественные обобщения исторически, психологически точны. Приставкин окончательно сформировал литературную традицию, в русле которой разрабатываются представления о детях — участниках, героях и жертвах глобальных цивилизацией ных процессов. Как правило, это проза жестокого, даже шокирующего реализма. В западной литературе данный процесс начался с публикации в 1954 году романа У. Голдинга «Повелитель мух»; в СССР имя Голдинга, в дальнейшем Нобелевского лауреата, было хорошо известно с 60-х годов. Его роман-робинзонада о мальчиках из престижной английской школы, выстроивших на острове общество насилия и варварства, заставил советских писателей иначе взглянуть на литературу гайдаровского направления, в которой воспевался детский коллектив. Примерами такой литературы могут служить повести В.А.Осеевой рубежа 40 — 50-х годов о пионерском отряде Трубачева.
Владимир Карпович Железников (род. 1925), создавший в 1961 году образ бесконечно доброго мальчика («Чудак из шестого "Б"»), в 1974 году переосмыслил этот образ — сделал своего героя более закрытым, защищенным, а в детской среде подчеркнул агрессию («Жизнь и приключения чудака»), далее в 70-х он развил найденные идеи в вариантах повести «Чучело», а в начале нового века была написана повесть «Чучело-2». Писатель долго и трудно искал подход к теме детской жестокости и самозащиты.
Иной подход к проблеме противоречий между ребенком и обществом — в творчестве В.П.Крапивина. Писатель также начал творческий путь в 60-х годах с изображения детей и подростков, способных победить внешнее зло, но к концу века пришел к сюжетам куда более мрачным. «Взрыв Генерального штаба»(1998) — фантастическая повесть о юном разведчике, узнавшем причину войн: «...им так удобнее! Войны по плану, по заказу! Чтобы каждому хватило побед и наград... Генералы же не могут без войны!». Только фантастическая условность позволяет автору избежать трагической развязки истории о детском подвиге.
Поэт Г. В. Сапгир в сугубо взрослых рассказах «Тимур и ее команда» и «Юные читатели» (сборник «Человек с золотыми подмышками», 1991) изобразил морально-психическое уродование детей, встретившихся со злым человеком или с дурной книгой. Железников, Крапивин, Сапгир разными путями приходили к идее гибели детского мира, рассеивая последние иллюзии взрослых.
Состояние и поведение детей трактуется писателями как индикатор кризиса европоцентристской, печатно-техногенной цивилизации. Даже семья не может служить ребенку надежным убежищем, поскольку она сама не защищена от противоречий глобализма. Семейно-родовая модель детского существования стремительно разрушается. Этот процесс — в центре внимания Альберта Анатольевича Лиханова (род. 1935). Множество его романов, повестей и рассказов о детстве в совокупности представляют историю детства в России начиная с 40-х годов. По оценке писателя, в сравнении с военным и послевоенным временем положение детей ухудшилось до значения катастрофы. На самом рубеже веков выходят лихановские романы с трагическими сюжетами: «Никто» — о судьбе подростка-сироты, выпускника дома-интерната, «Сломанная кукла» — о девочке из семьи «новых русских». Детство в смертельной опасности на всем пространстве нашего социума, уповать остается на пробуждение в людях религиозного чувства, стыда и совести, недаром «Сломанная кукла» заканчивается молитвенным обращением повествователя: «О, Владычица Небесная, пресвятая Богородица, сохрани России ее детей».
Вместе с тем тема дружной семьи сделалась более актуальной, чем тема жизни детей в коллективе. Бурно развивается «отцовская» проза, в основном рассказы; она отвечает традициям русской литературы, но отличается большим доверием к юному читателю. Б. Минаев, А. Куртузов, Ю. Нечипоренко, А. Торопиев обратились к своему былому мальчишеству, чтобы поговорить с нынешними мальчишками и преодолеть увеличившийся на переломе эпох разрыв в мировосприятии «отцов и детей». Они предпочли вести диалог на языке юмора и сочувствующей иронии.
Наиболее ценные достижения оказались в русле традиций художественного психологизма, восходящих к творчеству Гайдара, Драгунского, Голявкина, Сотника. Личное, автобиографическое изображается в единстве с обшим, поколенческим. В личности и поступках героя с помощью приемов типизации и индивидуализации дан портрет поколения, каким он видится на значительном временном удалении.
