Межвоенный период является одним из самых нестабильных и противоречивых периодов в истории развития мирового хозяйства. Это объясняется рядом экономических и политических факторов:
1. В результате первой мировой войны изменилось соотношение сил между ведущими индустриальными странами Запада. Версальская система послевоенного урегулирования, закрепившая территориальные, финансовые и экономические привилегии стран-победителей, в ущерб побежденным породила неустойчивость мирового экономического порядка и в конечном итоге привела ко Второй мировой войне.
2. От мировой системы капитализма отделилась одна из крупных стран мира — Россия, в которой был установлен экономический строй, основанный на общественной (социалистической) форме собственности на средства производства, системе распределения и потребления материальных благ. Две различные экономические и политические системы вступили в конкурентную борьбу между собой.
3. В индустриально развитых странах Запада сложились две различные модели государственного регулирования экономики — либерально-реформистская, или кейнсианская и авторитарная, или командная. Первая модель применялась в странах с демократическими формами правления - США, Франции и Великобритании, вторая - в фашистских государствах - Италии, Японии, Германии.
Мировая экономика в межвоенный период развивалась в соответствии с фазами мирового экономического цикла:
1919-1923гг. - спад и депрессия;
1924-1928 гг. - экономический подъем;
1929-1933 гг. - мировой экономический кризис или «Великая депрессия»;
1934-1939 гг. - оживление и неустойчивый экономический
рост.
Первая мировая война повлияла на структуру международной экономики. Произошел переход воюющих стран от выпуска промышленных товаров на экспорт к выпуску военных материалов и поиску новых источников сырья. После заключения
мирного договора возникли проблемы адаптации экономики к условиям мирного времени, что явилось причиной экономического спада и депрессии в большинстве европейских стран. Еще одной причиной спада стал отказ большинства стран в годы войны от золотого стандарта.
Вследствие этого послевоенная международная экономическая система оказалась недостаточно подготовленной к тому, чтобы противостоять депрессии начала 30-х гг., которая привела к развалу мировой экономики.
Рост международной экономики, особенно проявившийся в период 1924-1929 гг., происходил на основе:
1) технологического прогресса в различных отраслях хозяйства;
2) обновления и расширения основного капитала;
3) распространения индустриализации.
Следствием этого явился рост национального дохода во всем мире, отдельных странах, и особенно рост доходов на душу населения.
Значительный прогресс произошел в добывающей промышленности и переработке минерального сырья. Увеличивалась механизация добычи и переработки руд во всех странах, началась интенсивная разработка нефтяных ресурсов. В начале XX в. основным конкурентом угля стали нефть и природный газ. В Европе нефтедобывающими странами стали Россия, Румыния, в 20-е гг. Польша, в 40-е гг. Австрия и Венгрия.
Особенно интенсивно в мире разработка нефтяных ресурсов шла на Ближнем Востоке, в Бахрейне, Саудовской Аравии, где она производилась американскими специалистами, в Ираке и Ливане - британскими специалистами совместно с европейскими предприятиями.
Технологический прогресс наблюдался и в сельском хозяйстве, для которого характерным стала механизация: используются трактора, все больше применяется вспомогательное сельскохозяйственное оборудование. Селекция растений, применение искусственных удобрений, средств борьбы с вредителями позволили с наименьшими издержками увеличить объем производства.
После войны процесс индустриализации быстро осуществлялся в Латинской Америке, Канаде и в Австралии. В 20-е гг. высокие темпы индустриального роста характерны для Брази-
лии, Финляндии, Индии, Новой Зеландии, Южной Африки и Японии. В сравнении с этими странами темпы индустриализации в старых индустриальных странах - Великобритании, Франции, Германии - замедлились. Если взять 1913 год за 100, то мировой индекс промышленного производства в 1936—1938 гг. в среднем в мире возрос до 185, для США этот показатель был равен 167, Германии - 138, Великобритании - 122 и Франции -118 - ниже среднемирового уровня. Для сравнения: в СССР индекс промышленного производства был равен 774, в Японии — 529, в Индии - 230, в Швеции - 223 и т.д.
Следует отметить, что процесс индустриализации и качество индустриального роста были различными в разных странах. В США, например, которая являлась лидером капиталистического мира, в процессе индустриализации получили развитие новые отрасли: автомобильная, химическая, использовались новые методы производства, конвейер. Эта техника требовала огромного количества энергии и капиталов. Появились современные приборы и оборудование в электротехнической промышленности, строились новые электростанции и т.д. Расширилось производство пластмасс, алюминия.
Было усовершенствовано оборудование для газовой и нефтяной промышленности включая дизель. С применением конвейера ускорилось и расширилось массовое производство стандартизированных изделий. Конвейер увеличил производительность труда, снизил себестоимость продукции и привел к росту реальных доходов населения. Широко применялась бытовая техника - пылесосы, стиральные машины, холодильники и т.д.
Усовершенствования затронули железнодорожный транспорт, технику средств связи. В СССР протяженность железных дорог возросла в 2 раза. Произошли изменения на флоте. Был построен торговый флот на угольном и нефтяном топливе.
