пользователей: 30398
предметов: 12406
вопросов: 234839
Конспект-online
РЕГИСТРАЦИЯ ЭКСКУРСИЯ

статьи для чтения:
» читать
Книги:
» "Политология" Сазонов Н.И.
» апгрейд обезьяны (для чтения)
8 семестр (госы):
» Теория политики
» Сравнительная политология
8 семестр (экзамены):
» Национальная безопасность
» Полит. менеджмент
» Охрана труда
» Государственное управление
» удали
» Європа міграція
8 семестр (зачёты):
» Теория партий и партийных систем
» Постмодерная политика
» Политическое лидерство
7 семестр:
» Кратология
» Терроризм и политика

Гла­ва 22 У ис­то­ков

Дан­ные из об­ласти при­мато­логии, на­коп­ленные к нас­то­яще­му вре­мени, су­щес­твен­но под­ры­ва­ют тра­дици­он­ные пред­став­ле­ния о ка­чес­твен­ной уни­каль­нос­ти че­лове­ка и де­ла­ют по­ис­ки прес­ло­вутой гра­ни меж­ду ним и че­лове­ко­об­разны­ми обезь­яна­ми ма­лопер­спек­тивны­ми. Ко­неч­но, раз­ли­чия су­щес­тву­ют, но они по боль­шей час­ти ко­личес­твен­но­го по­ряд­ка.

Дж:. Кол­линз. «Ан­тро­по­эво­люция»
Ис­то­ки на­уки

Все, что де­ла­ют че­ловек и че­лове­чес­тво, име­ет кор­ни в жи­вот­ном ми­ре. Мы – слав­ные про­дол­жа­тели и при­ум­но­жате­ли жи­вот­ных тра­диций и ус­трем­ле­ний. Сто­ит толь­ко по­ис­кать... Вот, ска­жем, у на­уки есть зер­но в жи­вот­ном ми­ре? Ведь, как мы уже убе­дились, не мо­жет быть так, что­бы неч­то вы­рос­ло из ни­чего. По­тому что мы жи­вем в при­чин­но-следс­твен­ном ми­ре и в ми­ре за­конов сох­ра­нения... В чем ко­рень на­уки?

В жи­вот­ном лю­бопытс­тве.

Зна­мени­тый опыт с кры­сами. В клет­ку се­лили крыс. Еда у крыс бы­ла, ком­па­ния бы­ла, сек­су­аль­ные пар­тне­ры бы­ли, мес­та впол­не хва­тало – клет­ку по­доб­ра­ли очень об­ширную. У крыс бы­ли да­же свои раз­вле­чения в ви­де «бе­личь­их ко­лес», раз­ные ве­рев­ки и лес­тни­цы, по ко­торым мож­но по­лазить. Ни в чем кры­сы нуж­ды не зна­ли.

А по­том в од­ном уг­лу клет­ки от­кры­ли ма­лень­кую двер­ку, ко­торая ве­ла в тем­ные ла­бирин­ты. И кры­сы, ко­торые ка­тались как сыр в мас­ле, про­яви­ли к дыр­ке жи­вой ин­те­рес. Из­вес­тно, что, ког­да кры­сы бо­ят­ся, у них уча­ща­ет­ся ра­бота сис­тем вы­деле­ния. Так вот, пи­са­ясь и ка­ка­ясь со стра­ху, кры­сы, ко­торым ров­ным сче­том ни­чего в этой дыр­ке не бы­ло нуж­но, упор­но пол­зли ту­да, что­бы уз­нать: а что там та­кое за двер­цей?

Лю­бопытс­тво при­суще мно­гим ви­дам. Оно нуж­но при­роде, что­бы зверь ос­ва­ивал но­вые тер­ри­тории. Оно под­сте­гива­ет эк­спан­сию.

Од­ни из са­мых лю­бопыт­ных соз­да­ний – выс­шие мле­копи­та­ющие. Лю­бопытс­тво нас­толь­ко им свой­ствен­но, нас­толь­ко не­об­хо­димо, что в си­ту­ации ин­форма­ци­он­но­го го­лода у жи­вот­ных слу­ча­ет­ся кри­зис. Жи­вот­ное на­чина­ет рас­ка­чивать­ся в клет­ке ли­бо хо­дить из уг­ла в угол. Не­кото­рые жи­вот­ные со­сут ла­пу, шим­панзе по­рой от не­чего де­лать за­совы­ва­ют се­бе в ухо со­лому. Сло­ны мо­гут ча­сами ка­чать го­ловой. Мно­гие зве­ри от стрес­са, выз­ванно­го сен­сорным го­лодом (ску­кой), на­чина­ют вы­дирать у се­бя клочья шер­сти, на­носить ра­ны...

У че­лове­ка жи­вот­ное лю­бопытс­тво вы­лилось в на­уку, де­тек­ти­вы, за­гад­ки, эс­трад­ные фо­кусы...

Ис­то­ки ра­зума и тру­да

Под­за­бытые ны­не клас­си­ки мар­ксиз­ма-ле­ниниз­ма пи­сали, что труд прев­ра­тил обезь­яну в че­лове­ка. Труд и ис­поль­зо­вание ору­дий... Мно­гие до сих пор счи­та­ют, что труд, и в осо­бен­ности ис­поль­зо­вание ору­дий тру­да, есть тот фак­тор, ко­торый кар­ди­наль­но от­ли­ча­ет че­лове­ка от жи­вот­ных.

Это ошиб­ка.

Боль­ше то­го, имен­но в ору­дий­ной де­ятель­нос­ти жи­вот­ных ле­жат ис­то­ки ору­дий­ной де­ятель­нос­ти че­лове­ка. Ис­поль­зо­вание ору­дий тру­да – не чис­то че­лове­чес­кое изоб­ре­тение, оно ис­поль­зу­ет­ся мно­гими ви­дами.

Ча­ще все­го ору­ди­ем выс­ту­па­ет ка­мень. Его лег­ко най­ти. Это са­мый прос­той твер­дый пред­мет для раз­ру­шения че­го-ли­бо, ведь в ос­но­ве ору­дий­ной де­ятель­нос­ти ле­жит, как пра­вило, раз­ру­шение. Нет, мы и на­сози­дали, ко­неч­но, ку­чу все­го, ник­то не спо­рит, но де­ло в том, что преж­де, чем что-ли­бо «на­сози­дать», нуж­но чуть-чуть боль­ше в при­роде раз­ру­шить. Впро­чем, не бу­дем от­вле­кать­ся на об­ще­физи­чес­кие следс­твия Вто­рого на­чала тер­мо­дина­мики, мы к не­му еще вер­немся...

Итак, ка­мень. Не­кото­рые хищ­ные пти­цы, за­жав в клю­ве ка­мень, рез­ко бро­са­ют его на пан­цирь че­репа­хи или на стра­уси­ное яй­цо, что­бы рас­ко­лоть его и доб­рать­ся до вкус­нень­ко­го. Дру­гие пти­цы ис­поль­зу­ют вмес­то та­кого кам­ня всю Зем­лю: они под­ни­ма­ют че­репа­ху в не­беса и ки­да­ют вниз, на­де­ясь та­ким об­ра­зом рас­крыть эту «жи­вую кон­серву».

Ка­лан, по­ложив на грудь ра­кови­ну и за­жав в лас­тах ка­мень, на­чина­ет час­то ко­лотить по мол­люску, что­бы рас­ко­лоть его.

Мор­ская выд­ра ос­трым кра­ем кам­ня от­кры­ва­ет ра­кови­ны.

Ось­ми­ног ис­поль­зу­ет ка­мень еще бо­лее хит­ро: под­крав­шись к по­лурас­кры­тому мол­люску, он быс­тро су­ет ка­мушек меж­ду створ­ка­ми ра­кови­ны, что­бы мол­люск не смог до кон­ца зах­лопнуть­ся. Пос­ле че­го съ­еда­ет его.

Дель­фин, что­бы выг­нать из убе­жища уг­ря, ос­то­рож­но хва­та­ет ко­лючую ры­бу скор­пе­ну и с по­мощью ее ко­лючек вы­гоня­ет уг­ря из рас­ще­лины.

Га­лапа­гос­ский вь­юрок, что­бы дос­тать чер­вячков, ис­поль­зу­ет ос­трый дре­вес­ный шип, ко­торый дер­жит в клю­ве.

Ли­сицы иног­да ло­вят яс­тре­бов на при­ман­ку: кла­дут рыбьи го­ловы на вид­ное мес­то, а са­ми пря­чут­ся в за­саде. Пти­ца пи­киру­ет на ры­бу... и ста­новит­ся жер­твой хит­рой ли­сицы.

Да­же на­секо­мые по­рой ис­поль­зу­ют ору­дия: оди­нокие осы, жи­вущие в зем­ле, пос­ле то­го как вы­ро­ют нор­ку, бе­рут в че­люс­ти ка­мушек и на­чина­ют, пос­ту­кивая им, уп­лотнять грунт вок­руг вхо­да в жи­лище.

Ну а то, что кам­ня­ми и пал­ка­ми поль­зу­ют­ся обезь­яны, ни у ко­го не вы­зыва­ет удив­ле­ния.

Боль­ше то­го, жи­вот­ные не толь­ко ис­поль­зу­ют най­ден­ные пред­ме­ты в ка­чес­тве ору­дий тру­да, они мо­гут и из­го­тав­ли­вать их из под­ручных ма­тери­алов. Нап­ри­мер, сой­ки до­гада­лись из­го­товить жгу­ты из по­лосок бу­маги, что­бы дос­тать корм, ко­торый эк­спе­римен­та­торы по­ложи­ли вне клет­ки. Со­ору­див бу­маж­ные жгу­тики-па­лоч­ки, сой­ки про­суну­ли их сквозь прутья клет­ки и до­тяну­лись до зер­ны­шек.

Не­кото­рые ви­ды обезь­ян на­учи­лись де­лать из паль­мо­вых листь­ев ку­леч­ки. Эти ко­нусо­об­разные ку­леч­ки они ис­поль­зу­ют в ка­чес­тве од­но­разо­вых ста­кан­чи­ков, ког­да хо­тят на­пить­ся во­ды у ре­ки.

У каж­до­го шим­панзе в на­ци­ональ­ных пар­ках Таи (Кот-д'Иву­ар) и Бос­соу (Гви­нея) есть свои из­люблен­ные ка­мен­ные ору­дия – «мо­лоток и на­коваль­ня». Пос­коль­ку кар­ма­нов у шим­панзе нет, обезь­яны пря­чут свои лю­бимые ору­дия в оп­ре­делен­ных мес­тах, при­чем мес­та эти хо­рошень­ко за­поми­на­ют. Не­кото­рые обезь­яны, по­мимо мо­лот­ка и на­коваль­ни, да­же ис­поль­зу­ют тре­тий ка­мень – клин, что­бы под­держи­вать на­коваль­ню в го­ризон­таль­ном по­ложе­нии.

Но ра­зум­ная де­ятель­ность – это не толь­ко ору­дий­ная ак­тивность, это еще и абс­трак­тное мыш­ле­ние – опе­риро­вание неп­редмет­ны­ми ка­тего­ри­ями, уме­ние счи­тать... Уме­ют ли жи­вот­ные счи­тать?

Ока­зыва­ет­ся, уме­ние счи­тать так­же рас­простра­нено в жи­вот­ном ми­ре, как и язык. Ис­сле­дова­тель Ре­ми Шо­вен опи­сывал эк­спе­римен­ты с сой­ка­ми, ко­торых на­учи­ли счи­тать. Эти пти­цы ус­пешно справ­ля­лись с та­ким, нап­ри­мер, слож­ным за­дани­ем. Б ряд сто­яли ко­робоч­ки с чер­ны­ми, бе­лыми и зе­лены­ми крыш­ка­ми. Нуж­но бы­ло снять крыш­ку и из чер­ной ко­робоч­ки съ­есть два зер­на, из зе­леной – 3, из крас­ной – 4, из бе­лой – 5. Сой­ка шла, сдви­гала кры­шеч­ки, счи­тала и ела.

