Как устроена система профилактики социального сиротства
Описание организации системы профилактики социального сиротства целесообразно начать с того, что же понимается под «профилактикой». Здравый смысл подсказывает, что профилактика отличается от терапии как исправления уже состоявшихся случаев. Иными словами, наступает до момента, когда ребёнок уже превратился в социального сироту и его нужно возвращать в родительскую семью или искать альтернативную форму жизнеустройства.
Анализ практик профилактики, между тем, свидетельствует, что, несмотря на различение экспертами собственно профилактики (в выше указанном смысле) и работы в области жизнеустройства состоявшихся социальных сирот, преобладает и подразумевается под профилактикой именно последнее. Передовыми формами профилактики считаются семейные формы жизнеустройства, в особенности семейные воспитательные группы, под устаревшими и подлежащими демонтажу – интернатные формы, например, детские дома. Основным преимуществом семейных форм является то, что они позволяют предотвратить вторичное социальное сиротство, то есть не допустить его наследования, поскольку дети могут усвоить семейные ролевые модели. В то же время, эксперты обратили внимание на то, что сокращение числа интернатных учреждений может быть связано и со стремлением к экономии бюджетных средств и является самоцелью.
Причины сбоев «административного дискурса», выразившихся в подмене понятий, могут, как предполагает один из исследователей, заключаться в том, что если устройство социальных сирот легко поддаётся измерению и больше согласуется с требованиями отчётности, то собственно превенция изъятия детей из биологических семей поддаётся учёту гораздо хуже. Последняя форма предполагает работу с семьями группы риска или с неблагополучными семьями, семьями, оказавшимися в трудной жизненной ситуации, в связи с чем необходимо уточнение перечисленных и близких по смыслу понятий.
В законодательных актах определено содержание понятий «несовершеннолетний, находящийся в социально-опасном положении» и «семья, находящаяся в социально-опасном положении» (формулировки приводятся по материалам Ростовской группы):
«несовершеннолетний, находящийся в социально опасном положении – лицо в возрасте до восемнадцати лет, которое вследствие безнадзорности или беспризорности находится в обстановке, представляющей опасность для его жизни или здоровья либо не отвечающей требованиям к его воспитанию или содержанию, либо совершает правонарушение или антиобщественные действия;
семья, находящаяся в социально опасном положении – семья, имеющая детей, находящихся в социально опасном положении, а также семья, где родители или законные представители несовершеннолетних не исполняют своих обязанностей по их воспитанию, обучению и (или) содержанию и (или) отрицательно влияют на их поведение либо жестоко обращаются с ними»[1].
Также в профессиональном дискурсе используются понятия «семьи группы риска», «семьи, оказавшиеся в трудной (сложной) жизненной ситуации», «семейное неблагополучие», «неблагополучные семьи» и некоторые другие. Однако указанные понятия в законе не определены, а приведенные выше формулировки относительно «социально опасного положения» также допускают достаточно различные толкования. В практике служб социальной защиты, дефицит определённости восполняется за счёт ведомственных документов. Например, в Саратовской области понятие «социально-опасное положение семьи» имеет детальное наполнение и право фиксации данного статуса в отношении конкретной семьи делегировано КДН на основании межведомственного консилиума. В то же время, эксперты отмечают, что ведомственные трактовки понятий не только не облегчают им работу, но, в ряде случаев, напротив, запутывают их. Так в одной из федеральных (!) форм отчётности к одной категории отнесены (перечислены через запятую) семьи многодетные, неполные, имеющие детей в социально-опасном положении или родителей, пренебрегающих своими обязанностями. Плюсом является то, что иногда вполне работоспособные критерии разрабатывают сами учреждения, работающие с социальными сиротами, например Асиновский СРЦ, расположенный в Томской области. Естественно, это возможно благодаря личной инициативе сотрудников. Операциональные типологии разработаны и в других регионах, например, учёными в Ростовской и Саратовской областях.
Следующая проблема связана с тем, кто и на каких основаниях ведёт учёт неблагополучных семей и детей и как потом возможен доступ к собранным данным. Так, в Ростовской области выявлением и учётом неблагополучных семей занимается Министерство общего и профессионального образования, а выявлением и учётом беспризорных и безнадзорных детей – Министерство труда и социального развития. При этом даже для сотрудников данных министерств, занимающихся в силу служебных обязанностей социальными сиротами, доступ к соответствующим банкам данных далеко не всегда возможен.
Продолжая обзор практического опыта, назовём следующий перечень признаков, характеризующих «семьи группы риска»: неблагоприятные социально-экономические условия (низкие и нерегулярные доходы, плохие жилищные условия), неблагоприятные медико-социальные факторы (инвалидность или хронические заболевания кого-либо из членов семьи, вредные условия труда и т.д.), социально-демографические факторы (неполная семья и т.д.), социально-психологические, криминологические, наличие аддикций.