В рассматриваемый период увеличилась численность населения мира. Если в 1930 г. она составляла - 1,7 млрд человек, то в 1938 г. - 2,2 млрд человек. Рост населения происходит в Азии и Африке, в 1938 г. оно составило 61 % населения земного шара. Европа стала регионом иммиграции. Эмиграция из Европы сократилась с 700 тыс. ежегодно в 20-е гг. до 130 тыс. в 30-е гг. Америка преимущественно оставалась страной эмиг-
рантов, но их количество сократилось с 1 млн в год в 1914 г. до 0,25 млн в 1934 г.
Экономический подъем 20-х г. изменил структуру капиталистического производства, в индустриальных странах он привел к концентрации и централизации капитала, укрупнению монополий, росту могущества финансового капитала, одновременно усиливая конкурентную борьбу между ними за рынки сбыта и сферы влияния.
«Великая депрессия» 30-х гг. привела к краху экономики стран Запада и изменила представления о роли и функциях государства в капиталистической системе хозяйства. В результате были созданы две разные модели экономики с различной ролью государства и целями государственной политики. Экономическая система фашистских стран была направлена на подготовку и ведение войны.
Проблемы международного кредитования и международной задолженности. Планы Дауэса и Юнга
После Первой мировой войны изменились структура и характер международного кредитования и заимствования. Во-первых, возникла проблема новых международных долгов в виде военных займов и репараций. Во-вторых, статус Западной Европы как международного кредитора значительно пошатнулся. Большинство европейских государств были вынуждены использовать значительную часть заграничных активов для финансирования военных расходов. Германия лишилась свыше 80% своих зарубежных активов, Франция - более половины, а Великобритания - около 15 %.
Кроме того, во время войны эти страны наделали огромных долгов. В отличие от них США стали нетто-кредитором: сумма их долгосрочных кредитов европейским государствам составляла 3,3 млрд дол., до войны они были их должником. Вместе с кредитами на помощь и восстановление к концу 1922 г. долг западноевропейских стран США был равен 9,4 млрд дол., причем доля Великобритании составляла 4,1 млрд дол., Франции -2,9 млрд дол., Италии - 1,6 млрд дол., а остальная часть распределялась между Бельгией, Кубой, Чехословакией, Грецией, Румынией, Россией и Югославией.
Проблема долгов была тесно связана с проблемой репараций Германии и других стран германского блока, поскольку европейские государства рассматривали репарационные платежи как средство ликвидации их долгов США. Возникла цепочка взаимной задолженности, которая брала начало в Германии и завершалась в США.
С учетам репараций других участников германского блока -Австрии, Венгрии, Болгарии и Турции - с проблемой военных долгов и репараций были связаны 28 стран, большинство из них — европейские. В США такие займы совершили 16 стран, в Великобритании — 17 и во Франции — 10.
Общая сумма германских репараций была определена в мае 1921 г. в 132 млрд золотых марок. По решению репарационной комиссии были установлены доли отдельных стран в общей сумме германских репараций: Франции - 52%, Великобритании -22, Италии - 10, Бельгии - 8%. Выплата должна была производиться ежегодными взносами в 2 млрд золотых марок и 26% отчислений от стоимости германского экспорта.
Урегулирование проблемы долгов и репараций осложнялось в связи с тем, что в годы войны механизм золотого стандарта перестал функционировать, два основных условия его соблюдения, а именно внутренняя конвертируемость бумажных денег и свободный экспорт золота, были приостановлены.
В 1919 г. власти ведущих стран прекратили поддержку своих валют, наступил период неконтролируемых колебаний их курсов.
В Германии, Франции и странах Центральной и Восточной Европы в течение многих лет наблюдалась инфляция, а довоенные денежные единицы Австрии, Венгрии, Польши, Германии и России были практически разрушены. В попытке достичь устойчивости валюты, решить проблемы репараций и военных долгов были созваны международные конференции в Брюсселе (1920) и Генуе (1922). На международной конференции в Генуе было рекомендовано восстановить частичную обратимость национальных валют в золото, но в виде слитков. В течение 20-х гг. был осуществлен переход к новой (Генуэзской) валютной системе, основанной на золотовалютном или золотодевиз-ном стандарте, при которой активы в иностранной валюте считались частью валютных резервов страны. Национальная валюта сохраняла стабильность по отношению к иностранной
валюте, конвертируемой в золото (например, доллару или фунту стерлингов). Слабость системы состояла в том, что в Лондоне и в Нью-Йорке необходимо было хранить достаточные запасы золота для поддержания конвертируемости валют, но это, в свою очередь, могло сдержать заключение торговых сделок этими странами.
Урегулирование проблемы долгов и репараций не удалось по многим причинам. Во-первых, США перешли к политике «изоляционизма» в отношении Европы и, во-вторых, правительство России, одно из крупнейших должников, отказалось от выполнения обязательств царского и Временного правительств, которые составляли 3,5 млрд дол., что особенно затронуло Великобританию и Францию, как основных кредиторов.