В дру­гом эк­спе­римен­те с сой­ка­ми, про­веден­ном в Гер­ма­нии, сой­ке нуж­но бы­ло съ­есть из ко­робоч­ки столь­ко зе­рен, сколь­ко чер­ных пя­тен бы­ло на­рисо­вано на по­казан­ной ей кар­точке. При­чем пят­на на кар­точках име­ли раз­ный раз­мер, раз­ную фор­му и раз­ное рас­по­ложе­ние. Об­щим на кар­точках бы­ло толь­ко од­но – ко­личес­тво пя­тен. И ес­ли сой­ка нас­чи­тыва­ла че­тыре пят­на, она вык­ле­выва­ла из кор­мушки-ко­робоч­ки ров­но че­тыре зер­нышка. Ну раз­ве не пре­лесть!?.

Обу­чен­ный сче­ту шим­панзе вы­нима­ет из ко­роб­ки и да­ет эк­спе­римен­та­тору столь­ко па­лочек, сколь­ко тот про­сит. В ко­роб­ке ос­та­лось 4 па­лоч­ки. Эк­спе­римен­та­тор поп­ро­сил 5. По­думав не­кото­рое вре­мя, шим­панзе ло­ма­ет од­ну па­лоч­ку по­полам и про­тяги­ва­ет че­лове­ку 5 па­лочек. Кон­ге­ни­аль­но!

По­пугай при­учен съ­едать из кор­мушки столь­ко зер­ны­шек, сколь­ко за­гора­ет­ся лам­по­чек. По­том ис­сле­дова­тели га­сят лам­почки и вмес­то них вдруг раз­да­ет­ся три зву­ка флей­ты. Это пол­ная не­ожи­дан­ность для по­пугая, но пос­ле неп­ро­дол­жи­тель­но­го раз­думья поп­ка со­об­ра­жа­ет что к че­му и за­бира­ет из кор­мушки ров­но три зер­на – по чис­лу гуд­ков, за­менив­ших чис­ло ламп. По­том зер­на из кор­мушки во­об­ще уби­ра­ют. Вмес­то них ста­вят в ряд кар­точки с на­рисо­ван­ны­ми тем­ны­ми точ­ка­ми. Флей­та зву­чит пять раз. По­пугай про­ходит ми­мо кар­то­чек и клю­ет в ту, где на­рисо­вано пять то­чек. Ник­то не учил его это­му. Он сам до­думал­ся най­ти со­от­ветс­твие меж­ду зву­ками и точ­ка­ми, про­ведя «чис­ли­тель­ную ана­логию». Вот вам при­мер абс­трак­тно­го мыш­ле­ния в чис­том ви­де...

Да­же му­равьи мо­гут ко­личес­твен­но опи­сывать ок­ру­жа­ющую дей­стви­тель­ность. Ис­сле­дова­тели по­ложи­ли три не­рав­ных ку­соч­ка пи­щи в раз­ных мес­тах. Му­равей-раз­ведчик, ко­торый об­на­ружил все три ку­соч­ка, вер­нулся в му­равей­ник и рас­ска­зал о них ра­бочим му­равь­ям. При­чем рас­ска­зал так, что за са­мым ма­лень­ким ку­соч­ком от­пра­вились 25 му­равь­ев, за сред­ним 44, а за боль­шим 89. Эти чис­ла до­воль­но точ­но со­от­ветс­тво­вали раз­ме­рам ку­соч­ков пи­щи.

Но ин­теллект – это не толь­ко уме­ние счи­тать. Как из­вес­тно, кры­сы – са­мые ум­ные гры­зуны. Ска­жем, ес­ли кры­се нуж­но из­влечь со­дер­жи­мое из зак­ры­той стек­лянной бан­ки, кры­са мо­жет пос­ту­пить сле­ду­ющим об­ра­зом: она ва­лит бан­ку на бок, пос­ле че­го ка­тит ее по по­лу, раз­го­няя, до тех пор по­ка бан­ка не ра­зобь­ет­ся о стен­ку.

У пи­сате­ля Аки­муш­ки­на опи­сан пот­ря­са­ющий слу­чай. Один ме­хани­затор, ле­жа на пе­чи, наб­лю­дал та­кую сце­ну: кры­са под­бе­жала к сто­ящей на по­лу бу­тыл­ке с топ­ле­ным сли­воч­ным мас­лом, по­вали­ла ее, зу­бами вы­тащи­ла бу­маж­ную за­тыч­ку. Му­жичок хо­тел бы­ло швыр­нуть в нее ва­ленок, но ему ста­ло ин­те­рес­но – что бу­дет де­лать кры­са даль­ше, ведь гор­лышко уз­кое, а мас­ло зас­ты­ло и вы­течь не мо­жет. То, что про­изош­ло даль­ше, про­из­ве­ло на де­ревен­ско­го жи­теля не­из­гла­димое впе­чат­ле­ние и за­пом­ни­лось на всю жизнь. Кры­са всу­нула в гор­лышко хвост, из­ма­зала его в мас­ле, вы­тащи­ла и об­ли­зала. Так она про­дела­ла нес­коль­ко раз, по­ка не на­елась. Пос­ле че­го уш­ла. По­ка ме­хани­затор при­ходил в се­бя от уви­ден­но­го, кры­са вер­ну­лась. Толь­ко те­перь за ней шел це­лый кры­синый вы­водок – нес­коль­ко ма­лень­ких кры­сят. Ма­ма-кры­са по­дош­ла к ле­жащей бу­тыл­ке и по­каза­ла де­тям, как нуж­но пра­виль­но пи­тать­ся в та­ких си­ту­аци­ях. Вни­матель­но про­наб­лю­дав за ма­нипу­ляци­ями ма­маши, де­ти ста­ли пов­то­рять. Сна­чала один кры­сенок, по­дой­дя к бу­тыл­ке, пред­при­нял нес­коль­ко по­пыток ввес­ти ту­да хвост, по­том дру­гой. Пос­те­пен­но на­учив­шись про­делы­вать эту про­цеду­ру и на­сытив­шись мас­лом, се­мей­ка уда­лилась об­ратно в под­вал.

А те­перь вер­немся не­надол­го к пти­цам. Кро­хот­ные го­ловен­ки, пря­мые по­том­ки ди­нозав­ров, а как со­об­ра­жа­ют! Во­роны и сой­ки, жи­вущие не­пода­леку от че­лове­ка, на­учи­лись раз­ма­чивать най­ден­ные су­хари в лу­жах. Боль­ше то­го, во­рона, раз­ма­чивав­шая су­харик в ручье, слу­чай­но упус­ти­ла его. Су­харь поп­лыл по те­чению и скрыл­ся вмес­те с ручь­ем в тру­бе под до­рогой. Во­рона заг­ля­нула в тру­бу, при­кину­ла что-то, пе­реле­тела че­рез до­рогу и се­ла с дру­гой сто­роны тру­бы в ожи­дании су­хари­ка. Дож­да­лась. По­доб­ные дей­ствия по-дру­гому на­зыва­ют экс­тра­поля­ци­ей – мо­дели­рова­ние раз­ви­тия си­ту­ации во вре­мени.

Это­логи счи­та­ют, что не толь­ко у выс­ших стай­ных мле­копи­та­ющих, но да­же у во­рон су­щес­тву­ют ин­ди­виду­аль­ные по­зыв­ные. Па­ра под­ру­жив­шихся во­рон (о друж­бе в жи­вот­ном ми­ре ни­же) под­зы­ва­ет друг дру­га зву­ками. Боль­ше ни в ка­кой си­ту­ации эти зву­ки в стае не встре­ча­ют­ся. Это имен­но вы­делен­ный по­зыв­ной, от­но­сящий­ся к кон­крет­ной пти­це. Клич­ка. Имя. Ана­логич­ные ин­ди­виду­аль­ные по­зыв­ные об­на­руже­ны у ма­лабар­ской со­рочь­ей слав­ки (то­же, кста­ти, се­мей­ство вра­новых).

Ког­да от­крыл­ся длин­ный аль­пий­ский тун­нель меж­ду Фран­ци­ей и Ита­ли­ей, его ста­ли ис­поль­зо­вать пти­цы, ле­тящие осенью в теп­лые края. В са­мом де­ле, за­чем дол­го ле­теть над Аль­па­ми, ес­ли мож­но сре­зать по тун­не­лю? Боль­ше то­го, к че­му во­об­ще уро­довать­ся, ма­хать крыль­ями, ес­ли мож­но сесть на кры­шу реф­ри­жера­тора, и он пе­реве­зет те­бя по тун­не­лю? Так те­перь пе­релет­ные пти­цы и де­ла­ют. Пе­ресе­ка­ют фран­ко-италь­ян­скую гра­ницу, си­дя на кры­шах про­ез­жа­ющих гру­зови­ков.

Пи­сатель Алек­сандр Гор­бов­ский опи­сыва­ет слу­чай, ко­торо­му сам был сви­дете­лем: «Как-то, бу­дучи на Ку­бани, я наб­лю­дал сле­ду­ющую сце­ну. По­дошел ав­то­бус, в не­го вош­ли лю­ди и вош­ла со­бака. Ав­то­бус ехал, ос­та­нав­ли­вал­ся, кто-то вхо­дил, кто-то вы­ходил. На од­ной из ос­та­новок ник­то из пас­са­жиров не вы­шел, выш­ла толь­ко со­бака. Ока­зыва­ет­ся, она во­об­ще еха­ла од­на по сво­им со­бачь­им де­лам». Чи­татель и сам на­вер­ня­ка наб­лю­дал по­хожие слу­чаи.

Ис­то­ки ис­кусс­тва

Од­нажды до­велось мне учас­тво­вать в за­писи те­лепе­реда­чи «Куль­тур­ная ре­волю­ция», ко­торую ве­дет ми­нистр куль­ту­ры Швыд­кой. Те­ма прог­раммы бы­ла «Ци­вили­зация уби­ва­ет ис­кусс­тво». Пе­вец Сют­кин выс­ту­пал на сто­роне ис­кусс­тва, ака­демик-ге­нетик Скря­бин – на сто­роне ци­вили­зации.

Сют­кин ве­щал, что ци­вили­зация уби­ва­ет ис­кусс­тво. Скря­бин поз­во­лял се­бе не сог­ла­шать­ся с ти­таном эс­трад­ной мыс­ли. Ваш по­кор­ный слу­га при­дер­жи­вал­ся треть­ей точ­ки зре­ния: ци­вили­зация ис­кусс­тво не уби­ва­ет. Она его раз­мы­ва­ет и де­валь­ви­ру­ет. Ли­ша­ет сак­раль­нос­ти. То, что рань­ше бы­ло дос­тупным и свер­хцен­ным для де­сят­ков и со­тен лю­дей, те­перь дос­тупно и по­тому не очень цен­но для мил­ли­онов (см. о раз­вра­те). Ес­ли па­ру-трой­ку ве­ков на­зад Мо­ну Ли­зу ве­лико­го Ле­онар­до мог­ли наб­лю­дать в год нес­коль­ко де­сят­ков че­ловек, то те­перь она – пред­мет для мно­гочис­ленных ка­рика­тур, поч­ти пош­лость. Ее ви­дели и зна­ют мил­ли­оны. И да­же ес­ли дос­ка с Джо­кон­дой сго­рит при по­жаре, сот­ни ты­сяч реп­ро­дук­ций до­несут до по­том­ков за­мысел да Вин­чи.

