Во времена Василия III,

Ивана Грозного, Федора Ивано­вича грамотных можно было сыскать преимущественно сре­ди лиц духовного или приказного сословия; в XVII в. их уже немало среди дворян и посадских людей. Даже среди крестьян черносошных, отчасти среди крепостных и даже среди хо­лопов имелись грамотеи — старосты и целовальники, при­казчики и писцы. Но, конечно, подавляющая масса крестьян — люди неграмотные. В целом процент грамотных по стране, хотя и медленно, увеличивался. Еще в первой половине столетия многие го­родские воеводы из-за неграмотности или малой грамотности шагу не могли ступить без дьяков и подьячих, своих подчи­ненных по воеводской избе — центру уездного управления. То же самое можно сказать и о многих дворянах, которых посылали из Москвы описывать и межевать земли, «сыски­вать» беглых, чьи-либо упущения, преступления и т.д. Во второй половине столетия на воеводствах сидели люди, как правило, грамотные; это прежде всего представители думных и московских чинов. Среди уездных дворян грамотных было немного. Немало грамотных имелось в посадах. Занятия ремеслом и торговлей, разъезды по делам требовали знания письма и сче­та. Грамотные люди выходили и из богатых, и из бедных слоев. Довольно часто как раз малый достаток стимулировал стрем­ление к знанию, грамоте. «У нас — говорили, например, жите­ли поморского Яренска, — которые люди лутчие и прожиточ­ные, и те грамоте не умеют. А которые люди и грамоте умеют, и те люди молотчие». В Вологде для многих обедневших поса­жан умение писать — способ добыть хлеб насущный: «А кор­мятся на Вологде в писчей избушке площадным письмом посац-кие оскуделые люди». В Устюге Великом таким путем добывали средства существования 53 площадных подьячих из местных посадских людей. Десятки и сотни таких же грамотеев труди­лись на площадях других городов. Грамоте посадские и крестьяне учились у «мастеров» из священников и дьяконов, дьячков и подьячих, прочих грамот­ных людей. Нередко обучение грамоте строилось на началах обычного ремесленного ученичества, по «ученической запи­си», соединялось с обучением торговле, какому-либо ремес­лу. К примеру, К. Буркова, мальчика из посажан Устюга Ве­ликого, матушка отдала (конец столетия) для обучения грамоте и кружевному делу Д. Шульгину — тяглецу столич­ной Семеновской слободы. Обучались мужчины. Грамотных женщин было очень не­много; они — из царского дома и высшего сословия, как ца­ревна Софья и некоторые другие. Учили прежде всего эле­ментарной азбуке по азбуковникам, печатным и рукописным. В 1634 г. был опубликован и в течение столетия неоднократ­но переиздан букварь В. Бурцева. На книжном складе мос­ковского Печатного двора в середине века лежало около 3 тыс. экземпляров бурцевского букваря. Стоил он одну копей ку, или две деньги, весьма дешево по тогдашним ценам. Тогда же издали грамматику Мелетия Смотрицкого, украинского ученого (по ней потом учился Михаил Ломоносов). В конце столетия напечатали букварь Кариона Истомина, монаха Чу­дова монастыря Московского Кремля, а также практическое руководство для счета — таблицу умножения — «Считание удобное, которым всякий человек, купующий или продаю­щий, зело удобно изыскати может число всякия вещи». За вторую половину столетия Печатный двор напечатал 300 тыс. букварей, 150 тыс. учебных псалтырей и часословов. Бы­вало, за несколько дней раскупались тысячные тиражи таких пособий. Многие люди учились по рукописным азбукам, прописям и арифметикам; последние имели подчас весьма экзотиче­ские названия: «Книга сия, глаголемая по-эллински, или по-гречески, арифметика, а по-немецки альгоризма, а по-русски цифирная счетная мудрость» (альгоризм — название, иду­щее от имени Ал-Хорезми, великого ученого средневековой Средней Азии, родом из Хорезма). Значительно расширился круг чтения. От XVII в. сохра­нилось очень много книг, печатных и особенно рукописных. Среди них, наряду с церковными, все больше светских: лето­писей и хронографов, повестей и сказаний, всякого рода сборников