Основаниями для постановки на учёт детей (для КДН Ростовской области) являются бродяжничество, попрошайничество, жестокое обращение в семье, уходы из дома, пренебрежение родительскими обязанностями, правонарушения детей. У части детей, поставленных на учёт неработающие родители, родители-аддикты, что тоже может служить косвенными критериями для привлечения внимания социальных служб к соответствующей семье и ребёнку. Однако очевидно, что перечисленные выше индикаторы работают, только если о семье (ребёнке) поступил какой-либо сигнал. Иными словами, действует принцип, сохранившийся со времён древнеримского правосудия: работа начинается, когда есть обращение. Но проблема долгое время может существовать вне поля зрения работников социальных служб и случай никак не фиксируется. Возможно сознательное «завышение издержек» для получения официальных документов и решений чиновниками соответствующих ведомств.
Таким образом, необходимы, во-первых, непротиворечивая система операциональных понятий, во-вторых, доступность соответствующих баз данных для специалистов, в-третьих, мониторинги территорий с целью преодоления недостатков принципа «работа по обращению». Эффективности работы будет способствовать преодоление межведомственной разобщённости. Определённые надежды внушает организация специальных департаментов (Департамент по вопросам семьи и детей Томской области, например), однако данный путь имеет свои ограничения, например, искусственный рост межведомственных барьеров и нежелание сотрудничать с новым Департаментом (новым потребителем ресурсов).
Разумеется, сложный характер проблемы социального сиротства и наличие восьми государственных органов, связанных с ним, означают необходимость эффективного межведомственного взаимодействия. Законодательно такое взаимодействие зафиксировано только в одном случае – профилактики правонарушений среди подростков. Координация взаимодействия осуществляется КДН. Это основной управленческий орган, который не работает непосредственно с ребёнком (хотя фактически сотрудники КДН это делают), а должен организовывать среду профилактики. Понятно, что стадия, на которой в действие вступает КДН, является, в плане профилактики социального сиротства одной из финальных. Таких, когда профилактика уже, собственно говоря, должна уступить место другим способам взаимодействия с семьёй и ребёнком. Показатели, на основании которых оценивается деятельности КДН и на основании которых определяются масштабы социального сиротства на территории также скорее характеризуют стадии, когда профилактика уже запоздала. К ним относятся «достижение ребенком возраста 18 лет, лишение родителей родительских прав и передача ребенка в государственное учреждение или под опеку, выезд семьи на другое место жительства» (Саратов. Ловцова).
Как, в этой связи, выглядит ранняя профилактика социального сиротства (отметим некоторую тавтологичность понятия «ранняя профилактика»)? Например, согласно существующим в Саратовской области инструкциям, работа начинается с фиксации нарушений режима беременными, посещающими женские консультации и информации о намерении отказаться от ребёнка поступающей в органы опеки или центры «Семья» от персонала консультаций. Такой порядок логичен, но существует, к сожалению, только формально, поскольку медицинские учреждения, как правило, воздерживаются от взаимодействия с другими учреждениями, связанными с профилактикой социального сиротства. Формальным основанием является сохранение врачебной тайны. Фактической причиной, по мнению исследователей, является стремление персонала ограничить сферу своей деятельности сугубо медицинскими вопросами. В свою очередь, сами консультации и роддома не могут заставить женщин обращаться в органы опеки или другие инстанции, могущие оказать им помощь и повлиять на решение об отказе от ребёнка. Должность психолога, способного работать с подобными случаями, имеется в медицинских учреждениях не всегда, либо заполняется сотрудником, не имеющим необходимой профессиональной квалификации. (Медицинское ведомство оказалось самым проблемным во всех регионах, как в экспертных оценках межведомственного взаимодействия оценках, так и в отношении сотрудничества с исследователями. Однако, как будет видно ниже, межведомственное взаимодействие весьма далеко от совершенства практически во всех звеньях.)
В случае, если отказ происходит, ребёнок может быть направлен в дом ребёнка, где может находиться до трёх лет, в течение которых он может быть усыновлён. Если усыновление не происходит, «отказник» попадает в детский дом, где остаётся до совершеннолетия, либо переводится на семейную форму воспитания.