То, что лег­ко да­ет­ся, ма­ло це­нит­ся. Че­лове­чес­тво раз­вра­щено тем, что на­зыва­ет­ся ис­кусс­твом... Это с од­ной сто­роны. С дру­гой, ис­кусс­тво – по­нятие от­но­ситель­ное. То, что ис­кусс­тво для од­но­го, у дру­гого вов­се не вы­зыва­ет столь же боль­шо­го эмо­ци­ональ­но­го тре­пета, вос­торга, удив­ле­ния... Для Ра­бино­вича ис­кусс­тво – фу­ги Ба­ха. Для Пет­ро­ва – «Мур­ка». А глу­хоне­мой Ге­расим во­об­ще не пой­мет, о чем идет речь. (Кста­ти, из­вес­тно, что пет­ро­вых в об­щес­тве го­раз­до боль­ше, чем Ра­бино­вичей. Не зря по­явил­ся тер­мин «мас­со­вое ис­кусс­тво» – оно ни­же ка­чес­твом, чем ис­кусс­тво для спе­ци­алис­тов.)

Для че­го нуж­но ис­кусс­тво? Как оно по­яви­лось? И есть ли у не­го ис­то­ки в жи­вот­ном ми­ре?

По по­ряд­ку... Ес­ли бы ис­кусс­тво не бы­ло нуж­ным, оно бы, ко­неч­но, не по­яви­лось. Для на­чала рас­смот­рим со­ци­аль­ный ас­пект это­го яв­ле­ния. Ис­кусс­тво соз­да­ет об­щее ин­форма­ци­он­ное по­ле, в ко­тором пла­ва­ют и лег­ко ори­ен­ти­ру­ют­ся чле­ны со­об­щес­тва. Иног­да это по­ле бы­ва­ет еди­ным толь­ко для од­ной стра­ны. «Пасть пор­ву, мор­га­лы вы­колю...», «Аси­сяй», «Ши­роко ша­га­ешь – шта­ны пор­вешь» – вне Рос­сии эти фра­зы ос­та­нут­ся не­понят­ны­ми. Они – часть внут­ренне­го ин­форма­ци­он­но­го по­ля Рос­сии. А вот «трид­цать среб­ре­ников» – фра­за, об­щая для все­го хрис­ти­ан­ско­го ми­ра. Часть ин­терна­ци­ональ­но­го ин­форма­ци­он­но­го по­ля.

Ис­кусс­тво, на­ряду с язы­ком, соз­да­ет об­щее по­нятий­ное прос­транс­тво, ко­торое де­ла­ет на­цию на­ци­ей. В этом ка­чес­тве ис­кусс­тво за­рож­да­лось из пер­вых при­митив­ных ми­фов, ле­генд, ска­зок, бы­лин, бы­личек и анек­до­тов. В са­мые древ­ние вре­мена лег­ко за­поми­на­емые (из-за сю­жет­ности) ми­фы и сказ­ки бы­ли прос­то сво­его ро­да инс­трук­ци­ями, они со­дер­жа­ли пат­терны – прог­раммы по­веде­ния. Они на­уча­ли де­тей и взрос­лых, как на­до пос­ту­пать в той или иной си­ту­ации, нес­ли в се­бе по­веден­ческие ал­го­рит­мы. Как пос­ту­пать с вра­гом. С дру­гом. С ре­бен­ком...

Дру­гая роль ис­кусс­тва – би­оло­гичес­кая – срод­ни дей­ствию нар­ко­тиков: ис­кусс­тво ме­ня­ет эмо­ци­ональ­ное сос­то­яние ор­га­низ­ма. У че­лове­ка есть пот­ребность (за­вязан­ная на гор­мо­наль­ную и дру­гие сис­те­мы) пе­ри­оди­чес­ки ме­нять свое эмо­ци­ональ­ное сос­то­яние. Нар­ко­тики и ис­кусс­тво с этой за­дачей справ­ля­ют­ся впол­не. Ис­кусс­тво, в от­ли­чие от нар­ко­тиков, не уби­ва­ет, но за­то и дей­ству­ет не так силь­но, по­тому что опос­ре­дован­но – че­рез ор­га­ны чувств, а не нап­ря­мую хи­мичес­ки, как нар­ко­тики. Впро­чем, о нар­ко­тиках речь у нас еще пой­дет. А сей­час неп­ло­хо бы от­ве­тить на воп­рос о жи­вот­ных ис­то­ках ис­кусс­тва...

Ес­ли ис­то­ки ра­зум­ной со­ци­аль­нос­ти (го­сударс­тво) бе­рут свое на­чало в жи­вот­ной со­ци­аль­нос­ти (стая), то не смо­жем ли мы най­ти у жи­вот­ных и что-ни­будь та­кое, что мож­но бы­ло бы наз­вать бес­ко­рыс­тной лю­бовью к прек­расно­му?

Мо­жем. И не толь­ко у при­матов. Мно­гие по­лага­ют, что бес­ко­рыс­тная, не обус­ловлен­ная би­оло­гичес­кой пот­ребностью лю­бовь к прек­расно­му есть то, что кар­ди­наль­но от­ли­ча­ет че­лове­ка ра­зум­но­го от жи­вот­ных, зас­тавля­ет его тво­рить, про­из­во­дить ис­кусс­тво.

Это ошиб­ка...

Ког­да я был ма­лень­кий, мне уда­лось прос­ле­дить за во­роной, ук­равшей у ме­ня иг­ру­шеч­ку для ма­лень­кой но­вогод­ней елоч­ки – это был кро­хот­ный, мень­ше сан­ти­мет­ра плас­тмас­со­вый му­хомор­чик с яр­ко-крас­ной, как и по­ложе­но, шляп­кой и бе­лыми точ­ка­ми на ней. Уви­дев этот за­меча­тель­ный пред­мет, ле­жащий на кры­леч­ке, во­рона не удер­жа­лась, схва­тила его и взле­тела на кры­шу са­рая, где дол­го лю­бова­лась сво­им тро­фе­ем. Хит­рый Са­шеч­ка (я) под­крал­ся поб­ли­же и стал смот­реть, что эта зас­ранка сде­ла­ет с му­хомор­чи­ком. Сво­им мощ­ным клю­вом во­рона за­пиха­ла иг­рушку в щель меж­ду пок­ры­ва­ющим кры­шу то­лем и се­рой дос­кой, ко­торой толь был прих­ва­чен.

За­чем со­роки и во­роны кра­дут блес­тя­щие и яр­кие пред­ме­ты? От­вет прост: они им нра­вят­ся. Они лю­бят блес­тя­щее. Лю­бят со­вер­шенно бес­ко­рыс­тно, по­тому что съ­есть ме­дяш­ку или стек­ляшку нель­зя.

В со­рочь­их гнез­дах час­то на­ходят це­лые «кла­ды» из ку­соч­ков фоль­ги, стек­ля­шек, ша­риков. Со­роки, слов­но ску­пой ры­царь, лю­бят ча­сами пе­реби­рать свои сок­ро­вища. И не толь­ко со­роки и во­роны лю­бят кра­соти­щу.

Ша­лаш­ник – авс­тра­лий­ская пти­ца, ко­торая стро­ит гнез­да в ви­де ша­лаши­ков. Но де­ло не в фор­ме гнез­да, а в том, что ша­лаш­ни­ки ук­ра­ша­ют свои гнез­да цве­тами. Иног­да суп­ру­ги страш­но ссо­рят­ся – са­мец, до­пус­тим, при­носит и ук­репля­ет цве­ток, а сам­ка его вы­дер­ги­ва­ет и выб­ра­сыва­ет.

Боль­ше все­го ша­лаш­ни­ки лю­бят си­ние цве­точ­ки. Они во­об­ще так лю­бят си­ний цвет, что да­же кра­сят са­ми се­бя: раз­ми­на­ют клю­вом си­ние яго­ды и рас­кра­шива­ют грудь в си­ний цвет. Авс­тра­лий­ским хо­зяй­кам да­же при­ходит­ся пря­тать синь­ку, по­тому что ша­лаш­ни­ки все вре­мя во­ру­ют ее. Птич­ки на­учи­лись де­лать кис­точки из раз­мя­той дре­вес­ной ко­ры, ма­ка­ют эти кис­ти во­лок­на­ми в раз­мо­чен­ную синь­ку и кра­сят се­бя и свой до­мик.

Ша­лаш­ни­ки каж­дый день ме­ня­ют увяд­шие цве­ты на сво­ем до­мике. Ес­ли цве­ток пе­ревер­нуть «вниз го­ловой», вер­нувший­ся до­мой ша­лаш­ник при­дет в силь­ное воз­бужде­ние и тут же пе­рес­та­вит цве­точек «как на­до».

Ша­лаш­ни­ки ук­ра­ша­ют да­же под­сту­пы к сво­ему жи­лищу – те­ми же цвет­ка­ми, ра­куш­ка­ми... Вре­мя от вре­мени птич­ка вдруг ре­ша­ет сме­нить ан­ту­раж и при­носит дру­гие ра­куш­ки ли­бо пе­рес­тавля­ет мес­та­ми ста­рые.

На­ши бли­жай­шие жи­вот­ные родс­твен­ни­ки – обезь­яны, ра­зуме­ет­ся, то­же не­без­различ­ны к прек­расно­му. Ес­ли дать стае обезь­ян по­лос­ки тка­ни или зер­ка­ло, это не­мед­ленно най­дет свое при­мене­ние – в осо­бен­ности у са­мок. Сам­ки на­чина­ют ак­тивно раз­гля­дывать се­бя в зер­ка­ло, кор­чить ро­жи... А лос­кутки тка­ни тут же ока­зыва­ют­ся у них на пле­чах, на шее.

Цир­ко­вые дрес­си­ров­щи­ки рас­ска­зыва­ют, что обезь­яны, при­вык­шие выс­ту­пать в одеж­де, вско­ре на­чина­ют при­давать одеж­де боль­шое зна­чение: они ра­ду­ют­ся об­новкам, рев­ни­во сле­дят за тем, во что оде­ты дру­гие обезь­яны, лю­бят хвас­тать­ся об­новка­ми пе­ред дру­гими обезь­яна­ми, ко­торые за­вис­тли­во тро­га­ют но­вую одеж­ду сво­ей то­вар­ки.

Есть у обезь­ян и свое ис­кусс­тво. Вот что пи­шет об этом тот же Мор­рис: «Мо­лодые шим­панзе час­то пы­та­ют­ся вы­яс­нить, сколь­ко шу­ма мож­но про­из­вести, ко­лотя ду­биной, то­пая но­гами, хло­пая в ла­доши. Пов­зрос­лев, эти опы­ты они прев­ра­ща­ют в про­дол­жи­тель­ные груп­по­вые кон­церты.

Од­на за дру­гой обезь­яны при­нима­ют­ся то­пать, виз­жать, сры­вать листья, лу­пить по по­лым пням и ство­лам де­ревь­ев. Та­кие кол­лектив­ные пред­став­ле­ния мо­гут про­дол­жать­ся по пол­ча­са, а то и доль­ше... кон­церты взвин­чи­ва­ют чле­нов со­об­щес­тва. Сре­ди пред­ста­вите­лей на­шего ви­да иг­ра на ба­раба­не так­же яв­ля­ет­ся на­ибо­лее рас­простра­нен­ной фор­мой са­мовы­раже­ния пос­редс­твом му­зыки. С на­ми это про­ис­хо­дит ра­но, ког­да на­ши де­ти при­нима­ют­ся про­верять удар­ные свой­ства пред­ме­тов – точь-в-точь как шим­панзе. Но ес­ли шим­панзе уме­ют лишь эле­мен­тарно от­би­вать такт, то мы ус­ложня­ем ба­рабан­ный бой за­мыс­ло­ваты­ми рит­ма­ми, до­бав­ляя дробь и по­вышая то­наль­ность зву­ков. Кро­ме то­го, мы про­из­во­дим шум, дуя в пус­то­телые пред­ме­ты, ца­рапая и по­щипы­вая кус­ки ме­тал­ла... Раз­ви­тие слож­ных му­зыкаль­ных форм у бо­лее при­митив­ных со­ци­аль­ных групп, по-ви­димо­му, иг­ра­ло ту­же роль, что и се­ан­сы ба­рабан­но­го боя и гу­дения у шим­панзе, а имен­но – все­об­щее воз­бужде­ние».