Обострение отношений между Германией и союзниками по проблеме репараций привело к оккупации в январе 1923 г. французскими и бельгийскими войсками Рурской области Германии в качестве санкций за невыполнение ею репарационных обязательств.
Последствиями оккупации для Германии стали глубокий экономический кризис, вызванный отторжением крупного промышленного района, сокращение промышленного производства, безработица, гиперинфляция. Осенью 1923 г. сумма бумажных денег в обращении достигла 496 квинтиллионов марок, а рейхсмарка обесценилась в 1,6 трлн раз по сравнению с довоенным уровнем. Ситуация в Германии была вызвана не только оккупацией Рурского угольного бассейна, но и политикой германского крупного капитала, поддерживаемого правительством и направленной на отсрочку выплат репараций. Экономический кризис в стране создал угрозу социалистической революции.
В этих условиях решение проблемы репараций было найдено международным комитетом экспертов во главе с американским банкиром Ч. Дауэсом, который предложил план восстановления германской валюты, стабилизации экономики и пересмотра репарационной проблемы. Этот план получил название «План Дауэса».
В восстановлении германской экономики были заинтересованы в равной степени все европейские государства и США. Это объяснялось рядом причин: во-первых, выпадение одной из дер-
жав из капиталистического мирового хозяйства создавало нестабильность мировой экономики в целом, разрушало традиционные связи между ними, во-вторых, возникла угроза политической стабильности, социалистической революции и как следствие - последующей трансформации собственности и политической системы в крупном государстве в центре Европы.
План Дауэса был утвержден летом 1924 г. Лондонской репарационной конференцией держав-победительниц в Первой мировой войне и Германии. Он предусматривал предоставление Германии займа в 200 млн дол., в том числе 110 млн дол. американскими банками для стабилизации германкой марки. План устанавливал размеры платежей Германии на первые 5 лет по 1—1,75 млрд марок в год, в последующие годы - по 2,5 млрд марок в год. Эта сумма, считавшаяся «нормальным репарационным платежом», могла быть увеличена пропорционально повышению «индекса благосостояния» Германии. Были установлены основные источники репарационных платежей: поступления в государственный бюджет от косвенных налогов на ряд предметов потребления, таможенные сборы, налог на транспорт и взносы в счет погашения облигаций ряда железнодорожных и промышленных компаний. В связи с принятием плана Дауэса было принято решение об эвакуации франко-бельгийских войск из Рурской области к лету 1925 г.
С целью стабилизации валюты в 1924 г. была проведена денежная реформа: новая рейхсмарка обменивалась в соотношении 1:1 трлн старых. Был введен золотодевизный стандарт: новая рейхсмарка обеспечивалась на 40% золотом и иностранной валютой. План Дауэса был первой попыткой коммерциализации международной задолженности, он фактически исходил из суммы 11-12 млрд дол. (46-50 млрд марок).
Принятие плана Дауэса стимулировало инвестиционную активность. Инвесторы были привлечены высокими процентными ставками, являвшимися следствием дефицита капитала и высокой степенью риска. Импорт капитала способствовал возрождению Германии, около 3/4 общего его объема было помещено в промышленность, что способствовало расширению и обновлению основного капитала. Кредиторы вливали капитал в Германию, не задумываясь о том, каким образом будут выплачены проценты по обслуживанию долга. В 1930 г. внешняя задолженность Германии достигла 28 млрд марок, 16 млрд из них
составляли краткосрочные кредиты. Большую часть этой суммы представляли займы США, Великобритании и Голландии. Однако они в любое время могли быть отозваны, и в этом состояла уязвимость германской финансовой системы.
В 20-е гг. с помощью огромных международных займов США и Великобритании были проведены финансовые реформы в Австрии и Венгрии, «займы стабилизации» были предоставлены Польше, Чехословакии, Болгарии, Италии и Румынии.
В межвоенный период США заняли место Европы как основного инвестора. Американское кредитование возросло с 7 млрд дол. в 1919 г. до 17 млрд дол. в 1930 г. Свыше 1/8 были долгосрочными инвестициями, 1/2 часть направлялась в Латинскую Америку. Из портфельных инвестиций 40% были вложены в Европу, 29 - в Канаду, 22 - в Латинскую Америку и 9% - в Азию. С 1919 по 1929 г. ее долгосрочные инвестиции за рубежом возросли почти на 9 млрд дол. (2/3 общего мирового прироста), и США увеличили свою долю почти до 1/3 мирового уровня. Ни одна из стран не достигла уровня американского кредитования. Объем инвестиций Великобритании и Франции не достиг довоенного уровня. Зарубежные инвестиции этих трех государств составили в 1929 г. свыше 3/4 всех мировых инвестиций.