литургического, исторического, литературного, географического, астрономического, медицинского и иного содержания. Многие имели различные руководства по изме­рению земель, изготовлению краски, устройству всяких со­оружений и др. У царей и знатных бояр имелись библиотеки с сотнями книг на разных языках. Среди тысяч экземпляров книг, изданных московским Печатным двором, более половины составляли светские. Увеличилось число переводных сочинений: в XVI в. известно всего 26 названий; в XVII в. — 153, из которых к числу ре­лигиозно-нравственных относится менее четырех десятков. Остальные, более трех четвертей, светского содержания. В деле просвещения русских немалую роль сыграли уче­ные украинцы и белорусы. Одни из них (И. Гизель и др.) при­сылали свои сочинения в Москву, другие (С. Полоцкий, А. Сатановский, Е. Славинецкий и др.) переводили, редакти­ровали книги, создавали свои произведения (вирши, орации, проповеди и др.), многие были в России учителями. Приезжало в Россию много иноземцев, сведущих в раз­ных областях научных, технических знаний. На окраине Мо­сквы они жили в Немецкой слободе, которую столичные жи­тели прозвали Кукуем (Кокуем): то ли потому, что обитатели ее кукуют no-кукушечьи, непонятно; то ли потому, что на ко-куи, т.е. игрища (вечера с танцами), собираются. Смотрели на них с жадным любопытством (многое было необычно для русского человека: те же танцы, курение, свободная манера общения мужчин и женщин) и страхом (латыны как-никак, от греха недалеко!). Среди приезжих было немало людей зна­ющих и добросовестных. Но большей частью — всякие про­ходимцы, искатели наживы и приключений, плохо знающие свое ремесло, а то и вовсе неграмотные. От иноземцев русские перенимали знания и навыки в области архитектуры и живопи­си, обработки золота и серебра, военного и металлургического производства, в иных ремеслах и художествах. Обучались язы­кам — греческому, латинскому, польскому и проч. Обучение с помощью учителей на дому или самообразо­вание перестало удовлетворять насущные потребности Встал вопрос о заведении школ. Молодые люди, особенно из столичных, уже посмеивались над своими учителями: «Вра-ки они вракают, слушать у них нечего. И себе имени не ве дают, учат просто; ничего не знают, чему учат». Окольничий Федор Михайлович Ртищев, любимец царя Алексея Михайловича, человек влиятельный, в разговорах с царем убедил его посылать московских юношей в Киев: там в коллегиуме научат их всяким ученостям. Пригласил из ук­раинской столицы ученых монахов. Они должны обучать рус­ских в Андреевском монастыре, им основанном, славянскому и греческому языкам, философии и риторике, другим наукам словесным. Любознательный окольничий ночи напролет про­водил в беседах с киевскими старцами, изучал под их руко­водством язык Гомера и Аристотеля. По его же настоянию молодые дворяне проходили курс наук у приезжих профессо­ров. Некоторые делали это охотно, из любви к знанию, изу­чали греческий и латынь, хотя и опасение имели: «в той гра­моте и еретичество есть». Все описанное происходило в 40-е годы. Лет двадцать спустя прихожане церкви Иоанна Богослова в Китай-городе подали челобитную с просьбой открыть им при церкви школу наподобие братских училищ на Украине, а в ней «устроение учения различными диалекты: греческим, словенским и ла­тинским». Власти согласились: заводите «гимнасион», «да трудолюбивые спудеи радуются о свободе взыскания и сво­бодных учений мудрости». Возможно, тогда появились и некоторые другие, ей подо­бные школы. Известно, что в 1685 г. существовала «школа для учения детям» в Боровске, около торговой площади. В Москве, на Никольской улице построили особое здание для школы. Открыли ее в 1665 г. при Заиконоспасском мона­стыре (точнее — Спасском монастыре за торговым Иконным рядом). Во главе поставили самого мудрого Симеона Полоц­кого. Собрали учеников из молодых подьячих разных прика зов. В их числе оказался и Семен Медведев из Приказа Тай­ных дел, впоследствии монах Сильвестр, ученый и писатель, автор прекрасного исторического и публицистического труда о регентстве Софьи. В то время молодой Семен и его сотова­рищи изучали латынь и русскую грамматику, ибо приказы нуждались в образованных чиновниках — подьячих. Через пятнадцать лет устроили школу при Печатном дво­ре. При открытии школы в ней было 30 учеников, взятых из разных сословий и учившихся греческому языку; через три года — уже 56, еще через год — на десяток больше. А 166 учеников постигали премудрости и сложности славянского языка. 