Пом­ни­те, я пи­сал, что фи­зи­оло­гичес­кая цель ис­кусс­тва – ме­нять эмо­ци­ональ­ный нас­трой ор­га­низ­ма?.. Был прав. На­ши че­лове­чес­кие кон­церты, пос­вя­щен­ные Дню ми­лиции или на­лого­вой по­лиции или прос­то же­ланию ис­полни­телей за­рабо­тать нем­но­го де­нег... все эти выс­тупле­ния сме­ня­ющих друг дру­га ар­тистов – те же обезь­яньи де­ла, пос­вя­щен­ные са­мовоз­бужде­нию эмо­ци­ональ­ной сфе­ры. Толь­ко здо­рово усо­вер­шенс­тво­ван­ные ци­вили­заци­ей.

Д. Гудл, из­вес­тная ис­сле­дова­тель­ни­ца обезь­ян, жи­вущих на во­ле, опи­сыва­ла та­нец дож­дя у шим­панзе. Ког­да слу­ча­ет­ся се­зон дож­дей и на зем­лю про­лива­ют­ся пер­вые кап­ли, у шим­панзе на­чина­ет­ся стран­ный об­ряд. Шим­панзе-зри­тели – это, как пра­вило, сам­ки и де­тены­ши – рас­са­жива­ют­ся вок­руг по­лян­ки на де­ревь­ях. А сам­цы со­бира­ют­ся в кру­жок и на­чина­ют то­пать но­гами, гу­кать и раз­ма­хивать вет­ка­ми. Пред­став­ле­ние про­дол­жа­ет­ся око­ло ча­са, пос­ле че­го все рас­хо­дят­ся.

Из­вес­тны так на­зыва­емые во­роньи пе­рек­лички. К ве­черу во­роны со­бира­ют­ся на ка­ком-ни­будь де­реве и на­чина­ют еже­вечер­ний кон­церт. Сна­чала кар­ка­ет од­на во­рона. Пос­ле не­кото­рого об­ду­мыва­ния пер­во­го выс­тупле­ния по­да­ет го­лос дру­гая, за­тем, пос­ле па­узы, третья. Выс­тупле­ния длят­ся при­мер­но час-пол­то­ра.

Соб­равшись вмес­те, хо­ром по­ют бел­ки, бу­рун­ду­ки и вол­ки. Гиб­бо­ны ве­чера­ми ис­полня­ют хо­ровые пес­ни. При­чем ис­сле­дова­тели от­ме­ча­ют ра­дос­тный, ма­жор­ный лад их пе­сен. Час­тень­ко по­ют ду­этом суп­ру­жес­кие па­ры обезь­ян.

Ис­то­ки язы­ка

Мно­гие счи­та­ют, что язык есть то, что кар­ди­наль­но от­ли­ча­ет че­лове­ка от дру­гих жи­вот­ных.

Это ошиб­ка...

Язык как средс­тво ком­му­ника­ции меж­ду осо­бями есть прак­ти­чес­ки у всех со­ци­аль­ных жи­вот­ных и на­секо­мых. И бы­ло бы стран­но, ес­ли бы это бы­ло не так: уж ко­ли есть со­ци­ум, дол­жна быть и ком­му­ника­ция. Ведь ка­кие-то ни­точ­ки дол­жны свя­зывать от­дель­ные осо­би в кол­лекти­ве!

Охо­тящи­еся ста­ей вол­ки име­ют весь­ма раз­ви­тую сис­те­му сиг­на­лов (речь).

У му­равь­ев и тер­ми­тов «язык жес­тов» – они, встре­ча­ясь, пос­ту­кива­ют друг дру­га уси­ками, рас­ска­зывая, ку­да ид­ти за до­бычей. В 1985 го­ду под Но­воси­бир­ском уче­ными был пос­тавлен сле­ду­ющий опыт. Му­равей-раз­ведчик дол­го плу­тал в ла­бирин­те, пос­ле че­го на­ходил где-то в даль­нем его кон­це кап­лю си­ропа. Раз­ведчик воз­вра­щал­ся до­мой и сво­ей му­равь­иной мор­зянкой пе­реда­вал ра­бочим му­равь­ям, ку­да ид­ти. Те шли и бе­зоши­боч­но, без еди­ного лиш­не­го по­воро­та на­ходи­ли ис­ко­мое.

Ока­залось, чем слож­нее был путь по ла­бирин­ту до за­вет­ной кап­ли си­ропа, тем доль­ше му­равей объ­яс­нял кол­ле­гам, как най­ти при­ман­ку. Ес­ли же путь был длин­ный, но прос­той (ска­жем, на всех пе­рек­рес­тках ла­бирин­та нуж­но бы­ло по­вора­чивать толь­ко нап­ра­во) му­равь­иный пе­рес­каз за­нимал сов­сем ма­ло вре­мени. Буд­то раз­ведчик крат­ко бро­сал ре­бятам: «Все вре­мя нап­ра­во...» Я зря упот­ре­бил сло­во «буд­то». Без вся­ких «буд­то» и «как бы»! Му­равей дей­стви­тель­но крат­ко со­об­щал им имен­но это – обоб­щенную ин­форма­цию.

Му­равей не пе­речис­лял нуд­но: пер­вый по­ворот нап­ра­во, вто­рой по­ворот нап­ра­во, тре­тий по­ворот нап­ра­во... Нет, он имен­но обоб­щал ин­форма­цию в сво­ей кро­хот­ной го­лов­ке и вы­давал не пол­ный путь, а ал­го­ритм по­ис­ка.

«Да не­уже­ли му­равьи мо­гут обоб­щать, ана­лизи­ровать и де­лать вы­воды? – воз­му­щен­но спро­сят прос­тые граж­да­не и би­оло­ги, ко­торые не за­нима­ют­ся му­равь­ями. – Мо­жет, у них еще и абс­трак­тные по­нятия есть?!..» Нас­чет абс­трак­тных по­нятий не знаю, но ос­ве­дом­лен, что уче­ные-«му­равь­еве­ды» не удив­ля­ют­ся, уз­на­вая о по­рази­тель­ных умс­твен­ных спо­соб­ностях сво­их пи­том­цев. При­вык­ли...

И не толь­ко му­равьи та­кие ум­ные. У пчел су­щес­тву­ет слож­ней­ший язык тан­цев, с по­мощью ко­торо­го пче­ла-раз­ведчик под­робно опи­сыва­ет то­вар­кам, ку­да ле­теть за об­на­ружен­ным нек­та­ром. Час­тично язык пчел рас­шифро­ван. Нап­ри­мер, ес­ли пче­ла-тан­цор опи­сыва­ет «вось­мер­ку» во­семь раз за ми­нуту, зна­чит на­до ле­теть пря­мо от улья три ки­ломет­ра... 36 «вось­ме­рок» оз­на­ча­ет, что корм на­ходит­ся в ста мет­рах от улья. От­дель­ны­ми дви­жени­ями за­да­ет­ся ази­мут.

При­чем, что ин­те­рес­но: пче­лы мо­гут пе­реда­вать не толь­ко стан­дар­тные со­об­ще­ния, за­да­ющие нап­равле­ние по­лета и «при­цель­ную даль­ность». Они мо­гут тол­ко­во опи­сать то, с чем в при­роде во­об­ще ни­ког­да не стал­ки­ва­ют­ся! И это по-нас­то­яще­му по­рази­тель­но. Уче­ные пря­тали корм в хит­рых ла­бирин­тных тун­не­лях. Пче­лы – не му­равьи, они в при­роде по слож­ным тра­ек­то­ри­ям не пе­реме­ща­ют­ся, пче­лы ле­та­ют по пря­мой. Од­на­ко пче­ла-раз­ведчик прек­расно спра­вилась с за­дани­ем. Ее та­нец с опи­сани­ем мес­то­поло­жения кор­ма был на этот раз длин­нее обыч­но­го и не по­хож на обыч­ные пче­линые тан­цы. Тем не ме­нее смысл кол­ле­гами был улов­лен вер­но, они по­лете­ли к ла­бирин­ту, влез­ли в не­го и быс­тро доб­ра­лись до са­хар­но­го си­ропа.

Да­же сим­вол глу­пос­ти – ку­рица, и та об­ла­да­ет прос­тей­шей речью. Сиг­на­лы опас­ности у кур под­разде­ля­ют­ся по смыс­лам на «опас­ность да­леко», «опас­ность близ­ко», «опас­ность свер­ху», «опас­ность че­ловек».

У ле­тучих мы­шей в ре­чи по­ряд­ка 20 ус­той­чи­вых зву­ковых со­чета­ний (слов). У ло­шадей по­ряд­ка 100 слов. У во­рон – око­ло 300. Дель­фи­ний сло­вар­ный за­пас – по­ряд­ка 800 слов...

Во­семь­сот слов – это ог­ромный сло­вар­ный за­пас! Бы­товой ак­тив мно­гих лю­дей – око­ло ты­сячи слов. То есть дель­фи­ны име­ют весь­ма раз­ви­тую ре­чевую куль­ту­ру. У дель­фи­нов и дру­гих ки­то­об­разных есть да­же пес­ни с при­пева­ми, ко­торые они рас­пе­ва­ют хо­ром, рас­кла­дыва­ют на го­лоса... Но об ис­кусс­тве в ми­ре жи­вот­ных мы уже пи­сали и еще вер­немся к не­му, а сей­час все-та­ки о ре­чи.

На­ши бли­жай­шие родс­твен­ни­ки – обезь­яны так­же об­ла­да­ют раз­ви­той речью и уме­ни­ем ра­ботать с сим­во­лами. Груп­па аме­рикан­ских и япон­ских при­мато­логов, ис­сле­довав­шая обезь­ян в на­ци­ональ­ном пар­ке Ло­мако, не­дав­но об­на­ружи­ла, что ес­ли шим­панзе раз­би­ва­ют­ся на груп­пки и рас­хо­дят­ся, то они ос­тавля­ют друг дру­гу «пись­мен­ные» пос­ла­ния – вот­кну­тые в зем­лю пал­ки, по­ложен­ные пат­ро­ну вет­ки. Эти мет­ки – знак со­роди­чам, ку­да нуж­но ид­ти, нап­равле­ние дви­жения впе­реди иду­щей груп­пы. Ра­зуме­ет­ся, мет­ки эти ча­ще все­го встре­ча­ют­ся на раз­вилках.

Аме­рикан­ские зо­оло­ги, изу­чав­шие ком­му­ника­тив­ную сис­те­му шим­панзе, про­води­ли сле­ду­ющий опыт. Во­жака на не­кото­рое вре­мя за­бира­ли из клет­ки, по­казы­вали ему связ­ку ба­нанов, ле­жащую в кус­тах, пос­ле че­го воз­вра­щали в клет­ку. Че­рез не­кото­рое вре­мя вся стая обезь­ян в воль­ере при­ходи­ла в силь­ней­шее воз­бужде­ние и на­чина­ла рвать­ся из клет­ки. В слу­чае ког­да уда­лен­но­му на про­гул­ку во­жаку ба­наны не по­казы­вали, пос­ле его воз­вра­щения обезь­яны ве­ли се­бя спо­кой­но. Зна­чит, он по­делил­ся впе­чат­ле­ни­ями о ба­нанах!