Попытки Великобритании восстановить свое международное финансовое положение были осложнены незначительным объемом экспорта. На Лондонском рынке капиталов новые заграничные выпуски займов в среднем составляли 125 млн ф.ст. в год. Займы предоставлялись ряду европейских государств, включая Германию, Австрию, Бельгию, а также странам Британской империи. Инвестиции направлялись в промышленность по переработке сырья — каучука, нефти, кофе, вкладывались в железные дороги, шахты и металлургическую промышленность, коммунальное хозяйство. В конце 30-х гг. 59% общей суммы британских долгосрочных инвестиций были размещены в Британской империи - Австралии, Индии, Канаде, Южно-Африканском Союзе; 20% - в Аргентине и Бразилии.
Характерной чертой международной инвестиционной деятельности было широкое заимствование европейских стран — Австрии, Болгарии, Чехословакии, Греции, Венгрии, Польши и Румынии. В других регионах мира крупными заемщиками
капитала были Аргентина и Австралия, в 1925—1929 гг. -Южно-Африканский Союз.
Структура иностранных инвестиций, получившая развитие в 20-е гг., имела ряд слабых сторон, которые стали мощными дестабилизирующими факторами мировой экономики в начале Великой депрессии 1929—1933 гг.
Во-первых, объем международного кредитования использовался недостаточно эффективно. Основная часть долгосрочных кредитов поступала в развитые страны или в страны со средним уровнем дохода, а не в регионы, которые действительно в них нуждались.
Во-вторых, государства-заемщики часто превышали допустимый уровень расходования заемных средств. Ежегодные чистые выплаты процентов и дивидендов возросли с 1,4 млрд дол. в 1920 г. до 2,5 млрд дол. в 1928 г. Например, страны Центральной и Восточной Европы из-за падения цен на сырье на мировом рынке не могли выручить достаточно валютных средств для выплаты процентов по долгам.
В-третьих, угрозу международной финансовой стабильности представляли частые и непредсказуемые движения краткосрочного капитала.
В 1929-1930 гг. по инициативе американского банковского капитала был предложен новый репарационный план для Германии, получивший название «План Юнга». (Оуэн Юнг - глава комитета финансовых экспертов, разработавших проект нового плана). Появление плана Юнга было вызвано интересами частных, прежде всего американских, кредиторов Германии, опасавшихся снижения ее платежеспособности.
Проект предусматривал снижение размера годовых платежей (до 2 млрд марок), отмену репарационного налога на промышленность и сокращение обложения транспорта, ликвидацию иностранных контрольных органов, ограничивающих деятельность германских монополий.
В августе 1929 г. проект рассматривался на международной
конференции в Гааге, в январе 1930 г. план Юнга был принят
на второй сессии конференции, США официально не приняли
участие в работе Гаагской конференции по репарациям. На ней
были представлены Бельгия, Великобритания, Германия, Гре
ция, Италия, Польша, Португалия, Румыния, Франция, Че
хословакия, Югославия и Япония. >
По плану Юнга номинальная сумма платежей оценивалась в 37 млрд марок. Выплаты должны были продолжаться в течение 59 лет и составить, включая проценты, 121млрд марок (более 29 млрд дол). Сокращались поставки натурой, часть репараций предназначалась для погашения межсоюзных долгов. Для осуществления плана был создан Банк международных расчетов (БМР) в Базеле. План Юнга предусматривал досрочное прекращение оккупации Рейнской области. В связи с углублением «Великой депрессии» в 1931 г.был принят «мораторий Гувера», который предусматривал приостановление выплат по германским репарациям. В 1932 г. на Лозаннской конференции было принято решение об уменьшении всех выплат.
По подсчетам репарационной комиссии, Германия заплатила 21,8 млрд марок. США получили от союзников по Антанте только 2,7 млрд дол., или немногим больше четверти от суммы военных долгов и товарных поставок. Германия же в 1924— 1929 гг. получила почти вдвое больше иностранных кредитов, главным образом из США, чем ей предстояло выплатить по репарациям.
Таким образом, в межвоенный период международная система кредитования и заимствования значительно усложнилась, финансовыми органами ведущих стран были предприняты попытки урегулирования сложных проблем репараций и межсоюзных военных долгов, которые обременяли международный рынок капиталов, что отчетливо проявилось во время мирового экономического кризиса.
В советской литературе, да и не только в ней, утверждалось, что в 1930-е годы в СССР было в основном построено социалистическое общество. Значит, вопрос о социализме — центральный для освещения и понимания истории этого десятилетия. Считалось, что социализм был построен в нашей стране за исключительно короткий срок, всего за две пятилетки, форсированными темпами, методами штурма и натиска, нередко определяемыми военной терминологией. Воспользуемся и мы ею и обозначим данный период как "социалистическое наступление". Логика изложения курса требует, чтобы были подвергнуты анализу и результаты этого наступления, т. е. тот "социализм", который возник в СССР и о чертах которого еще недавно можно было судить воочию.
"Социалистическое наступление" в СССР, как уже говорилось, имело в своей основе три главные составные части: социалистическую индустриализацию, коллективизацию сельского хозяйства и культурную революцию. Задача, которая прежде всего встает перед историком, состоит в том, чтобы раскрыть их реальное содержание и исторический смысл. Для того чтобы это сделать, необходимо уточнить понятия, соотнести то, что провозглашалось официальной идеологией и проводилось на практике, с действительным состоянием дел.