Если родители не отказываются от ребёнка, но семья не является благополучной, он может попасть в поле зрения социальных служб, в основном опеки и СРЦ, по сигналу из медицинского учреждения (детской поликлиники), ДОУ, от соседей, милиции или иным способом (прийти в социальную службу сам или с помощью других детей, специалисты называют таких детей «самопришедшие»). Работа с ребёнком и семьёй на данной стадии может включать в себя медицинскую, психологическую, социальную реабилитацию как самих детей, так и других членов семьи и выражается в пребывании детей в СРЦ, или иных органах, осуществляющих реабилитацию, консультативной помощи родителям, например, по правовым вопросам, связанным с получением пособий, сохранением жилья. трудоустройством и т.д.
«Второй шанс» ранней профилактики (пока ещё в точном смысле слова) возникает при поступлении ребёнка в школу. При наборе детей в первый класс ведётся отслеживание семей, их классификация и присвоение «статусов». В дальнейшем работники образовательного учреждения курируют проблемные семьи и проблемных детей, действуя, в основном, через беседы и посещения. Основным рычагом здесь (как и ранее) является угроза лишения родительских прав, которая может быть доведена до родителей. Соответственно, профилактическая работа оказывается эффективной, если такие права имеют для родителей ценность.
Образовательное учреждение также является источником сигналов для других органов: опеки и попечительства, КДН, ОПДН, СРЦ. Однако, когда подобные сигналы (например, о предполагаемом жестоком обращении или пренебрежении родительскими обязанностями) имеют место, ситуация, как правило, требует уже не профилактики, а реабилитации. Как отмечают Саратовские исследователи: «Профилактика социального сиротства осложняется в значительной степени тем, что ни один закон фактически не определяет как и что должны делать государственные агенты. В случае ограничения родителей в правах, в преддверии восстановления семья должна включать в реабилитационные программы, находиться под контролем специалистов. В законах РФ не зафиксирована необходимость такой работы и распределение обязанностей, вот «никто не стал работать. В законе прописано, что органы образования должны следить за тем, чтобы ребенок получил образование, чтоб он посещал школу, получается, если суд принял решение о том, чтобы его вернуть в семью, значит, мы эту семью должны приглушить, то есть напрямую нету указаний» (руководитель КДН). Теперь социальный педагог должен ждать начала учебного года, если ребенок не приступит к занятиям – процедура пойдет по новому витку».
Фактически, профилактика и заменяется реабилитацией, причём и о реабилитации можно говорить лишь с некоторой натяжкой. Так, эффективной мерой побуждающей родителей включиться в процесс реабилитации экспертам видится ограничение родительских прав. Однако эта мера применяется гораздо реже, чем лишение и, таким образом, работа социальных служб активизируется «когда дело уже доведено до суда».
Наши эксперты неоднократно отмечали наследуемость социального сиротства. Поэтому, критерием эффективности профилактики может служить прерывание «наследования», недопущение вторичного социального сиротства. Отсюда следует необходимость продолжения профилактики до периода наступления родительства, а молодёжь, имеющую опыт социального сиротства целесообразно считать потенциальной целевой группой. Это, однако, не означает, что следует считать её приоритетной. Эксперты указывают на то, что профилактику вторичного социального сиротства следует начинать как можно раньше, в детском возрасте. Оптимальной формой является семейное устройство и усвоение детьми семейных ролевых моделей.
Среди технологий работы, используемых основными агентами профилактики (прежде всего КДН, СРЦ, которые могут относиться к различным ведомствам, отчасти образовательные учреждения) преобладают: «программно-целевой метод» (фактически, работа с потенциально проблемными семьями с помощью тренингов, образовательных акций и т.д.), участковый (территориальный) принцип работы (при этом у различных ведомств участки разные, несовпадающие друг с другом), «уговоры и запугивания».
Анализируя субъективную (экспертную) оценку качества работы системы и разных агентов профилактики, следует учитывать, что на неё всегда оказывала влияние ведомственная принадлежность информанта. Именно его ведомство оказывалось самым компетентным и результативным. Тем не менее, наибольшую погружённость в проблему продемонстрировали сотрудники СРЦ (ведомственная принадлежность может различаться) и КДН, в некоторых регионах – представители системы образования. Эксперты, практически единодушно оценивают как самый «отзывчивый» и гибкий третий сектор, степень влияния которого в регионах напрямую зависит от позиции властных структур и развитости гражданского общества (она везде невысока). Участие медиков в межведомственном взаимодействии «минимально» во всех регионах. Неоднозначную оценку получили правоохранительные органы. С одной стороны, они ценные помощники в работе с проблемными семьями (участковый обеспечит и доступ и защиту специалистам других ведомств), с другой – они же являются основными агентами стигматизации, «снижающими доверие к усилиям государства». Заметим, что во взаимодействиях с исследователями милиция оказалась достаточно контактной, но в наибольшей степени приверженной карательно-контролирующей парадигме (что понятно).