Борис Дорианович Минаев (род. 1959) в рассказе «Плюшевая война» (как и в других рассказах, писавшихся в течение четверти века и вошедших в сборник «Детство Левы», 2001) восстанавливает и исследует внутренний мир того мальчика, каким сам был когда-то, и московскую атмосферу начала 60-х годов. Болезненные мысли вызывает едва ли не каждый случай или занятие. Ребенок, когда-то с азартом игравший в войну со своим игрушечным зверинцем, был «властолюбивый и жестокий тиран», губивший одного за другим своих преданных любимцев:
Зачем я заставлял их проливать кровь? Почему не играл с ними в больницу, путешествие или школу? Почему не поженил их?
...Но несмотря на все это, они любили меня. Просто любили, как умеют любить звери.
Такое у них было плюшевое мужество: любить, даже если тебе очень плохо.
Ответ на вопрос кроется в городской и домашней атмосфере рубежа 50-60-х годов, сохранявшей остатки военных ощущений.
Александр Петрович Торопцев (род. 1949) в рассказах о детстве в подмосковном Домодедове вспоминает атмосферу 60 —70-х годов — новостройки, работающие родители и сверстники, на опасной свободе осваивающие мир, совершающие тайные «подвиги» и «преступления». В рассказе «Почему не взлетел самолет» второклассник Славка любит совершать испытательные полеты на самолетах у себя в квартире:
Он проводил бабушку, закрыл дверь на щеколду (мама на работе была), посмотрел в «низкий глазок», дождался, когда захлопнется лифтовая дверь, пошел на аэродром, забрался в самолет, сел перед пультом (перед газовой плитой), взял штурвал (крышку от кастрюли, в которой лежали бабушкины пирожки, ватрушки, плюшки), положил штурвал на колени, задумался, прогоняя в уме программу полета.
Славкины друзья уже вовсю «летают» со второго этажа строящегося дома в песок — очень красиво и без видимого страха, и мальчик заставляет себя пройти трудное испытание:
Бежал он шесть шагов, удачно оттолкнулся, почувствовал легкий удар где-то внутри, в том месте, где мама зимой ставила ему горчичники, не успел сообразить, что летит, что ему — нет, не хорошо, но страшно! как ноги полусогнутые (сами согнулись, он и не вспомнил о них), жестко воткнулись в мягкий с виду песок.
Интонация рассказчика скорее серьезна, чем юмористична. Торопцев готов поддержать, «подстраховать» своего героя, но отнюдь не отвадить его от подобных испытаний.
Юрий Дмитриевич Нечипоренко (род. 1956) в своих рассказах обычно придерживается иронико-юмористического тона. В рассказе «Шипка» речь идет о первом опыте курения двух друзей — на чердаке туалета. Смешивая в восприятии читателей запахи и смеясь над героями, автор выполняет дидактическую задачу без какого-либо насилия над собственной памятью детства и взрослым пониманием проблемы (сравним с чеховским рассказом о том, как папа с трудом заставил сына «навсегда» отказаться от сигарет).
Постоянные герои рассказов Олега Флавьевича Кургузова (1959 — 2001) из сборника «Наш кот — инопланетятин» (2001) напоминают дружную семью в «Денискиных рассказах» Драгунского: такие же смешные и любящие, чуткие и деятельные. Отличие же кроется в том, что Кургузов свободно смешивал реальное и фантастически-условное, свободно переходил с языка бытового рассказа на язык притчи. Так, в рассказе «Слова в море» мальчик рисует на прибрежном песке большими буквами: «МАМА + ПАПА + Я = ЛЮБОВЬ», но большая волна смывает формулу семейной гармонии, к огорчению мальчика и мамы. Папа же находит утешение, возвращая переживание счастья:
- Ты не знаешь, зачем огурцы засаливают в банке?
- Чтобы они сохранились на зиму, — сказал я.
- Вот и твои слова в море сохраняются лучше, чем на берегу, — объяснил папа. — Ведь море соленое.
А потом мы плыли по волнам на пароходе. И я искал в море свои слова. Хорошо ли они просолились?
Наряду с «отцовскими» рассказами встречаются, хотя реже, рассказы от имени мам, когда-то бывших обычными девчонками, — например, Татьяны Геннадьевны Рик.