Проблемы индустриализации страны
Первое, что заслуживает серьезного анализа, проблема индустриализации страны. Существует многочисленная группа историков, которая доказывает, что индустриализация в СССР в сущности так и не произошла, имея в виду комплексное преобразование всего народного хозяйства на основе крупного промышленного производства. При этом указывается на техническое отставание, на высокую долю ручного труда в целом ряде отраслей и пр.
Вопрос, который необходимо в связи с этим решить, является ли индустриализация объективной закономерностью исторического развития и как соотносится с ней понятие "социалистическая индустриализация"? Как уже говорилось, само понятие индустриализации не является плодом большевистского творчества. Индустриализация — обязательное условие модернизации страны. Одна из отличительных черт "социалистической индустриализации" — навешивание на нее идеологических и политических задач. Другое отличие состоит в том, что во главу угла возводится принцип планомерности и решающей роли государства в противовес "стихийной капиталистической индустриализации". В-третьих, теория "социалистической индустриализации" предусматривает своеобразный промышленный рывок путем максимального сосредоточения усилий на развитии тяжелой индустрии, производящей средства производства (группа "А") с целью технической реконструкции всего народного хозяйства. Теоретически после него должен быть осуществлен переход к сбалансированному пропорциональному развитию экономики. Как видим, в такой постановке проблема индустриализации в общем не противоречит взгляду на нее как на общеисторическую закономерность. Не противоречит ему и теория промышленного или технологического рывка, особенно для стран, в которых все слои общества и руководители государства осознают экономическую отсталость и пытаются ее преодолеть. В этом смысле необходимость промышленного ускорения также должна рассматриваться в качестве исторического закона.
Обычно считается, что в странах, которые вступают на этот путь, усиливается роль государственного вмешательства, устанавливается авторитарный режим, который призван подавить сопротивление старых общественных элементов и вовлечь их в систему нового общества. На этой основе происходит ломка социальной структуры и социальной психологии общества.
Дополнительным стимулом для форсирования индустриализации была экономическая и политическая изоляция страны на международной арене, враждебные отношения СССР с рядом стран, задача, как тогда говорили, "крепить оборону первого в мире государства рабочих и крестьян".
Особенности индустриализации в СССР
В силу многих причин как объективного, так и субъективного свойства, о чем речь впереди, осуществление индустриализации в СССР происходило несколько по иному сценарию, чем предусматривалось в теории, и превратилось в однобокое и преимущественное развитие отраслей группы "А". В рамках советской планово-распределительной системы закладывалось ее основное противоречие: между амбициозностью провозглашаемых планов и реальными возможностями их выполнения.
Объем и масштаб задач, связанных с индустриализацией, руководством не был осмыслен до конца, тем более в условиях, требующих значительно больших капиталовложений в строительство, транспорт, сельское хозяйство, в создание инфраструктуры по сравнению с другими странами, чтобы обеспечить органическое и пропорциональное развитие народного хозяйства. К тому же, как показывает исторический опыт, задачи преобразования ряда сфер экономики не сводятся только к их индустриальной трансформации, а зависят от совокупности многих факторов не только экономического порядка, но и исторических, природно-географических, социальных и др.
Одной из проблем индустриализации страны был вопрос о размещении ее производительных сил и ресурсов, которые были распределены крайне неравномерно. Основная масса населения была сосредоточена на Западе, преимущественно в Европейской части СССР. В старых промышленных районах (Центр, Северо-Запад, Донбасс) находились главные кадры квалифицированных рабочих, ИТР. В Москве и Ленинграде было сконцентрировано большинство учебных заведений, готовивших специалистов, и научных центров. В то же время в восточных, зачастую в труднодоступных и суровых по природно-климатическим условиям зонах, была сосредоточена большая часть разведанных полезных ископаемых, водных и лесных ресурсов. "Задачи индустриализации народного хозяйства СССР, — указывалось в первом пятилетнем плане, — побуждают инвестировать крупные средства в основной фонд восточных окраинных и национальных районов Союза. Эти вложения в то же время вытекают из задач форсированного производства средств производства и прежде всего каменного угля и железа, крупные ресурсы которых расположены на Урале и в Сибири. Так как с добычей угля и железа комбинируются металлургия, тяжелое машиностроение и химия, то направление капиталовложений в районы сырья, необходимых для производства средств производства, еще в большей мере усиливается". Разработке узловых проблем размещения производительных сил страны специально была посвящена XVII конференция ВКП(б) (апрель 1932 г.), которая определила перспективы порайонного распределения капиталовложений на ближайшие годы.
Вместе с тем совершенно очевидно, что промышленное освоение новых районов, по сравнению со старыми, требовало значительно больших капиталовложений и почти всегда упиралось в проблему интенсификации миграционных процессов, обеспечения трудовыми ресурсами многочисленных строек и промышленных объектов на Севере, на Урале, в Сибири, в Казахстане и на Дальнем Востоке. Решить эту проблему на органической основе было практически невозможно. В предшествующие годы миграционное движение на восток, несмотря на некоторое усиление его после столыпинской реформы, было недостаточным, носившим к тому же преимущественно сельскохозяйственный характер.
