На площади собралась большая толпа жителей Петербурга и основным настроением этой огромной массы, которая, по свидетельствам современников, исчислялась десятками тысяч человек, было сочувствие восставшим. В Николая и его свиту бросали поленья и камни. Образовались два «кольца» народа — первое состояло из пришедших раньше, оно окружало каре восставших, а второе кольцо образовалось из пришедших позже — их жандармы уже не пускали на площадь к восставшим, и они стояли позади правительственных войск, окруживших мятежное каре. Николай, как видно из его дневника, понял опасность этого окружения, которое грозило большими осложнениями. Он сомневался в своём успехе, «видя, что дело становится весьма важным, и, не предвидя ещё, чем кончится». Было решено подготовить экипажи для членов царской семьи для возможного бегства в Царское Село. Позднее Николай много раз говорил своему брату Михаилу: «Самое удивительное в этой истории — это то, что нас с тобой тогда не пристрелили»[9].
Николай послал для убеждения солдат митрополита Серафима и киевского митрополита Евгения. Но в ответ, по свидетельству дьякона Прохора Иванова, солдаты стали кричать митрополитам: «Какой ты митрополит, когда на двух неделях двум императорам присягнул… Не верим вам, пойдите прочь!..». Митрополиты прервали убеждение солдат, когда на площади появились лейб-гвардии Гренадерский полк и Гвардейский экипаж, под командованием Николая Бестужева и лейтенанта Антона Арбузова.
Но сбор всех восставших войск произошёл лишь спустя два с лишним часа после начала восстания. За час до конца восстания декабристы выбрали нового «диктатора» — князя Оболенского. Но Николай успел взять инициативу в свои руки и окружение восставших правительственными войсками, более чем вчетверо превосходящими восставших по численности, было уже завершено[9]. Всего 30 офицеров-декабристов вывели на площадь около 3 000 солдат[11]. По подсчётам Габаева, против восставших солдат было собрано 9 тысяч штыков пехоты, 3 тысяч сабель кавалерии, итого, не считая вызванных позже артиллеристов (36 орудий), не менее 12 тысяч человек. Из-за города было вызвано и остановлено на заставах в качестве резерва ещё 7 тысяч штыков пехоты и 22 эскадрона кавалерии, то есть 3 тысячи сабель, то есть всего в резерве стояло на заставах ещё 10 тысяч человек
Николай боялся наступления темноты, так как более всего он опасался, чтобы «волнение не сообщилось черни», которая могла проявить в темноте активность. Со стороны Адмиралтейского бульвара появилась гвардейская артиллерия под командованием генерала И. Сухозанета. По каре был сделан залп холостыми зарядами, не произведший эффекта. Тогда Николай приказал стрелять картечью. Первый залп был дан выше рядов мятежных солдат — по «черни» на крыше здания Сената и крышах соседних домов. На первый залп картечью восставшие отвечали ружейным огнём, но потом под градом картечи началось бегство. По свидетельству В. И. Штейнгеля: «Можно было этим уже и ограничиться, но Сухозанет сделал ещё несколько выстрелов вдоль узкого Галерного переулка и поперёк Невы к Академии художеств, куда бежали более из толпы любопытных!»[15]. Толпы восставших солдат бросились на невский лёд, чтобы перебраться на Васильевский остров. Михаил Бестужев попытался на льду Невы вновь построить солдат в боевой порядок и идти в наступление на Петропавловскую крепость. Войска построились, но были обстреляны из пушек ядрами. Ядра ударялись об лёд, и он раскалывался, многие тонули