В прозе заметнее, чем в поэзии, осуществляется тендерный подход и к героям, и к формам произведений, которые условно делятся по мальчишеско-левчоночьему предпочтению книжных интересов. Тендерный подход активно разрабатывает Тамара Ша-мильевна Крюкова (род. 1953) в своих сказках и повестях. Это особенность развития детской литературы на современном этапе.
«Женская» беллетристика подчас оказывается смелее по своим идеям, недели проза писателей-мужчин. М.Л.Москвина усомнилась в основе основ современного культурного сознания — в ценности письменной культуры. В ее сказке «Ракушка», вошедшей в сборник «Увеличительное стекло» (1990). сталкиваются герои-антиподы. Тушканчик, побывавший на море и узнавший от дедушки, как слушать «ШУМ МОРЯ» вдали от него, пребывает в уверенности, что море и осталось в ракушке, привезенной оттуда. А Дикобраз, доверяющий только своей «большой тетради в клеточку», не может признать моря, даже когда невесть откуда появляется чайка и на его тетрадку каплет с ее крыльев вода. Цельность сознания героя «естественного», «дикаря» признается писательницей более высоким, творческим по своей сути состоянием, нежели расщепленное сознание героя «цивилизованного», воспитанного книгой. Противоречие между творческой свободой и информационным «рабством» снимается в финале: Тушканчик научит Дикобраза слушать «ШУМ МОРЯ» вдали от него.
Валерий Михайлович Роньшин (род. 1958), ставший известным благодаря сборникам «Здравствуйте, господин Хармс» (1993) и «Сказки кота ученого» (1994), во второй половине 90-х годов написал для детей ряд иронических детективов. Однако в «Сказке про дождик, радугу, шарик и страшную черную тетрадку» (2004) возразил любителям депрессивной, «черной» литературы, эксплуатирующих жанр «страшилок». Его герой Шеврикукин прячет в свою страшную тетрадку все красивое и счастливое, что попадается ему, — красный шарик, девочкин смех, теплый летний дождик с радугой... Герой-повествователь спасает мир:
А противного Шеврикукина я засунул в черную тетрадку и выкинул на помойку. Так что если вы случайно найдете эту тетрадку, ни в коем случае не открывайте ее. Пусть Шеврикукин посидит там немножко и подумает о своем поведении.
Писатели, придя к отрицанию «черной» литературы, нашли новые темы для выражения гармонии мира, взрослого и ребенка. Любопытно, как трактуется тема любви и смерти — на грани взрос-.лого и детского понимания, при снятии экзистенциального драматизма, присущего решению этих тем в обшей литературе. К примеру, Михаил Юрьевич Есеновский (род. 1960) пишет рассказ «Дочки-матери» (1998), эксцентрика здесь служит приемом для выражения всечеловеческой игры:
Все началось с того, что Таня Лукова, кусая белый налив, подсела к Коле Ковшову и тихо сказала:
— Давай мы с тобой были родители. Дам тогда откусить.
Коля откусил, и они родили Виктора. А Пашка со Светкой Губкиной родили двойню: Пудина Толю и Мишу Гуревича в драных штанах. Толя Пудин и Миша Гуревич не сговорились, и оба подряд родили Ваню Сидорчука, вундеркинда. А Ваня с Леночкой Курашовой ухитрились родить Петьку Туфлева, этого головореза. Жухала Петька Туфлев со Светкой, своей прабабушкой, родили Димку, Женю, Лару, Олю и Саню, тогда помногу не запрещалось. Саня не захотел и родился у Вани с Леночкой вместо Петьки, а сам родил Тоню Семину и Кончевского. Стае Кончевский родил свою младшую сестренку Риммулю и Юрку Кима из новых домов, а Юрка и Лида Швеи родили меня.
Мне теперь тоже пора родить, а осталась только Лена Уварова. Она для жены, только рожать больше некого. Но мы все равно кого-нибудь с ней родим. Хотя бы ту краснощекую девочку на качелях.
Сейчас мы с ней познакомимся, и она родится.