Опыт ус­ложни­ли. Вы­пус­ка­ли в парк двух шим­панзе. При этом од­ной обезь­яне по­казы­вали боль­шой тай­ник с фрук­та­ми, а дру­гой обезь­яне – ма­лень­кий. Пос­ле че­го обе­их при­матов воз­вра­щали в воль­ер, а че­рез не­кото­рое вре­мя всех обезь­ян вы­пус­ка­ли в парк. И что вы ду­ма­ете? Сна­чала вся стая мча­лась к боль­шо­му тай­ни­ку и толь­ко по­том, опус­то­шив его, бе­жала к ма­лень­ко­му. То есть обезь­яны не толь­ко де­лились впе­чат­ле­ни­ями с со­роди­чами, но и очень точ­но ко­личес­твен­но опи­сыва­ли свои на­ход­ки. Впро­чем, к счи­та­ющим жи­вот­ным мы с ва­ми уже при­вык­ли в пре­дыду­щих глав­ках.

Ис­сле­дова­тели пош­ли даль­ше. Де­тены­шу шим­панзе изу­чить род­ную речь не­воз­можно, не жи­вя с детс­тва в стае. По­это­му, что­бы ис­сле­довать умс­твен­ные спо­соб­ности при­матов, уче­ные ре­шили пос­ту­пить так: с детс­тва по­селить де­тены­ша обезь­яны в че­ловечью стаю. Пусть учит наш язык! Но пос­коль­ку гор­тань шим­панзе не прис­по­соб­ле­на к про­из­не­сению че­лове­чес­ких зву­ков, шим­панзе Са­ру ста­ли учить раз­го­вари­вать при по­мощи кар­то­чек с ри­сун­ка­ми. При­чем на кар­точках бы­ли изоб­ра­жены не толь­ко кон­крет­ные пред­ме­ты, но и весь­ма абс­трак­тные по­нятия. Ска­жем, кла­ли ри­сун­ки двух яб­лок, а меж­ду ни­ми – кар­точку со зна­ком «ра­венс­тва». Так Са­ра уз­на­ла, что та­кое «оди­нако­вое», а поз­же – что та­кое «раз­ное» (зна­чок пе­речер­кну­того ра­венс­тва меж­ду кар­точка­ми с раз­ны­ми на­рисо­ван­ны­ми пред­ме­тами). За­тем был вве­ден знак воп­ро­са. Он оз­на­чал воп­рос: «что?» или «ка­кое?» Бы­ли вве­дены та­кие по­нятия, как «фор­ма», «раз­мер», «цвет».

Пос­ле то­го как обезь­яна все это де­ло вы­учи­ла, ее ста­ли оза­дачи­вать. Кла­дут сле­ва кар­точку с на­рисо­ван­ным клю­чом, пра­вее знак «=», еще пра­вее «?». По­луча­ет­ся: «ключ оди­наков с чем»? Обезь­яна тут же на­ходи­ла в стоп­ке кар­то­чек ключ и кла­ла ря­дом. Ключ ра­вен клю­чу!

За­тем пош­ли воп­ро­сы пос­ложнее: «ключ не ра­вен че­му»? Са­ра хва­тала из стоп­ки кар­то­чек пер­вую по­пав­шу­юся, на ко­торой бы­ло изоб­ра­жено все что угод­но, кро­ме клю­ча.

«Что круг­лое?» – спра­шива­ли обезь­яну. Она дос­та­вала кар­точку с ар­бу­зом или мя­чиком.

«А что ма­лень­кое?» – «Ключ!»

Че­рез не­кото­рое вре­мя Са­ра на­учи­лась «пи­сать» – она са­ма сос­тавля­ла фра­зы о том, что ви­дела вок­руг. «Мэ­ри кла­дет яб­ло­ко под­нос». «Мэ­ри мо­ет ба­нан». По­хоже, это дос­тавля­ло ей удо­воль­ствие. Ка­жет­ся, Са­ра бы­ла гра­фома­ном...

Эту смыш­ле­ную шим­панзе уда­лось обу­чить да­же азам ло­гики, вве­дя кар­точки «ес­ли – тог­да». Она по­нима­ла та­кие слож­ные фра­зы, как «ес­ли Мэ­ри да­ет Са­ре ку­бик, Са­ра бе­рет мя­чик» – ког­да эк­спе­римен­та­тор­ша да­вала обезь­яне ку­бик, шим­панзе бе­зоши­боч­но вы­бира­ла в ку­че иг­ру­шек мя­чик.

«Ес­ли Мэ­ри бе­рет крас­ную кар­точку, Са­ра мо­ет ба­нан». «Ес­ли Мэ­ри бе­рет си­нюю кар­точку, Са­ра кла­дет ба­нан на жел­тый под­нос». Са­ра все эти сло­вес­ные конс­трук­ции от­лично по­нима­ла. Все­го ее сло­вар­ный за­пас сос­тавлял 150 слов.

Вдох­новлен­ные опы­том кол­лег, уче­ные-зо­оло­ги из Не-вад­ско­го уни­вер­си­тета ре­шили пов­то­рить этот опыт, что­бы на­учить шим­панзе Во­шо го­ворить с по­мощью язы­ка глу­хоне­мых. По ус­ло­ви­ям эк­спе­римен­та ник­то из лю­дей в при­сутс­твии Во­шо не го­ворил вслух – все об­ща­лись толь­ко зна­ками глу­хоне­мых. И че­рез не­кото­рое вре­мя с ма­лень­кой Во­шо про­изош­ло то, что про­ис­хо­дит с деть­ми че­лове­ка в че­ловечь­ей сре­де или обезь­янь­ими де­тены­шами в стае шим­панзе – Во­шо за­гово­рила.

Пер­вое сло­во, ко­торое она «про­из­несла», бы­ло сло­во «цве­ток». На ули­це она по­каза­ла на не­го паль­цем и сде­лала жест, ко­торый у глу­хоне­мых обоз­на­ча­ет цве­ток.

Вто­рым сло­вом ста­ло «еще». Ов­ла­дев им, Во­шо боль­ше с это­го сло­ва «не сле­зала». Она про­сила «еще» ба­нанов, кон­фет, по­гулять, по­иг­рать...

Треть­им приш­ло сло­во «от­крой». При­чем уро­вень абс­трак­ции у Во­шо воз­рос не­обы­чай­но. Сна­чала сло­во «от­крой» она упот­ребля­ла толь­ко по от­но­шению кдве­рям сво­ей клет­ки или хо­лодиль­ни­ка. По­том не­ожи­дан­но поп­ро­сила «от­крыть» кран в кух­не.

Вско­ре у эк­спе­римен­та­торов с шим­панзе уже шли прос­тые ди­ало­ги. По­рази­тель­но, но Во­шо ус­во­ила и час­то поль­зо­валась та­кими сло­вами, как «прос­ти­те» и «по­жалуй­ста». К кон­цу жиз­ни ее сло­вар­ный за­пас дос­тиг 175 слов.

Во­шо очень на­поми­нала че­ловечь­их де­тей – ког­да она хо­тела нас­то­ять на сво­ем, обезь­ян­ка при­бега­ла к мно­гочис­ленным пов­то­рени­ям: «Во­шо хо­чет гу­лять, гу­лять, гу­лять, по­жалуй­ста, гу­лять».

Но са­мую нас­то­ящую сен­са­цию в на­уч­ном ми­ре про­из­ве­ло за­яв­ле­ние Во­шо, ког­да она уви­дела низ­ко­летя­щий са­молет. Во­шо дер­ну­ла эк­спе­римен­та­тора за по­лу ха­лата и поп­ро­сила: «По­катай ме­ня на са­моле­те!»

Шим­панзе хоть и родс­твен­ник че­лове­ку, но не столь близ­кий, как, ска­жем, го­рил­ла. Го­рил­лы и оран­гу­таны – нас­то­ящие че­лове­ко­об­разные! Они, на­вер­ное, дол­жны быть го­раз­до ум­нее шим­панзе? Точ­но! Ана­логич­ный эк­спе­римент, про­веден­ный с го­рил­лой Ко­ко, увен­чался еще боль­шим ус­пе­хом. Го­рил­ла вы­учи­ла 645 слов, из ко­торых 375 бы­ло у нее в ак­тивном сло­вар­ном за­пасе. Не мо­гу удер­жать­ся, что­бы не при­вес­ти длин­но­го, но уди­витель­но ин­те­рес­но­го опи­сания это­го эк­спе­римен­та, сде­лан­но­го ис­то­риком и пи­сате­лем Алек­сан­дром Гор­бов­ским:

«Ес­ли Ко­ко нез­до­рови­лось, вра­чу не бы­ло нуж­ды ло­мать го­лову, что с ней. Го­рил­ла са­ма от­ве­чала на воп­ро­сы, где у нее бо­лит. Что ин­те­рес­но, стра­дания дру­гих тро­гали ее не мень­ше, чем собс­твен­ные. За­метив од­нажды ло­шадь, взнуз­данную и с уз­дечкой во рту, го­рил­ла приш­ла в силь­ное вол­не­ние и ста­ла быс­тро скла­дывать на паль­цах зна­ки:

– Ло­шадь пе­чаль­на.

– Ло­шадь пе­чаль­на по­чему? – спро­сили ее.

– Зу­бы бо­лят, – сло­жила от­вет Ко­ко...

Ко­ко по­каза­ли фо­то дру­гой го­рил­лы, ко­торая вы­рыва­лась, ког­да ее пы­тались ку­пать в ван­ной. Ко­ко тут же вспом­ни­ла, что она и са­ма тер­петь не мо­жет этой про­цеду­ры, и про­ком­менти­рова­ла фо­тог­ра­фию:

– Там я то­же пла­чу.

Ис­сле­дова­телей уже не удив­ля­ла са­ма по се­бе ос­мыслен­ность этой ре­ак­ции, для них важ­но бы­ло сви­детель­ство па­мяти го­рил­лы на со­бытия. Че­рез три дня пос­ле то­го, как Ко­ко уку­сила как-то свою вос­пи­татель­ни­цу, та по­каза­ла ей си­няк на ру­ке и спро­сила жес­та­ми:

– Что ты сде­лала мне?

– Уку­сила, жа­лею, – от­ве­тила Ко­ко.

– По­чему уку­сила?

– Рас­серди­лась.

– На что?

– Не пом­ню...

Кста­ти, к Ко­ко мож­но бы­ло об­ра­щать­ся и ус­тно, она зна­ла око­ло сот­ни ан­глий­ских слов... Ник­то не учил ее сос­тавлять но­вые сло­ва, ког­да ока­зыва­лось, что ей не хва­та­ет за­паса... Ко­ко не зна­ла, как на­зыва­ет­ся стран­ное по­лоса­тое су­щес­тво, ко­торое она уви­дела в зо­опар­ке. Но сра­зу сра­бота­ла ас­со­ци­атив­ная связь, и Ко­ко сло­жила зна­ки: "бе­лый тигр". Так она ок­рести­ла зеб­ру. Ко­ко не зна­ла сло­во "мас­ка", но, уви­дев ее, тут же сос­та­вила: "шля­па на гла­за".

И уж ко­неч­но, ник­то не учил го­рил­лу ру­гать­ся. Не­веро­ят­но, но ка­кие-то уни­чижи­тель­ные, ос­корби­тель­ные по­нятия су­щес­тво­вали в ее соз­на­нии до и по­мимо че­лове­ка... Ког­да вос­пи­татель­ни­ца по­каза­ла Ко­ко пла­кат, на ко­тором бы­ла изоб­ра­жена го­рил­ла, то по ка­ким-то ей од­ной по­нят­ным при­чинам Ко­ко приш­ла в не­годо­вание.

– Ты пти­ца! – по­каза­ла она жес­та­ми эк­спе­римен­та­тор­ше.

