Из всех видов народной поэзии, преломившихся в жонглерском творчестве, лучше всего сохранился героический эпос. От других жанров до нас дошли только небольшие обрывки. Все же, сопоста¬вив их с намеками, которые мы встречаем в документах эпохи, можно приблизительно восстановить картину богатой средневеко¬вой народной лирики и драмы. Наиболее обильный материал тако¬го рода сохранился во Франции. Мы поэтому ограничимся рассмо¬трением народной поэзии во Франции, учитывая то, что по аналогии с ней, ввиду сходства социальной структуры общества, Можно судить о состоянии народной поэзии и в других странах.
Начиная с VI и до середины IX в., когда складывается француз¬ская национальность, мы имеем целый ряд свидетельств о суще¬ствовании в Галлии разнообразных народных песен и игр. [59] [60-илл.]
Постановления церковных соборов, приказы епископов, капитулярии (указы) каролингских королей клеймят «дьявольские постыдные песни, распеваемые в деревнях женщинами», «позорные забавы и бесстыдные любовные песни», «нечестивые женские хоровые пес¬ни», всякого рода «бесовские игрища». Эта ненависть объясняется как обильными пережитками в народной поэзии языческих верова¬ний, так и общим вольнолюбивым и жизнерадостным характером ее, резко противоречившим церковному аскетическому идеалу. Со¬бранные вместе, эти свидетельства проливают некоторый свет на тематику и формы древнейшей народной лирики. Они показывают, что существовали прежде всего трудовые песни — этот исконный и важнейший вид всякой народной поэзии, затем песни восхвалительные, позорящие, любовные, свадебные, шу¬точные, заплачки. Много раз подчеркивается хороводный ха¬рактер этой поэзии и распространенность ее в деревнях.
В сборниках лирической поэзии, возникших в XII —XIII вв., ког¬да сформировался и стал господствующим рыцарский стиль, содер¬жится несколько групп стихотворений, выделяющихся своей осо¬бенной образностью и тематикой и представляющих собой пе¬реработку более старых народных песен. Большинство этих песен связано с празднованием прихода весны, воспеванием обновления природы и развертывающейся на этом фоне свободной любви. До недавнего времени почти во всех странах Западной Европы сохра¬нялся обычай «празднования мая»: молодые люди с утра отправля¬лись в лес и приносили оттуда зеленые ветви, которыми украшали двери и окна домов; это называлось «сажать май». Из числа деву¬шек выбирали «майскую королеву», которая становилась хозяйкой праздника, и водили веселые хороводы, воспевая весеннюю радость и любовь. При этом запевала исполнял весь текст, а остальные пе¬ли припев.
В этот день замужние женщины, участвовавшие в игре, как бы сбрасывали опеку ревнивцев-мужей, а девушки — опеку матерей; те и другие выбирали из среды молодежи «дружков», с которыми рас¬певали и плясали, взявшись за руки, в хороводе.
Этот старинный народный обряд лежит в основе названных пе¬сен, которые распадаются по своим темам и внешней структуре на несколько жанровых групп. Одну из них образуют так называемые реверди (буквально — «зазеленение»), в которых воспевается об¬новление природы, молодая зелень, цветы, пение птиц, и иногда на фоне всего этого — любовные встречи. Другая группа — песни о несчастной в замужестве; это жалоба молодой женщины на злого, ревнивого мужа либо в форме монолога, либо в виде рас¬сказа, обращенного к подругам или к самому певцу, который иног¬да выступает в роли нежного утешителя бедняжки. Очень близки к названным жанрам другие виды плясовых песен преимущественно любовного содержания, так или иначе связанных также с весенней обрядностью, — баллада (буквально — «плясовая песня»), древ¬нейший вид пастурели, в которой первоначально изображалась простая жизнь и чувства пастухов на лоне природы и т. д.
Сюда же относятся некоторые прения, например те, в которых, излагался «спор Зимы с Летом», сопровождавшийся обрядовым действом — сожжением чучела зимы. [61]
Часто обрывки старых народных песен можно открыть в при¬певах позднейших образцов рыцарской лирики, поскольку эти припевы, нисколько не связанные по содержанию с самими стихо¬творениями, резко от них отличаются простодушной непосред¬ственностью своего тона и образов. Вот несколько таких припевов: «Никто не должен ходить в лес без милой подружки»; «Мне милее немного повеселиться, чем получить сто марок серебром, а после плакать»; «Я заспался, и у меня похитили мою милую» и т. д.
Очень своеобразна группа стихотворений XII—XIII вв., предста¬вляющих собой переработку старых трудовых песен — так назы¬ваемые «ткацкие» песни, распевавшиеся женщинами или девушками из народа, а иногда, вероятно, и из высших слоев общества во вре¬мя тканья, вышивания и т. п. В них обычно рассказывается о ка¬ком-нибудь происшествии, большей частью трогательная любовная история, причем нередко даются имена действующих лиц. О народ¬ной основе этих песен свидетельствует их архаическая метрика, за¬душевная простота тона, полное отсутствие позднейших рыцарских мотивов (героиня всегда не дама, а девушка, и она не является предметом поклонения, а, наоборот, сама ищет любви, в случае ус¬пеха приводящей к браку), а также ряд бытовых черт, уводящих нас в глубокую старину.
В одной из этих песен изображается, как прекрасная Эрамбор, дочь императо¬ра, сидит у окна и вышивает. Мимо ее башни проезжают знатные «франки», воз¬вращаясь от королевского двора (практиковавшийся в старину майский «сбор коро¬левских вассалов»). В первом ряду едет граф Рено. Было время — он любил Эрамбор, а сейчас — и не вспомнит о ней. В ответ на ее призыв он упрекает ее в не¬верности: «Вы сами виноваты, дочь императора; вы полюбили другого и забыли нас!» Она клянется в своей невиновности, предлагает сто девушек и тридцать дам в поручительницы. И граф Рено одумался. «Широкоплечий с тонким станом, бело¬курый, с вьющимися кудрями», он взбегает по ступеням на башню, садится рядом с плачущей Эрамбор, и «снова ожила их былая любовь». «Ах, друг Рено!» — таков припев каждой строфы, звучащий сначала печально, а под конец радостно.
Песня содержит в себе отзвуки далекого прошлого (обычай «майского сбора вассалов», слова «франки» и «император»), как пережиток, сохранившийся в народном песенном предании.
В другой такой же песне рассказывается, как две кузины, Гайя и Ориор, пошли купаться к источнику. Там подошел к ним дружок Гайи, юный Жирар, и увел ее в город, чтобы обвенчаться с ней. Печально Ориор возвращается домой одна.
Такие же следы народной лирики мы находим в литературных памятниках XII—XIII вв. Германии, Испании и т. д. В сборниках португальской утонченно-рыцарской поэзии встречается ряд песен явно народного происхождения, в которых девушка жалуется на су¬ровость родителей, мешающих ее свиданиям с возлюбленным, и грозит убежать из дома и отправиться с милым на праздник. В других случаях народный элемент сказывается в образах, взятых из рыбачьей или пастушеской жизни.