Сергей Анатольевич Седов (род. 1924) в миниатюре из цикла «Сказки несовершенного времени» (2004), отталкиваясь, скорее всего, от опыта Ю. Коваля в его «Полынных сказках» и фольклорной традиции детских «страшилок», балансируя на грани дидактики и притчевой неоднозначности, описывает цветы на поляне:
...В общем все было хорошо. Иногда только приходила Смерть. Ее тень носилась по поляне и забирала самых лучших. Цветы затаивали дыхание и думали:
- Только не меня! Только не меня! Наконец откуда-то раздавался громкий голос:
- Машенька! Машенька! — ты где?
И Смерть убегала... А тот голос говорил:
- Вот молодец! Какой замечательный букет!..
Некоторое время цветы молчали потрясенные. Потом начинали шелестеть листочками:
— Слышали, Смерть опять сменила имя! Вчера еще звалась Людо-чкой. А позавчера, помните, Кирой Семеновной.
Горчащая ирония — далеко не единственная интонация для передачи важнейших для сознания детей и взрослых переживаний. Например, страх войны снимается в безоглядной фантазии и игре до победного конца, как в цикле сказок «Елки-палки: Фельдмаршал Пулькин!» (1997) С. Г. Георгиева. Этот неизменно серьезный фельдмаршал находчив, как Мюнхгаузен, и непобедим, как Суворов. В одной из сказок его бравые солдаты штурмуют Леденц-бург — «крепостенку», сложенную из прочнейших леденцов. Слизать общими усилиями дыру в стене не удалось, и только появление среди штурмующих любимого фельдмаршала со «здоровенным таким кипящим чайником» привело к победе: «Крепость растаяла в мгновение ока!» «Потрясенные необыкновенной воинской смекалкой фельдмаршала Пулькина, все мы. и пленный неприятель в том числе, уселись кружком попить чай с леденцами. Вот что!»
Историческая литература стала еше более актуальной. Однако внимание писателей было посвящено в основном древней истории — XIX и, особенно, XX век редко выбирались для отображения. Помимо новой для читателей истории Церкви, неразрывно связанной с российской историей, развивается военно-историческая литература для детей. С середины 90-х годов выходит ряд произведений А. П.Торопцева. Школьникам среднего возраста адресована его серия«Книги битв», в которой писатель собрал батальные сюжеты от Древнего Египта и Византии до имперских войн Европы и России XVIII — начала XX века, объективно и доступно изложил современное представление о завоевателях, составил энциклопедии о том, что более всего интересует детей, — кто такие мамлюки и сельджуки, как и зачем возводились замки и крепости, как проявляли героизм и доблесть древние воины. Несколько изданий в самом начале века выдержал цикл исторических рассказов А.П.Торопцева «Киевская Русь»: и эти рассказы адресованы средним школьникам, но можно выбрать рассказы и для детей помладше. В книгу «400 знаменитых имен и событий из всеобщей и отечественной истории для школьников» (2000) А. П.Торопцев включил и свои рассказы, и рассказы авторов, получивших признание еше в 70 —80-е годы: С.П.Алексеева, В. Н. Балязина, А. И.Немировского. Охват времени в книге огромен — это четыре тысячелетия. Здесь также можно найти произведения, подходящие для детей, не знакомых еще со школьным курсом истории.
Последний из названных недостатков отчасти был восполнен благодаря публикациям архивов. Уникальные произведения — дневники и сочинения-мемуары юных свидетелей исторических событий — обладают большой силой эмоционального воздействия. Например, в «Дневнике 13-летнего эмигранта», опубликованном в 2003 году. Николай Оболенский описал 1919 год и путь своей семьи в эмиграцию. Уже упоминалось о публикации в 1997 году архива воспоминаний детей-эмигрантов о революционной России. Московская школьница-подросток Нина Луговская в своем подробном дневнике за 1932—1937 годы, вышедшем под названием «Хочу жить...» в 2004 году, анализировала текущую жизнь с такой острой проницательностью, которая ничуть не уступает позднейшему научному и публицистическому анализу этого периода. Вот один из многочисленных возгласов Нины:
Вчера Ю. И. (любимая учительница девочки и ее одноклассников. — И.А.) делала нашей группе доклад о Ленине и коснулась, конечно, нашего строительства. Как мне больно было слышать это бессовестное вранье из уст боготворимой женщины. Пусть врет учитель обществоведения, но она, со своей манерой искренне увлекаться, и так врать! И кому врать? Детям, которые не верят, которые про себя молча улыбаются и говорят: «Врешь. Врешь!»