– Я не пти­ца, – нес­коль­ко оша­рашен­но воз­ра­зила вос­пи­татель­ни­ца.

– Нет, ты пти­ца, пти­ца, пти­ца!

Как вы­яс­ни­лось по­том, в по­нима­нии го­рил­лы "пти­ца" бы­ла су­щес­твом низ­ше­го по­ряд­ка. Наз­вать че­лове­ка пти­цей, оче­вид­но, все рав­но что в че­лове­чес­ком по­нима­нии обоз­вать его "со­бакой".

В дру­гом слу­чае, ког­да вос­пи­татель­ни­ца от­чи­тыва­ла Ко­ко за ра­зор­ванную кук­лу (как ока­залось по­том, не впол­не спра­вед­ли­во), го­рил­ла от­ве­тила ей пря­мым ру­гатель­ством:

– Ты – гряз­ный пло­хой ту­алет!»

Здесь лю­бопыт­но то, что, ока­зыва­ет­ся, по­нятие спра­вед­ли­вос­ти и нес­пра­вед­ли­вос­ти су­щес­тву­ет и в жи­вот­ном ми­ре. И там нес­пра­вед­ли­вость вы­зыва­ет оби­ду.

«Кто она, лич­ность или жи­вот­ное?» – спро­сил ре­пор­тер, в те­чение нес­коль­ких дней наб­лю­дав­ший го­рил­лу. «А да­вай­те у нее спро­сим!» – ре­шили ис­сле­дова­тели и пе­реве­ли этот воп­рос Ко­ко:

– Кто ты?

– Я от­личное жи­вот­ное – го­рил­ла! – ни на се­кун­ду не за­думав­шись, от­ве­тила Ко­ко...

Где-то в кон­це сво­его кур­са обу­чения, Ко­ко по­лучи­ла ком­пань­она Май­кла, с ко­торым, по за­мыс­лу ис­сле­дова­телей, они дол­жны бы­ли сос­та­вить счас­тли­вую па­ру. Ког­да Ко­ко хо­тела, что­бы Май­кл за­шел к ней в гос­ти, она на­чина­ла звать его зна­ками, ко­торым ее на­учи­ли лю­ди: «При­ходи, Май­кл, быс­тро. Ко­ко хо­рошо объ­ятия».

Ко­ко и Май­кл очень лю­били ри­совать. Ког­да од­нажды Ко­ко на­рисо­вала фло­мас­те­рами крас­но-жел­то-го­лубую кар­тинку, она зна­ками объ­яс­ни­ла эк­спе­римен­та­тору, как на­зыва­ет­ся ее по­лот­но: «Пти­ца». При­чем Ко­ко да­же умуд­ри­лась объ­яс­нить, ка­кую имен­но пти­цу на­рисо­вала – сой­ку, ко­торая жи­ла в ла­бора­тории. А друг Ко­ко Май­кл до­воль­но точ­но на­рисо­вал иг­ру­шеч­но­го ди­нозав­ра. Он не толь­ко пе­редал цве­товую гам­му иг­рушки (ко­рич­не­вое те­ло), но и на­рисо­вал зе­леные зуб­цы на спи­не ди­нозав­ра – в точ­ности, как у «на­туры».

Кста­ти... Лю­ди учат жи­вот­ных сво­ей «ис­кусс­твен­ной ре­чи». Но и у са­мих лю­дей в ком­му­ника­тив­ном ар­се­нале ос­та­лись от ди­кого жи­вот­но­го ми­ра мно­гочис­ленные бес­сло­вес­ные сиг­на­лы – хны­канье, рев, смех, стон, крик, вой. И иног­да мы ис­поль­зу­ем не толь­ко свою вы­соко­раз­ви­тую речь, но и эти жи­вот­ные зву­ки, жизнь ведь по-раз­но­му скла­дыва­ет­ся. При­чем ис­поль­зу­ем их точ­но так­же, как это де­ла­ют дру­гие зве­ри. И у нас, и у них эти зву­ки обоз­на­ча­ют од­но и то же...

Мы братья по кро­ви.

Язык + тя­га к прек­расно­му = вер­баль­ное ис­кусс­тво

В Ат­ланти­чес­ком оке­ане каж­дый год по оп­ре­делен­но­му мар­шру­ту миг­ри­ру­ют ки­ты. Под­плы­вая к Ба­гам­ским ос­тро­вам, они на­чина­ют петь хо­ром. Кон­церты эти длят­ся нес­коль­ко ча­сов под­ряд и сос­то­ят из от­дель­ных пе­сен.

С так­та ки­ты ни­ког­да не сби­ва­ют­ся. Как от­ме­ча­ют ис­сле­дова­тели из Прин­стонско­го уни­вер­си­тета, од­на пес­ня сос­то­ит при­мер­но из шес­ти тем, ко­торые, в свою оче­редь, сос­то­ят из нес­коль­ких му­зыкаль­ных фраз. Пес­ня всег­да ис­полня­ет­ся в стро­го оп­ре­делен­ной пос­ле­дова­тель­нос­ти, куп­ле­ты мес­та­ми ни­ког­да не ме­ня­ют­ся, как ес­ли бы это бы­ло не­кое за­кон­ченное по­вес­тво­вание с на­чалом и кон­цом. Каж­дая пес­ня длит­ся от пя­ти до трид­ца­ти ми­нут. Пос­ледние, на­вер­ное, прос­то бал­ла­ды.

В пес­нях ки­тов об­на­руже­ны пов­то­ря­ющи­еся кус­ки «тек­ста» (при­певы) и риф­мо­подоб­ные соз­ву­чия (пос­коль­ку зву­ковой ди­апа­зон, вос­про­из­во­димый ки­тами, нес­коль­ко от­ли­ча­ет­ся от вос­при­нима­емо­го че­лове­чес­ким ухом, риф­мы ос­то­рож­но бы­ли наз­ва­ны «риф­мо­подоб­ны­ми соз­ву­чи­ями»).

Срав­нив пес­ни ки­тов за двад­цать лет, вы­яс­ни­ли, что год от го­да ре­пер­ту­ар ки­тов нем­но­го ме­ня­ет­ся. Пос­коль­ку язык ки­тов еще не рас­шифро­ван, слож­но ска­зать, что в тек­сте пе­сен ме­ня­ет­ся. А что во­об­ще в жиз­ни ки­тов ме­ня­ет­ся? Ка­жет­ся, что ни­чего, ни­каких осо­бых со­бытий в их жиз­ни не про­ис­хо­дит. Раз­ве что уми­ра­ют и рож­да­ют­ся но­вые осо­би. Воз­можно, часть пе­сен как-то от­сле­жива­ет и по­мина­ет умер­ших и при­ветс­тву­ет ро­див­шихся?

Быть мо­жет, то, что ки­ты на­чина­ют свои пес­но­пения вбли­зи зем­ли, го­ворит о том, что по­ют они о сво­ей да­лекой пра­роди­не – су­ше? Ведь пред­ки этих жи­вот­ных ког­да-то жи­ли на су­ше. Сме­лое пред­по­ложе­ние.

Не толь­ко ат­ланти­чес­кие, но и ти­хо­оке­ан­ские ки­ты по­ют во вре­мя миг­ра­ций. Толь­ко они на­чина­ют петь, проп­лы­вая ми­мо Га­вай­ских ос­тро­вов. В их пес­нях то­же есть куп­ле­ты и при­певы.

Уче­ные с ин­те­ресом от­но­сят­ся к пес­ням жи­вот­ных. Фран­цуз­ские ис­сле­дова­тели за­писы­вали в зо­опар­ке Фран­кфур­та-на-Май­не пес­ни гиб­бо­нов. Там две па­ры гиб­бо­нов час­то пе­ли квар­те­том. На­чина­ли петь сам­ки, по­том пес­ню под­хва­тыва­ли сам­цы. Фран­цу­зы об­на­ружи­ли в гиб­бон­ских пес­нях от­дель­ные пов­то­ря­ющи­еся куп­ле­ты.

Ди­кари в при­митив­ных пле­менах то­же уме­ют петь и ис­полнять ри­ту­аль­ные тан­цы. Их тан­цы по­рази­тель­но на­поми­на­ют пес­ни и тан­цы обезь­ян. Что, как вы по­нима­ете, ни­чуть не уди­витель­но. Лю­ди так­же лю­бят петь хо­ром, как шим­панзе. Во­об­ще, сам­цы и сам­ки на­шего ви­да, при­няв не­боль­шую до­зу ал­ко­голя, лю­бят из­да­вать рит­мичные про­тяж­ные зву­ки. Как гиб­бо­ны на ве­чер­ней зорь­ке.

Ис­то­ки мо­рали и со­лидар­ности

Не­кото­рые граж­да­не по­лага­ют, что мо­раль есть то, что кар­ди­наль­но от­ли­ча­ет че­лове­ка от про­чих жи­вот­ных.

Это ошиб­ка.

Я уже пи­сал о при­род­ных ог­ра­ничи­телях аг­рессии, «за­шитых в BIOS» у хищ­ни­ков. Но по­мимо мо­рали (зап­рет на дей­ствие) в жи­вот­ном ми­ре не­ред­ко встре­ча­ет­ся и вза­имо­помощь, со­чувс­твие (по­буж­де­ние к со­лидар­но­му дей­ствию), друж­ба (не­сек­су­аль­ная сим­па­тичес­кая при­вязан­ность). Яр­ким при­мером друж­бы меж­ду жи­вот­ны­ми яв­ля­ет­ся при­вязан­ность ль­ва к со­бач­ке в из­вес­тном рас­ска­зе Тол­сто­го. Впро­чем, Тол­стой мог и сов­рать. Пос­мотрим тог­да на дан­ные на­уки.

Во­об­ще, вза­имо­выруч­ка у жи­вот­ных хо­рошо из­вес­тна это­логам и да­же по­лучи­ла наз­ва­ние по­пуля­ци­оцен­три­чес­ко­го ин­стинкта. То есть ин­стинкта, нап­равлен­но­го на под­держа­ние ви­да в це­лом, иног­да да­же в ущерб от­дель­ной осо­би.

Иног­да этот ин­стинкт, же­лание по­мочь по­пав­ше­му в бе­ду дей­ству­ет да­же вне ра­мок од­но­го ви­да. Га­зета «Из­вестия» в се­реди­не 70-х го­дов прош­ло­го ве­ка опи­сыва­ла сле­ду­ющий слу­чай. На Вол­ге чай­ки но­сились над во­дой и ло­вили ры­бу. Дол­го смот­ревшая на них во­рона ре­шила поп­ро­бовать то­же пой­мать рыб­ку. Од­на­ко, как ме­ханизм, к по­доб­ным эк­зерси­сам не прис­по­соб­ленный, бы­ла зах­лес­тну­та вол­ной, на­мочи­ла перья и ста­ла то­нуть. Ду­шераз­ди­ра­ющее зре­лище.

Чай­ки, бол­та­ющи­еся вок­руг, тут же пе­рес­та­ли ло­вить ры­бу и бро­сились во­роне на по­мощь. Они пред­при­нима­ли од­ну по­пыт­ку за дру­гой – под­ны­рива­ли под во­рону, ста­ра­ясь вы­тол­кнуть на по­вер­хность. На­конец од­ной из них уда­лось удач­но под­деть во­рону, и та тя­жело взле­тела над во­дой, ро­няя кап­ли.

Ана­логич­ный слу­чай наб­лю­дал­ся на Ду­нае – чай­ки спа­сали во­рону, ко­торая, стук­нувшись о пре­пятс­твие, рух­ну­ла в во­ду. Спас­ли.

А уж о дель­фи­нах, спа­са­ющих лю­дей, сло­жены ле­ген­ды. Да­же не ста­ну их при­водить.