Руководство страны пыталось разрешить эту проблему несколькими способами, которые еще в довоенные годы сложились в своеобразные традиции освоения новых районов. Это, во-первых, путем возбуждения общественного энтузиазма, комсомольских, молодежных и прочих призывов, приобретавших порой добровольно-принудительный оттенок; во-вторых, путем введения надбавок к заработной плате ("северных коэффициентов") и предоставления некоторых преимуществ лицам, работающим в тяжелых условиях; в-третьих, широким использованием для решения этой задачи принудительного труда заключенных и спецпереселенцев.
В результате довоенных пятилеток в общем и целом произошел некоторый сдвиг в размещении индустриального потенциала СССР на восток, особенно в сфере добывающей промышленности. Так, доля восточных районов в добыче угля возросла в 1940 г. по сравнению с 1928 г. почти вдвое, производстве стали — на 10%, чугуна — на 7%. Несколько быстрее, чем в среднем по стране, развивались на востоке добыча нефти, электроэнергетика. Резко шагнула на восток цветная металлургия. Некоторые изменения произошли в размещении машиностроения, хотя и не столь заметные, как в добывающей промышленности. Так, доля Урала в машиностроении возросла в 1937 г. по сравнению с дореволюционным периодом с 3 до 8,5%, главным образом за счет таких гигантов, как Уралмаш и Челябинский тракторный завод. Однако большинство машиностроительных заводов строилось в довоенный период на Европейской территории СССР (Украина, Поволжье, Центр).
Искусственный во многом, неорганичный характер освоения новых районов наложил свой отпечаток на индустриализацию страны. В восточных районах ее однобокие и уродливые черты были особенно очевидны и способствовали целому ряду деформаций в экономической и социальной сферах. Разрыв и отставание многих отраслей на востоке по сравнению со старыми районами даже увеличились. Это касается инфраструктуры, сельского хозяйства, коммунального обслуживания. Вместе с тем бурная индустриализация меняла контуры производства и производственных связей, формировалась новая хозяйственная ткань страны, в которой начали складываться отраслевые и территориально-производственные комплексы (ТПК), основанные на сложившихся приоритетах и системе разделения труда. Раньше всего начали складываться топливно-энергетический и угольно-металлургический комплексы, каждый со своей системой ТПК, затем обозначились контуры машиностроительного комплекса — все отрасли, принадлежавшие к тяжелой индустрии.
Упор на ее развитие в условиях СССР превратился в самоцель, приобрел инерционный и самоедский характер. В самой тяжелой промышленности под воздействием многих обстоятельств все более усиливались позиции отраслей, связанных с производством вооружений, приведшим уже в предвоенные годы к началу формирования военнопромышленного комплекса (ВПК). Многие предприятия строились с учетом их конверсии на военные нужды, на них создавались закрытые цеха и участки, связанные с военным производством. Чем больше расширялась сфера действия "железного синдрома", выраженного в цифрах произведенных тонн чугуна и стали, количестве тракторов, комбайнов, танков, орудий, самолетов и т. п., тем больше экономика замыкалась на саму тяжелую индустрию, усугубляя отставание ряда отраслей и диспропорции в народном хозяйстве. Система приоритетов и очередности фактически подменила собой плановое развитие и стала одной из сущностных черт советской экономики на долгие годы вперед. В этих условиях установка "план — любой ценой" способствовала деформации и всего общества, так как оказывала давление на все экономические, социальные и культурные процессы.
Перспектива развития такого общества очевидна: рано или поздно оно встанет перед необходимостью распутывания "узлов" и проведения экономических реформ с целью устранения сложившихся диспропорций.
В связи с этим встает другой вопрос: можно ли относить страну, где развитие экономики приобрело столь однобокий и уродливый характер, к числу индустриально развитых? Ответ на него упирается в проблему критериев индустриализации, где также существует великий разнобой во мнениях. Отдельные авторы, ссылаясь на большевиков, записавших в решениях своего XIV партсъезда задачу превращения страны из ввозящей машины и оборудование в страну их вывозящую, утверждают, что никакой индустриализации в этом смысле не произошло. Надо заметить, что подобный критерий является весьма аморфным и неопределенным, он никогда и нигде не применялся в оценке индустриализации. Тем более не применим он в отношении СССР, позиции которого на мировом рынке оказались достаточно сложными и противоречивыми на всем протяжении истории советского государства.