Мемуарно-дневниковая проза детей ясно показывает уровень глубины, на которой следует вести диалог с современными детьми о вопросах истории и морали, трудных и для взрослых.
Новый этап истории русской культуры детства ознаменовался прекращением принудительной атеизации сменяющихся поколений и возвращением к религиозно-духовным истокам общественного устройства и воспитания детей.
Религиозно-просветительская литература для детей — характерное явление эпохи, когда Россия готовилась встретить тысячелетие принятия христианства, а весь мир подводил итоги двух тысячелетий, прошедших от Рождества Христова.
Началось все с переиздания в 1990 году «Моей первой Священной истории» православного священника П. Н. Воздвиженского — переложения для детей Нового Завета, которое было создано накануне XX века. Написанное легким слогом, ясными словами, с верою в Бога и с доверием к детям, это произведение до сих пор остается одним из лучших примеров труднейшего жанра — адаптированного переложения Библии.
В ведущих журналах в 1991 году были опубликованы произведения, излагающие для детей и подростков новозаветный сюжет. В «Костре» печаталось «Учение Христа, изложенное для детей» Л.Н.Толстого — произведение, в свое время решительно отвергнутое Православной церковью из-за устранения в нем всего чудесного и мистического (писателя в конце концов ждало отлучение). В «Пионере» публиковалось сочинение для младшего возраста «Свет миру»священника Александра Меня (1935— 1990). Это переложение адресовано детям, растущим в нерелигиозных семьях. Автор не только знакомит современных читателей с новозаветным преданием, разъясняет понятия «Создатель», «молитва», «вера», «религия», но и указывает на знаки христианской культуры в окружающем мире. Мень снимает противоречие между научными и религиозными воззрениями. Для этого он обратился к авторитету Ломоносова, передав его мысль следующим образом: «Создатель дал людям две книги. Одна книга — это ПРИРОДА, в которой проявилась Его сила и мудрость. Другая — БИБЛИЯ, написанная с Его помощью мудрыми людьми. В ней открыта Его воля». В финале произведения писатель подчеркнул роль апостольского служения в распространении учения Иисуса Христа среди народов планеты: «Первых учеников Христа Спасителя было всего двенадцать человек. Сегодня перед Его именем склоняется почти полтора миллиарда жителей нашей планеты. Евангелие несет им слово добра и милосердия, веры и радости».
Общество охватило желание перечитать русскую литературу в поисках лучших произведений на религиозные темы. Были переизданы дореволюционные книги «Святочные рассказы» (1991), «Рождественская елка» (1993), «Рождественская звезда» (1995). Появилось множество новых изданий для чтения взрослых и детей. Среди них «Антология святочного рассказа» (1988) и сборник «Петербургский святочный рассказ» (1991), составленные Е. В.Ду-шечкиной, книга «Рождественские истории. Самые разные художники — самым хорошим детям» (1991). Два сборника составила С.Ф. Дмитриенко: «Святочные истории» (1992) и «Светлое Воскресение» (1994); М.Письменный подготовил сборник «Вифлеемская звезда. Рождество и Пасха в стихах и прозе» (1993). В двух томах вышел «Рождественский подарок» (1995, сост. Е.Стрельцова), а также «Большая книга Рождества» (2000, сост. Н.Будур и И. Панкеев).
Однако дореволюционной литературы было недостаточно. От современников ждали новых произведений. Наибольший отклик получило творчество Георгия Николаевича Юдина (род. 1947). Будучи прежде всего художником, он воплотил религиозно-просветительскую тему в синкретической форме — книгах, написанных и оформленных им самим. Первым шагом было создание «Буква-ренка» — книги для дошкольников, построенной как мир знания, игры и художнического воображения. Следующая книга — «Птица Сирин и всадник на белом коне» — адресована уже младшим школьникам. Главный герой — Егорий-мастер, художник, современник Ивана Грозного. Он рисует и Сирина — птицу языческих мифов, и Всадника на белом коне — христианского святого. Автору книги было важно показать путь русского искусства — от страха к преодолению зла через обращение к христианскому образу. В книге «Муромское чудо» собраны переложения сказаний и легенд о святых, живших на Муромской земле, — о богатыре Илье Муромце, супругах Петре и Февронии. Не пытаясь стилизовать язык древних памятников, Юдин передает колорит эпохи не только с помощью рисунков, но и с помощью речевых средств. Интонация повествования постоянно меняется, есть и юмор, и мягкая ирония. «Свеча неугасимая» (2003) — повесть о Сергии Радонежском, небесном заступнике России. В конце книги приведена молитва преподобному отцу Сергию Чудотворцу, даны рассказы о строительстве Троице-Сергиевского собора — будущей лавры, об иконе Рублева «Троица», написанной в «похвалу» чудотворцу, о чудесах и исцелениях, связанных с именем святого.