Из­вес­тно, что сур­ки ни­ког­да не бро­са­ют сво­их в бе­де, они стре­мят­ся за­тащить ра­неных в но­ру, по­рой рис­куя собс­твен­ны­ми жиз­ня­ми. Ста­ра­ют­ся по­мочь сво­им дель­фи­ны, сло­ны и обезь­яны. Сло­ны под­держи­ва­ют с двух сто­рон ос­ла­бев­ших или боль­ных со­роди­чей. Обезь­яны та­щат сво­их ра­неных, убе­гая от хищ­ни­ка... Так что ис­то­ки во­ен­но­го ге­ро­из­ма че­лове­ка ле­жат имен­но в этой, чис­то при­род­ной об­ласти. Так же как и ис­то­ки его аль­тру­из­ма.

Иног­да ве­ру­ющие лю­ди спра­шива­ют ате­ис­тов: что зас­та­вит че­лове­ка де­лать доб­ро дру­гим лю­дям, ес­ли не не­бес­ные ка­ры? Кро­ме пал­ки, бо­гове­ры дру­гих сти­мулов пред­ста­вить се­бе не мо­гут. Да вот то са­мое и зас­та­вит!.. Эм­па­тия. Про­яв­ле­ние по­пуля­ци­оцен­три­чес­ко­го ин­стинкта на уров­не лич­нос­тной пси­холо­гии на­зыва­ют эм­па­ти­ей. Эм­па­тия – это спо­соб­ность к со­пере­жива­нию, со­чувс­твию. При­родой за­ложен­ное свой­ство.

Как и вся­кие про­чие свой­ства, спо­соб­ность к со­пере­жива­нию под­чи­ня­ет­ся за­кону нор­маль­но­го рас­пре­деле­ния.

То есть при­мер­но треть по­пуля­ции очень эм­па­тич­на, треть не­эм­па­тич­на (жес­то­ка), а треть – так се­бе. Это очень хо­рошо про­демонс­три­ровал эк­спе­римент с кры­сами. Что­бы по­лучить пи­щу, кры­се нуж­но на­жать на ры­чаг. Но при этом на­жатие на ры­чаг при­чиня­ет дру­гой кры­се силь­ную боль. Кры­са, на­жима­ющая на ры­чаг, ви­дит, как дру­гая кры­са при этом пи­щит и кор­чится от бо­ли. Как толь­ко кры­сы улав­ли­ва­ют эту вза­имос­вязь, треть из них тут же пе­рес­та­ет до­бывать пи­щу це­ной стра­даний сво­их со­роди­чей. Еще треть пе­рес­та­ет жать на ры­чаг толь­ко пос­ле то­го, как са­ми по­быва­ли в ро­ли жер­твы, ощу­тили, так ска­зать, всю ме­ру стра­даний на сво­ей шку­ре, про­ник­лись. То есть две тре­ти крыс бы­ли го­товы тер­петь го­лод, лишь бы не при­чинять бо­ли со­роди­чам. И толь­ко треть ос­тавших­ся крыс про­дол­жа­ла как ни в чем не бы­вало жать на ры­чаг, не об­ра­щая вни­мания на стра­дания дру­гих. Это бы­ли не эм­па­тич­ные, жес­то­кие кры­сы.

Эм­па­тия нуж­на ви­ду для вы­жива­ния. Точ­но так же, как и жес­то­кость. По­тому что иног­да бы­ва­ют си­ту­ации, ког­да не­об­хо­димо быть жес­то­ким! Ска­жем, пол­ко­водец вы­нуж­ден жер­тво­вать частью сво­их со­роди­чей, что­бы сох­ра­нить со­ци­аль­ный ор­га­низм в кон­ку­рен­тной борь­бе. При­рода под­держи­ва­ет не­об­хо­димый ба­ланс эм­па­тич­ных и жес­то­ких осо­бей од­но­го ви­да.

Эм­па­тия – при­род­ное свой­ство стай­ных жи­вот­ных. Эм­па­тия – это не­рав­но­душие к со­роди­чам, на ко­тором зиж­дется друж­ба и лич­ные свя­зи меж­ду выс­ши­ми жи­вот­ны­ми. То, что скреп­ля­ет стаю, не да­ет ей рас­пасть­ся на от­дель­ные осо­би. По­тому что сов­мес­тно, кол­лекти­вом вы­жить лег­че. Ес­ли бы это бы­ло не так, эво­люция не зак­ре­пила бы кол­лекти­вист­ское по­веде­ние. А раз ско­пом вы­живать (охо­тить­ся, за­щищать­ся) лег­че, зна­чит, нуж­ны не­физи­чес­кие, дис­танци­он­ные (ду­хов­ные, пси­холо­гичес­кие) свя­зи меж­ду осо­бями – что­бы не раз­бе­жались друг от дру­га.

При­маты, нап­ри­мер, очень эм­па­тич­ны. Один из аме­рикан­ских эк­спе­римен­та­торов ни­как не мог зас­та­вить обезь­яну слезть с де­рева. Тог­да он сде­лал вид, что силь­но ушиб ру­ку. Обезь­яна тут же слез­ла вниз и на­чала со­чувс­тво­вать, пог­ла­живать по ру­ке. Из­вестен слу­чай, ког­да шим­панзе зу­бами ос­то­рож­но из­влек­ла за­нозу у сво­его дрес­си­ров­щи­ка.

Но, как из­вес­тно, дос­то­инс­тва – про­дол­же­ние не­дос­татков. И на­обо­рот. Эм­па­тия, силь­ное со­пере­жива­ние по от­но­шению к сво­им обо­рачи­ва­ет­ся жес­то­костью по от­но­шению к чу­жим, ко­торые на этих са­мых «сво­их» мо­гут по­кушать­ся. Это ес­тес­твен­ное ре­аги­рова­ние, ко­торое при­водит к кон­ку­рен­ции двух со­ци­аль­ных ор­га­низ­мов. Та­ким об­ра­зом, би­оло­гичес­кая борь­ба за вы­жива­ние вы­ходит на но­вый уро­вень – со­ци­аль­ный.

Мы зна­ем, что та­кое кон­ку­рен­ция со­ци­аль­ных сис­тем в че­лове­чес­ком об­щес­тве: вой­на. Впро­чем, меж­пле­мен­ные... прос­ти­те, меж­стад­ные вой­ны су­щес­тву­ют и у шим­панзе. Пат­руль­ные шим­панзе в ста­де, об­хо­дя свои вла­дения по гра­нице тер­ри­тории оби­тания, без­жа­лос­тно уби­ва­ют и из­би­ва­ют заб­редших обезь­ян из дру­гой стаи. Иног­да мо­лодые сам­цы со­бира­ют­ся в бан­ды и пос­ле пля­сок у вот­кну­того в зем­лю шес­та со­вер­ша­ют жес­то­кий на­бег на со­сед­нюю тер­ри­торию. Гра­бя и уби­вая... прос­ти­те, ого­ворил­ся... гра­бить, по­ка нет эко­номи­ки, не­чего... прос­то уби­вая. В этих на­бегах обезь­яны час­то ис­поль­зу­ют ору­дия убий­ства – пал­ки и кам­ни.

Ис­то­ки юмо­ра

Не­кото­рые граж­да­не по­лага­ют, что чувс­тво юмо­ра есть то, что кар­ди­наль­но от­ли­ча­ет че­лове­ка от про­чих жи­вот­ных.

Это ошиб­ка.

Во­об­ще-то, чувс­тво юмо­ра хо­рошо кор­ре­лиру­ет с ин­теллек­том. Чем бо­лее раз­ви­тый мозг име­ет вид, тем боль­ше он скло­нен к юмо­ру. Сре­ди птиц на­ибо­лее ин­теллек­ту­аль­ные – во­роны. Они очень лю­бят по­шутить, под­разнить кош­ку или со­баку. Я был сви­дете­лем, как во­рона при­калы­валась над жен­щи­ной – про­летая над ней, она каж­дый раз за­дева­ла шля­пу, пу­гая нес­час­тную сам­ку че­лове­ка.

Один из на­тура­лис­тов опи­сывал, как над ним под­шу­тил по­мор­ник. Нес­лышно «под­крал­ся» сза­ди на бре­ющем по­лете, ущип­нул за ухо и, хо­хоча, уле­тел.

Воз­ле ос­тро­ва Мэн од­но вре­мя оши­вал­ся ве­селый дель­фин, ко­торый очень лю­бил иг­рать с деть­ми в мяч. Это­го про­каз­ни­ка все зна­ли, ему да­же да­ли имя —До­налд. Од­нажды яхт­сме­ны спус­ти­ли с бор­та ях­ты лод­ку и поп­лы­ли на ней к бе­регу. До­налд ух­ва­тил сви­са­ющий с но­са ях­ты ка­нат и на­чал бук­си­ровать ях­ту в от­кры­тое мо­ре. Лю­ди это за­мети­ли, раз­верну­ли лод­ку и еле дог­на­ли ях­ту на вес­лах. До­налд бро­сил ка­нат и очень сме­ял­ся, на­поло­вину вы­сунув­шись из во­ды. Дель­фи­ны, как и обезь­яны, во­об­ще очень эмо­ци­ональ­ные жи­вот­ные. Смеш­ли­вые и озор­ные.

Ни­чего уди­витель­но­го в дель­финь­ем юмо­ре нет. Дель­фи­на, для то­го что­бы по­лучить ры­бу, дрес­си­ров­щи­ки при­уча­ют на две се­кун­ды на­жать на ры­чаг, от­пустить ры­чаг на пять се­кунд и за­тем сно­ва на­жать и дер­жать три се­кун­ды... И бы­ло бы стран­но, ес­ли бы жи­вот­ное, ко­торое мож­но на­учить та­ким слож­ным за­дани­ям, не об­ла­дало чувс­твом юмо­ра.

Ис­то­ки эко­номи­ки

Не­кото­рые граж­да­не по­лага­ют, что день­ги – зло. Пред­ла­гаю та­ким граж­да­нам сдать мне все свое зло как мож­но ско­рее... Дан­ные граж­да­не по­лага­ют, что день­ги, эко­номи­ка раз­вра­тили и по­губи­ли че­лове­чес­кую на­ив­ную и чис­тую ду­шу. Они ду­ма­ют, что день­ги ис­порти­ли нас. То есть что эко­номи­ка дур­но пов­ли­яла на че­лове­ка.

Это ошиб­ка.

На са­мом де­ле все на­обо­рот. На­ша жи­вот­ность пов­ли­яла на эко­номи­ку! Дру­гими сло­вами, ми­ровая эко­номи­ка та­кова имен­но по­тому, что ее ли­цо сфор­ми­рова­ла на­ша жи­вот­ность, на­ши ес­тес­твен­ные жи­вот­ные ре­ак­ции. Не день­ги ис­порти­ли нас. Мы ис­порти­ли день­ги...

Аме­рикан­ские это­логи про­вели эк­спе­римент по вве­дению эко­номи­ки в стае обезь­ян. Они при­дума­ли в воль­ере «ра­боту» и «уни­вер­саль­ный эк­ви­валент» – день­ги. Ра­бота сос­то­яла в том, что­бы дер­гать ры­чаг с уси­ли­ем в во­семь ки­лог­раммов. Это не­мало для нек­рупных шим­панзе. Это для них нас­то­ящий неп­ри­ят­ный труд. За­то за каж­дый ка­чок ры­чага обезь­яне да­вали вет­ку ви­ног­ра­да. Как толь­ко при­маты ус­во­или прос­тое пра­вило «ра­бота = воз­награж­де­ние», эк­спе­римен­та­торы тут же вве­ли про­межу­точ­ный агент – раз­ноцвет­ные плас­тмас­со­вые кру­жоч­ки. Те­перь вмес­то ви­ног­ра­да шим­панзе по­луча­ли же­тоны раз­но­го но­мина­ла.