Другой, более часто используемый показатель индустриализации, исходит из объема возрастания валового общественного продукта и доли в нем промышленного производства. Если руководствоваться этим критерием, то, согласно официальным данным, превращение СССР в индустриальную державу произошло в результате завершения первой пятилетки (1928—1932). Объем национального дохода якобы возрос тогда чуть ли не вдвое (на 75%). Если в 1928 г. доля промышленности в нем составляла 48%, то в 1932 г. — 70%. Но эти цифры в качестве критерия индустриализации следует подвергнуть большому сомнению и по целому ряду причин. Во-первых, нужно учитывать падение за тот же период объема сельскохозяйственного производства. Во-вторых, — явное несоответствие стоимостных показателей, измеряющих национальный доход (рубль 1928 г. был далеко не равен рублю 1932 г.). В-третьих, — значительную долю в национальном доходе новых, более дорогих видов продукции и стоимости незавершенных объектов. Наконец, стоит принять во внимание обыкновенные приписки, страсть к "округлению", свойственную советской статистике. В свете сказанного надо, видимо, отнести на более поздний срок превращение страны из аграрной в индустриальную и рассматривать его как общий результат "социалистического наступления". Вопрос же о завершении индустриализации в данном контексте вообще отпадает. Отличительные черты более или менее стабильного "индустриального общества" СССР обрел только после войны 1941—1945 гг., когда под влиянием научно-технической революции в ряде стран обозначились уже иные, постиндустриальные процессы. Громоздкая и неуклюжая экономика, основы которой были заложены в 1930-е годы, оказалась маловосприимчивой к новым веяниям. Ее перестройка на новый лад шла с неимоверным трудом, затрагивая по инерции лишь самые приоритетные отрасли, связанные с ВПК, роль которого возросла в годы войны и постоянно усиливалась в период "противостояния двух общественных систем", буквально высасывая соки из народного хозяйства.
Цена индустриализации
При экстенсивном затратном механизме, который характеризует планово-распределительную систему, особенно остро встает вопрос о той "цене", которая была уплачена за индустриализацию. Этот сюжет в последние годы привлекает пристальное внимание исследователей. "Цена индустриализации", как выясняется, оказалась огромной. Если раньше советские авторы освещали главным образом преимущества, достижения и успехи, связанные с превращением страны из аграрной в индустриальную, которые, нельзя этого отрицать, были внушительными, лишь глухо упоминая о громадном напряжении сил, неимоверных усилиях, лишениях и жертвах, положенных "на алтарь социалистической индустриализации", то теперь акцент перенесен на ее негативные стороны и последствия. Ни тот, ни другой подход не отвечает задачам объективного анализа, ставящим своей целью показать исторический процесс во всей сложности и противоречивости.
Сегодня общепризнанным считается факт, что главной жертвой "социалистической индустриализации" стала российская деревня. Здесь, однако, мы вплотную подходим к не менее сложной и запутанной проблеме преобразования сельского хозяйства как необходимого условия модернизации. Все авторы согласны в том, что традиционный уклад страны воплощался в ее деревне, в многомиллионном крестьянстве — самом "неповоротливом" и "неуклюжем" классе современной истории, — и большинство их не отрицает того, что в новейший период перед селом вставала проблема переделки экономических и социальных отношений. Возникает вопрос — на каких основах она должна была происходить? К началу "социалистического наступления" он не был ясен ни теоретически, ни практически, если не считать абстрактных доктринальных установок марксизма, в сущности третировавших крестьянство, не оформившегося окончательно "ленинского кооперативного плана" и отдельных соображений отечественных ученых-аграрников, не сложившихся, однако, в завершенный и ставший достоянием широкой общественности круг идей. Только сегодня стало очевидно (к сожалению, не для всех), что модернизация сельского хозяйства — процесс исключительно сложный, требующий учета многих исторических, природных, экономических, социальных и других особенностей отдельных стран.
Коллективизация сельского хозяйства
Выдвигая курс на "социалистическое преобразование сельского хозяйства", большевики в России, безусловно, рассчитывали на позитивные сдвиги в аграрном секторе и вовсе не ставили своей целью уничтожить крестьянство, как часто утверждается в нынешней литературе. Их политику сплошной коллективизации деревни тоже следует, на наш взгляд, рассматривать в общем контексте модернизационных процессов. При этом также необходимо учитывать идеологическую и экономическую сторону дела. Идеология требовала "выкорчевывания самых глубоких корней капитализма", которые для большевиков олицетворялись в мелком крестьянском хозяйстве. Связанные с этим настроения имели достаточно широкое хождение в советском обществе. Идеологией определялась и политика ликвидации кулачества как класса, "кулаков, подкулачников и поющих с их голоса элементов".
Курс на сплошную коллективизацию предусматривал полное производственное кооперирование мелких крестьянских хозяйств в форме колхозов или же их обобществление в рамках государственного сектора (совхозы). Такая форма объединения также вытекала из идеологических установок. С экономической точки зрения она представляла собой искусственное насаждение наиболее развитых организационных форм обобществления труда в сельскохозяйственном производстве, возможных только при наличии определенных условий (высокая степень механизации, разделения труда, специализации и т. д.). Ничего подобного в период "социалистического наступления" не было, хотя защитники колхозного строя и пытались утверждать противоположное. Они же нередко апеллировали к положительному якобы опыту колхозного строительства до начала сплошной коллективизации.