Еще одна книга, созданная писателем и художником, — историческая повесть о Георгии Победоносце «Смиренный воин» (2002) — из истории первохристиан. Она в большей степени подойдет детям среднего школьного возраста.
Произведения Юдина — не сказки, а именно повести — в том значении жанра, которое было определено в Средние века: здесь историческое, реальное легко переходит в чудесное. В процессе работы Юдин пришел к пониманию требований к современной просветительской книге для детей: «...Мы будем делать книгу не учебную, а какую-то совершенно иную — своеобразный мостик между культурой мирской и духовной. <...> Эти книги должны светиться в темноте, потому что, написанные равнодушно, сухо, эти книги вызовут отторжение от веры, от религии и не принесут им пользы. А самым главным в этих книгах должно быть ощущение, что дети не брошены, что они ведомы, о них заботятся. Эти книги должны источать надежду, доброту».
В 1991 году заново издается книга, полюбившаяся русским читателям еще Серебряного века, — «Легенды о Христе» Сельмы Лагерлёф. Шведская писательница нашла равновесие между авторским вымыслом и новозаветным и апокрифическим преданием, ее переложение до сих пор является одним из лучших. В 1997 году впервые выходит на русском языке «Рождественская мистерия» (или «Тайна старого календаря») Юстейна Гордера, норвежского детского писателя и философа, нашего современника. Работа над мистерией-сказкой шла одновременно с возобновлением просветительских публикаций в России. Ее сюжетно-композиционное строение очень сложно и вместе с тем увлекательно — как последовательное узнавание тайны. Мальчику Иоакиму дарят рождественский календарь с двадцатью четырьмя окошечками. Их нужно открывать день за днем до Рождества. В каждом окошечке обнаруживается загадочная картинка и листочек, где записаны приключения девочки, которая в 1948 году совершает чудесное путешествие из магазина игрушек в родном городе через многие страны в Вифлеем. При этом она движется из настоящего в далекое прошлое; к ней присоединяется все больше спутников — ангелы, волхвы, пастухи, цари, овцы. Построение мистерии таково, что произведение трансформируется то в рождественский календарь, то в «стопку блинов» — географических карт разных столетий, то в «кинематограф».
Книги из серии «Твое святое имя» — произведения Георгия Юдина, Натальи Алеевой, Александра Ананичева и других писателей посвящены русским святым, чьими именами называют детей.
Пример русских и зарубежных писателей, создавших целую библиотеку на основе христианского календаря, послужил к развитию новой познавательной литературы. Школьникам младшего возраста адресована одна из первых книг такого рода — сборник рассказов-очерков Е.А.Дьяковой «Перед праздником» (1994). Повествуя о пятидесяти главнейших праздниках Церкви, писательница стремилась пробудить в юных читателях чувство личной сопричастности к христианской культуре: «Я — здешний, я знаю и помню все это, я уже был здесь когда-то».
В новом журнале со старым названием «Детское чтение для сердца и разума» публикуются произведения преимущественно из дореволюционной поры, проникнутые религиозной идеологией.
В середине 90-х годов выходит серия прозаических книг современных писателей «Православные святые».
В 2002 году увидела свет иллюстрированная «Библия для семейного чтения» (в пересказе В. М.Воскобойникова), получившая патриаршье благословение Алексия П.
Религиозно-просветительское движение ныне переходит в этап создания новой художественной литературы на христианские сюжеты. Так, в 2005 году вышел сборник «Покажи мне звезду», составленный из святочных рассказов современных авторов, среди которых много молодежи, и не только из России, но и из Германии, Армении, Узбекистана, Турции. Помимо православной литературы появилась литература для детей и подростков с изложением основ ислама, иудаизма. Например, в 2005 году вышел сборник С.Седова «Рассказы мореплавателей» — переложение сюжетов из Талмуда. Издаются подобные книги и на национальных языках.