232 ученика в школе — немало для XVII столетия! В 1687 г. открыли Славяно-греко-латинское училище, впос­ледствии названное академией. По «привилегии», давшей про­грамму образования, оно должно было стать не только церков­ным, а общим. Здесь постигали «семена мудрости» из наук гражданских и церковных, «наченше от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естествен­ной и нравной, даже до богословия», т.е. всю схоластическую школьную премудрость, идущую от средневековья; весь школь­ный цикл от низших до высших классов, начиная с грамматики и кончая философией (метафизической и натуральной), этикой и богословием. Училище было одновременно высшим и сред­ним учебным заведением. В соответствии с уставом, в училище принимали людей «всякого чина, сана и возраста». В будущем государственные должности могли получить только выпускни­ки школы, за исключением детей «благородных»: их «порода» считалась достаточной гарантией успешной службы на госу­дарственном поприще. На училище, или академию, возлагали немалые надежды. И потому наделили деньгами и всякими льготами, иммуните­тами: профессоров и учащихся, за исключением уголовных дел, подчинили суду собственной училищной юрисдикции, «блюстителя» же (ректора) — суду патриарха. Приказы не могли входить в их тяжебные дела и проступки. Училище получило библиотеку. Первые преподаватели, профессора были греки: братья Лихуды, Иоанникий и Софроний. Учеников для них взяли из школы Печатного двора. В первый год их было 28, на следу­ющий — 32. Шли сюда и отпрыски московской знати, и дети приказных дельцов. Полдюжины учеников ходили в лучших; в их числе — Петр Васильевич Посников, сын дьяка Посоль­ского приказа, ставший доктором медицины Падуанского университета в Италии. Лихуды составили учебники грамматики, пиитики, рито­рики, психологии, физики, других предметов. Сами же учили всем наукам, греческому и латинскому языкам. Через три года лучшие питомцы переводили книги с обоих языков. Обу­чение шло очень хорошо. Но против братьев выступил влия­тельный недоброжелатель светского образования патриарх иерусалимский Досифей. Его интриги и наветы закончились для Лихудов печально — их отстранили от любимого дела. Но его продолжили их русские ученики, особенно успешно Ф. Поликарпов и И.С. Головин. Новшества в деле просвещения, образования затронули Москву и лишь отчасти — другие города. Вне столицы гра­мотность распространялась в Поморье, Поволжье и некото­рых других областях. Уделом основной массы крестьян и по­сажан оставалась неграмотность. Просвещение, как и многое другое, было привилегией феодалов, духовного чина и бога­тых торговцев. Помимо сочинений, которые продолжают летописную тра­дицию, в XVII в. появляются исторические сочинения нового типа, переходного от летописного жанра к своего рода моногра­фическому или обобщающему. К первому типу можно отнести труд Сильвестра Медведева «Созерцание краткое лет 7190, 7191 и 7192, в них же что содеяся во гражданстве». Это единый и подробный рассказ о конце правления царя Федора Алексее­вича, московском восстании 1682 г. и начале регентства Софьи Алексеевны. Изложение доведено до 1684 г. В конце 70-х годов, четыре года спустя после выхода в Киеве, в Москве опубликовали «Синопсис» Иннокентия Ги-зеля, украинского ученого, архимандрита Киево-Печерского монастыря. В нем дан обзор, краткий и популярный, русской истории с древнейших времен до той эпохи, когда жил и пи­сал его автор. Позднее его переиздавали десятки раз, на­столько он стал популярен как пособие для чтения.