За бе­лый же­тон мож­но бы­ло ку­пить у лю­дей од­ну вет­ку ви­ног­ра­да, за си­ний – две, за крас­ный – ста­кан га­зиров­ки и т. д. Вско­ре обезь­янье об­щес­тво рас­сло­илось. В нем воз­никли те же са­мые пси­хоти­пы, что и в че­лове­чес­кой стае. По­яви­лись тру­дого­лики и ло­дыри, бан­ди­ты и на­копи­тели. Од­на обезь­яна умуд­ри­лась за де­сять ми­нут под­нять ры­чаг 185 раз! Так де­нег хо­телось за­рабо­тать. Кто-то из шим­панзе пред­по­читал не ра­ботать, а от­ни­мать у дру­гих. Но глав­ное, что от­ме­тили эк­спе­римен­та­торы, у обезь­ян про­яви­лись те чер­ты ха­рак­те­ра, ко­торые ра­нее не бы­ли за­мет­ны, – жад­ность, жес­то­кость и ярость в от­ста­ива­нии сво­их де­нег, по­доз­ри­тель­ность друг к дру­гу.

В СССР то­же про­води­лись по­доб­ные опы­ты. И со­ци­алис­ти­чес­кие обезь­яны ока­зались та­кими же не­соз­на­тель­ны­ми, как их ка­пита­лис­ти­чес­кие родс­твен­ни­ки. В со­вет­ском ва­ри­ан­те за шес­ти­уголь­ный же­тон мож­но бы­ло ку­пить у эк­спе­римен­та­торов иг­рушку. Но обезь­яны быс­тро на­учи­лись ис­поль­зо­вать день­ги не толь­ко в от­но­шени­ях с эк­спе­римен­та­тора­ми, но и друг с дру­гом. Обезь­яны, ко­торым хо­телось по­иг­рать, по­купа­ли у сво­их то­варок за шес­ти­уголь­ный же­тон­чик иг­рушку. Они ме­нялись друг с дру­гом – же­тоны на оре­хи, кон­фе­ты на иг­рушки... То­вар – день­ги – то­вар.

Обы­чаи

В уг­лу клет­ки ви­сит при­ман­ка. Но брать ее нель­зя. Ес­ли ка­кая-то обезь­яна бе­рет при­ман­ку, всех обезь­ян в воль­ере ока­тыва­ют хо­лод­ной во­дой из бранд­спой­та. Это очень неп­ри­ят­но, обезь­яны не лю­бят по­доб­ных ве­щей. Вско­ре все обезь­яны в воль­ере ус­ва­ива­ют это не­хит­рое пра­вило, и в даль­ний угол за при­ман­кой боль­ше ник­то не хо­дит.

За­тем часть обезь­ян в клет­ке ме­ня­ют. И ког­да но­вич­ки пы­та­ют­ся снять зло­получ­ный ба­нан, к ним тут же под­ле­та­ют ста­рожи­лы и от­таски­ва­ют от ба­нана. Те по­нима­ют, что пи­щу в даль­нем уг­лу брать нель­зя. За­тем эк­спе­римен­та­торы пе­рес­та­ют лить во­ду – прос­то по­тому, что ник­то на про­вока­ци­он­ную при­ман­ку уже не по­куша­ет­ся. И пос­ле это­го лю­ди за­меня­ют вто­рую часть стаи, ста­рожи­лов – всех, кто пом­нил и на се­бе ис­пы­тывал ле­деня­щий душ из-за на­руше­ния та­бу. Те­перь ста­рожи­лами ста­нови­лись уже быв­шие но­вич­ки – те, кто знал, что сни­мать при­ман­ку нель­зя, но на се­бе душ не ис­пы­тывал. И уже они на­чали учить но­вич­ков, ког­да тем хо­телось сор­вать зап­ретный плод.

Че­рез нес­коль­ко за­мен в воль­ере сме­нилось уже нес­коль­ко «по­коле­ний» обезь­ян. И каж­дый раз ста­рожи­лы учат вновь при­быв­ших пра­вилам по­веде­ния. Уже дав­но ни­кого не об­ли­ва­ют во­дой, уже труд­но «объ­яс­нить», по­чему в том уг­лу нель­зя брать при­ман­ку, уже ник­то из жи­вущих не зна­ет пер­вых обезь­ян, ко­торых дей­стви­тель­но об­ли­вали. По­чему же из по­коле­ния в по­коле­ние вновь и вновь тран­сли­ру­ет­ся пус­тое та­бу?

От­вет: «Здесь так при­нято».

Обы­чай есть то, что с те­чени­ем вре­мени дав­но по­теря­ло прак­ти­чес­кий смысл (или ни­ког­да его не име­ло), но тем не ме­нее упор­но тран­сли­ру­ет­ся из по­коле­ния в по­коле­ние, как «пус­той знак». Обы­чай – это об­щес­твен­ный пред­рассу­док. По­пуляр­ная при­выч­ка.

Не в обы­чае в при­сутс­твен­ных мес­тах упот­реблять оп­ре­делен­ную лек­си­ку (мат). В не­кото­рые офи­ци­аль­ные уч­режде­ния да­же в жа­ру не пус­ка­ют в шор­тах, а по ули­цам нель­зя хо­дить го­лыми. Пор­ногра­фию при­нято пря­тать от де­тей (хо­тя, в от­ли­чие, ска­жем, от вод­ки, ни­како­го ре­аль­но­го вре­да она при­нес­ти не мо­жет). В те­атр и на ве­чер при­нято на­девать спе­ци­аль­ную одеж­ду – ве­чер­ние платья. Го­сударс­твен­ный чи­нов­ник и офис-ме­нед­жер дол­жны в ра­бочее вре­мя но­сить на шее осо­бым об­ра­зом под­вя­зан­ный ку­сок тка­ной лен­ты, ко­торый не сог­ре­ва­ет и не слу­жит для ги­ги­ени­чес­ких це­лей, как про­чая одеж­да, а яв­ля­ет­ся чис­тым сим­во­лом. Сим­во­лом серь­ез­ности ок­ру­жения и ви­да де­ятель­нос­ти... Ог­ля­нув­шись вок­руг, вы са­ми смо­жете най­ти де­сят­ки мел­ких и сред­них пус­тых обы­ча­ев и об­щес­твен­ных при­вычек.

Пус­тые обы­чаи на­рас­та­ют, на­кап­ли­ва­ют­ся в об­щес­тве, слов­но ра­куш­ки на дни­ще ко­раб­ля, по­том «ниж­ние слои» от­ми­ра­ют. Рань­ше бы­ло в обы­чае (и пря­мо пред­пи­сыва­лось эти­кетом) вста­вать, ког­да в по­меще­ние вхо­дит жен­щи­на. Се­год­ня этот со­ци­аль­ный пред­рассу­док прак­ти­чес­ки рас­тво­рил­ся в по­токе жиз­ни.

Вред­ны ли обы­чаи для об­щес­тва или прос­то бес­по­лез­ны? Мор­ские же­луди, на­рас­та­ющие на ко­рабель­ном дни­ще, на 40 % уве­личи­ва­ют рас­ход топ­ли­ва (или нас­толь­ко же за­мед­ля­ют дви­жение ко­раб­ля при преж­нем рас­хо­де). При­мер­но так­же дей­ству­ют со­ци­аль­ные пе­режит­ки. Их тор­мо­зящий эф­фект вы­зыва­ет­ся тем, что об­щес­тво тра­тит свои внут­ренние пси­хичес­кие и эко­номи­чес­кие ре­сур­сы на под­держа­ние этих не­нуж­ных со­ци­аль­ных пе­режит­ков. В люд­ских го­ловах пи­шут­ся лиш­ние, по­рой силь­но ме­ша­ющие жить прог­раммы, ко­торые пси­холо­ги на­зыва­ют ком­плек­са­ми.

При­чем, что лю­бопыт­но: на на­руше­ние чис­то внеш­них норм при­личий об­щес­тво час­то ре­аги­ру­ет го­раз­до бо­лез­неннее, чем на нас­то­ящие раз­ру­шитель­ные со­бытия. Об­щес­тво при­вык­ло к убий­ствам. Убий­ством ни­кого не уди­вишь. Но сто­ит тол­пе мо­лодых ху­дож­ни­ков-кон­цепту­алис­тов без­вред­но на­рушить бес­смыс­ленное та­бу – прой­ти по ули­цам го­лыми, как об­щес­твен­ное мне­ние за­дох­нется от воз­му­щения: ка­кое па­дение мо­рали! ку­да ка­тит­ся мир! сов­сем уже дош­ли!..

Обы­чаи – как Бог – внеш­ний дис­ципли­ниру­ющий фак­тор. Но по ме­ре эво­люции слож­ных сис­тем в них про­ис­хо­дит де­цен­тра­лиза­ция уп­равле­ния. Это один из за­конов ки­бер­не­тики, ко­торый ка­са­ет­ся и со­ци­аль­ных сис­тем. Все мень­ше об­щес­тво ре­ша­ет за ин­ди­вида, как ему жить, что но­сить (или не но­сить) и как се­бя вес­ти, и все боль­ше он сам – в со­от­ветс­твии со сво­ей лич­ной мо­делью ми­ра. Глав­ное толь­ко в том, что­бы по­веде­ние ин­ди­вида не раз­ру­шало ми­нималь­но не­об­хо­димые со­ци­аль­ные свя­зи. То есть со­ци­аль­ная сис­те­ма дол­жна быть мак­си­маль­но гиб­кой, но при этом не дол­жна рас­па­дать­ся, те­рять струк­ту­ры. Об­щес­тво не дол­жно рас­ползать­ся, как ме­дуза на сол­нце.

Ба­ланс меж­ду жес­ткостью сис­те­мы и ее гиб­костью – веч­ный воп­рос эво­люции. Чем жес­тче, энер­гичнее, ак­тивнее, опас­нее ок­ру­жа­ющая сре­да, тем жес­тче дол­жны быть свя­зи внут­ри сис­те­мы, что­бы сох­ра­нить свою вы­делен­ность от сре­ды. Та­кие сис­те­мы, как, нап­ри­мер, крис­таллы, очень проч­ны, но мер­твы. Они не раз­ви­ва­ют­ся. За­то их и «убить» труд­но. Лжи­вые сис­те­мы лег­ко убить, но за­то они адап­тивны – мо­гут раз­ви­вать­ся.

Сов­ре­мен­ная ци­вили­зация, пос­тро­ив се­бе дос­та­точ­но ком­фор­тную сре­ду оби­тания, ов­ла­дев ог­ромным энер­ге­тичес­ким по­тен­ци­алом (дос­та­точ­ным для мно­гок­ратно­го са­мо­убий­ства всей зем­ной ци­вили­зации), дол­жна быть адап­тивнее са­мой се­бя вче­раш­ней, то есть внут­ренне го­раз­до тер­пи­мее, спо­кой­нее, чем в не­дав­нем да­же прош­лом. А это оз­на­ча­ет пол­ное пе­рет­ря­хива­ние гру­за ста­рых тра­диций и пред­став­ле­ний. Пе­рет­ря­хива­ние пред­став­ле­ний о при­личи­ях. О мо­рали. О нравс­твен­ности. Об эти­ке и эс­те­тике. О це­лях и смыс­лах. Об обы­ча­ях... И ес­ли ци­вили­зация не смо­жет выт­рясти пыль­ный ко­вер ста­рых догм, она прос­то убь­ет са­мое се­бя – от­ра­вит­ся ядом собс­твен­ных тра­диций и ус­та­рев­ших пред­став­ле­ний.


15.01.2016; 23:19
хиты: 274
рейтинг:0
для добавления комментариев необходимо авторизироваться.
  Copyright © 2013-2024. All Rights Reserved. помощь