Периодика для детей с 90-х годов переживает бурный период. Хотя старые журналы в большинстве своем продолжают выходить, их содержание, состав авторов обновляются. Прочно удерживает ведущие позиции старейший журнал для малышей «Веселые картинки»: он по-прежнему служит испытательной площадкой и школой для художников, его стиль задается в первую очередь рисунками Виктора Чижикова. Лидером среди журналов для начинающих школьное учение остался «Мурзилка», выходящий с 1924 года. Это пример сохранения лучших традиций и умелого развития новых тенденций. Журналы «Пионер» и«Костер» в 90-х заметно обновились, но в начале XXI века потерялись, отчасти из-за неудачной финансовой судьбы, а отчасти из-за нечеткости идейно-творческой позиции: ультрасовременные материалы (например, о рокерах) соседствовали в этих изданиях с материалами явно консервативного толка.
Приемы детской журналистики более чем за два века развития периодики достаточно разработаны: это, в основном, приемы диалога с читателями — переписка, задания, конкурсы и анкеты, игры и кроссворды, публикация различных материалов, пригодных для коллекционирования, и т. п. Очень важен логотип и постоянный журнальный персонаж — спутник и приятель читателя. Не менее важно текстовое содержание — стихи, рассказы, сказки, повествования с продолжением, а также статьи, в которых познание чего-либо сочетается с побуждением к действию (например, узнал читатель журнала «Детский сад» о том, как пересаживать растение — он должен быть уверен, что может немедленно реализовать затею). Отбирать и смешивать различные тексты в пропорции, идеальной для данного издания, для данного момента времени, — главное умение для редакторов. То же относится и к оформлению: художники должны сохранять каждый свою манеру, но вместе их рисунки, комиксы должны создавать стиль издания. Журналу необходимо чутко реагировать на атмосферу, царящую в аудитории его читателей и в аудитории взрослых, при этом вырабатывая подходящие условия для духовного существования внутри собственного художественного пространства.
В 90-е годы старых журнальных ресурсов уже не хватает, чтобы реализовать множество новых творческих идей. Первым «перестроечным» изданием явился московский «Трамвай», критики назвали его «журналом детского авангарда». Недолгое существование его оставило яркий след: здесь происходила апробация свежих стилевых идей. Во второй половине 90-х годов его сменил журнал «Куча мала», а в начале века возникает еще ряд журналов подобного игрового направления — «Карапуз», «Вовочка» (последний отличается установкой на школьный фольклор и устный детский юмор).
Для детей в возрасте от 6 до 10 лет выходят журналы «Колокольчик», «Веселые уроки», «АБВГД» — большинство материалов в них призвано сделать учебу легким и приятным делом. Можно сказать, что здесь проходят проверку новые формы подачи учебного материала, которые потом закрепятся в учебниках.
Интересна тенденция отпочкования журналов от популярных кинопроектов. Для малышей выпускается журнал «Хрюша и компания» с персонажами телепередачи «Спокойной ночи, малыши!». Для школьников выходит «Ералаш», где много места отводится детскому творчеству и смешным сюжетам из школьной жизни.
Распространение получили журнальные «семейства». Например, журнал «Свирелька» — для неграмотных малышей, «Свирель» — для учеников начальных классов, «Лазурь» — для младших и старших подростков: во всех этих журналах освешаются темы природы и экологии. К тому же семейству принадлежал и литературно-художественный журнал «Пампасы». Известный «Юный техник», адресованный детям среднего и старшего школьного возраста, обзавелся журналом для младшеклассников «А почему?» и «Левшой» — журналом самоделок (в советское время долгие годы выходил журнал «Затейник», где помимо технических знаний и навыков ручного конструирования предлагались описания игр). Большую семью составляет «Наша школа». В нее входят литературно-художественный журнал «Кукумбер» (перенявший лучшие приемы «Мурзилки» и «Трамвая»), журналы для юных путешественников «Разноцветные дороги», для историков — «Ларец Клио», наконец, журнал «Наша школа» — научно-познавательный, общественно-гражданский.
Вообще познавательных журналов больше, чем художественных. Наиболее известна «К1ёпа», во многом благодаря персонажам — всезнайке-волшебнице Клёпе, ее друзьям — собаке и канарейке. И детям, и взрослым понравилась форма тематических номеров, тем более что темы предлагались самые разные, порой весьма сложные: например календарь, опера. Высокая степень информации плюс насыщенный иллюстративный ряд — таков рецепт журнаш для детей, мечтающих знать все и общаться со всеми. Для детей, едва освоивших чтение, создан журнал «Клеп-Клуб», в котором художественные и познавательные материалы чередуются.
Первенство среди газет долго удерживала газета «Жили-были», в которой печатались исключительно сказки. Теперь она преобразована в журнал. Выходят газеты «Незнайка», «Пионерская правда». Возрождается традиция дореволюционных гимназий и школ — издание газет, в которых авторами являются дети и подростки.
Растет число детских газет и журналов в провинции. Выходят в Волгограде журнал «Простокваша», в Екатеринбурге — «Витаминка». Санкт-Петербург, родина советской детской периодики, выпускает несколько журналов: «ЧЛ» — наследник знаменитых «Чижа» и «Ежа», «Окно» — приложение к «Костру», «Автобус» — краеведческое издание, на страницах которого создается Петербургский словарь.
В 1999 году впервые вышел альманах «Колобок и Два Жирафа» — «толстое» периодическое издание. На большую творческую плошадку допускашсь только авторы с новыми художественными произведениями, оптимисты и эксцентрики. Создателям альманаха хотелось противопоставить «москвоцентризму» современной детской литературы более широкий подход: объявленный здесь конкурс имел целью найти талантливых авторов на просторах страны. Самый интересный эксперимент колобковпев — сказка с продолжением «Чулида и Бигуди», главы которой писали разные авторы — от Есеновского до Усачева.
Таким образом, литературный процесс оказался в сильной зависимости от рыночного процесса. Энергия обновления художественной системы детской литературы рассеивалась при столкновении с издательско-торговой реальностью. В итоге к началу XXI века редкостью стали рассказы на бытовые темы, стихи для читателей от десяти до четырнадцати лет, этико-психологические повести и романы. Сказки, детективы, фэнтези имеются в большом количестве, но за разнообразием имен и названий кроется однообразие художественных форм. Распространились сиквелы — продолжения популярных сюжетов (например, «Путешествие Незнайки в Каменный город» Игоря Петровича Носова (род. 1962), внука знаменитого писателя). По сравнению с коротким взлетом рубежа 80 —90-х годов и даже советским периодом российская детская литература, судя по издательским планам, сделалась более нормативной, каноничной. Однако естественный литературный процесс развивался скорее в антиканоническом направлении.
В начале нового века государство, уступившее было детскую литературу почти целиком частному предпринимателю, испытывает давление со стороны общественности — писателей, педагогов, родителей и детей, которые требуют увеличения поддержки детской литературы. Так. писатель Сергей Анатольевич Махотин (род. 1953) писал в 2000 году о ситуации в современной детской литературе: «...Уже не одно поколение детей растет без стихов, привыкая к примитивным комиксам и прочей бездумной макулатуре и все больше отдаляясь от обшения с книгой. На одном из выступлений в детской библиотеке родители показали мне самодельные рукописные книжечки, где на тетрадных листочках они вместе с детьми переписали любимые стихи и сами нарисовали к ним рисунки. Рассматривать их было очень трогательно и очень грустно. Ключевой особенностью детской литературы 90-х годов я бы назвал ее невостребованность при одновременном дефиците. И это будет продолжаться до тех пор. пока у правительства не появится широкомасштабная программа Детства, включающая в себя поддержку и помощь литературе для детей».
Знаменательным моментом в «детско-писательских» отношениях между обществом и государством было присуждение в 2003 году Государственной премии И.П.Токмаковой. Ныне разворачиваются федеральные программы в поддержку детского чтения, однако отрегулировать процесс взаимодействия творческого сообщества, читателей и пропагандистов детской литературы, бизнеса и государства еше предстоит. В целом российская детская литература в переходный период переживала не лучшие времена, много творческих сил было потрачено на коммерческие заказы издательств. Увеличился разрыв между «школьной» литературой и живым литературным процессом. Однако обновлялся литературный язык, пересматривалась сама система детской литературы (детское и недетское пересекались, появился тендерный подход), ширились контакты с мировым писательским сообществом, разрабатывались литературные модели, отвечающие вызовам современности.