История, однако, свидетельствует о следующем. Опыт коммун, насаждаемых в годы военного коммунизма, показал их нежизнеспособность. С введением нэпа большинство из них распалось. К 1928 г. они составляли лишь 7% коллективных хозяйств, 26% из них составляли артели, а 67%, т. е. подавляющее большинство, — первичные производственные объединения ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли). Уровень обобществления в этих хозяйствах был очень различен. Если в коммунах он достигал 100%, то в артелях — от 30 до 50%, в ТОЗах — от 5 до 30% в зависимости от того, что обобществлялось (земля, скот, инвентарь и т. д.). Как правило, это были объединения маломощных крестьянских хозяйств, способ их выживания и взаимопомощи. Средний размер коллективного хозяйства — 12 дворов, 54 десятины посевов, 5 лошадей и 7 коров. Объединения эти были в общем добровольными, хотя к концу 1920-х годов усилился нажим на крестьян с целью побудить их к вступлению в колхозы. Последние находились в особых отношениях с государством, оказывавшим им первоочередную поддержку, но и требовавшим от них систематических поставок сельхозпродукции на определенных условиях. Это достигалось за счет сокращения внутреннего потребления колхозников, что объясняло более высокую "товарность" колхозного производства. Уровень существования и организации труда в коллективных хозяйствах был очень низким (об этом имеется масса свидетельств), и крестьянство в целом было настроено против них. Тем не менее именно та модель, которая предусматривала почти полное обобществление средств и орудий труда, была избрана политическим руководством в качестве образца при проведении сплошной коллективизации. Причем план ее проведения даже с позиций той же идеологии выглядел с точностью до на-оборот: первоочередной коллективизации подлежали те районы, где требовалась особенно осторожная политика в отношении крестьянства.
Главную роль в форсировании сплошной коллективизации, по-видимому, сыграла обострившаяся проблема государственных хлебозаготовок, возможность без особых усилий изымать у коллективных хозяйств производимую ими продукцию. Как говорили крестьяне, "собрать хлеб в один груд, чтобы забирать было легче". Создавалась иллюзия простоты и легкости решения зерновой проблемы путем чисто организационных мероприятий. При этом Сталин утверждал, что "даже простое сложение крестьянских орудий даст нам такое приращение сельскохозяйственных продуктов, о котором мы не смели и мечтать, и через несколько лет наша страна станет самой хлебной страной в мире".
Проводимая путем принуждения и насилия массовая коллективизация деревни, сопровождаемая многочисленными извращениями, в значительной мере дискредитировала идею преобразования сельского хозяйства на коллективистских началах, хотя, как полагает ряд отечественных экономистов, она лежит в русле традиций российской деревни, общинного землепользования и землевладения. Другие же, большей частью публицисты и писатели, хлестко называя колхозный строй агроГУЛАГом, ратуют за создание на селе "хозяина" типа американского фермера, забывая о том, что тот является продуктом хорошо организованной, высокомеханизированной, основанной на самой передовой научной технологии системы сельскохозяйственного производства. Есть и такие, которые призывают к возвращению к исконным формам существования деревни, воспевая "работящих аж до седьмого пота мужиков", занятых на своих клочках земли.
Вопрос о модернизации советского сельского хозяйства
Встает вопрос, произошла или нет в СССР модернизация сельского хозяйства? Что касается 1930-х годов, то ответ на него будет однозначно отрицательным, о причинах пойдет речь ниже. Но даже оценивая этот процесс в долгосрочной исторической ретроспективе, трудно ответить на него утвердительно. В ряде аспектов, касающихся использования достижений науки и техники, прогресс был налицо и выразился в изменении структуры посевов, продвижении земледельческих культур в новые районы, в цифрах роста урожаев, поголовья скота, в повышении уровня жизни и т. д. при одновременном абсолютном и относительном сокращении сельского населения. В послевоенный период можно говорить о начале формирования агро-промышленного комплекса (АПК), однако, как представляется, он так и не сумел сложиться за весь период советской истории. Процесс перехода от экстенсивных форм хозяйствования к интенсивным так и не произошел. Рост сельскохозяйственного производства был сопряжен с хроническими болезнями аграрного сектора, лекарства от которых за всю историю колхозно-совхозного строя так и не было найдено. Если объем промышленного производства в стране за годы советской власти увеличился в десятки, а то и в сотни раз, то сельскохозяйственного — всего лишь в три раза. Эти болезни вели к перманентному его отставанию и неспособности удовлетворить растущие потребности советского общества, вызывая в нем рост напряженности и нагнетание противоречий.
Модернизация других отраслей народного хозяйства
Системный взгляд на модернизацию всего народного хозяйства требует обратить внимание и на такие его отрасли, как транспорт, строительство, торговля, коммунально-бытовое обслуживание населения. По многим показателям положение здесь обстояло не лучше, чем в сельском хозяйстве. Транспорт, например, постоянно оставался узким местом советской экономики. Более или менее значительные усилия по развитию транспортной сети (шоссейные дороги, трубопроводы, энергосети и т. п.) были предприняты только в послевоенный период, но ее отставание так и не было ликвидировано. То же самое можно сказать и о других отраслях, причем особенно резкие различия наблюдались при сравнении города и сельской местности, центра и периферии, западных и отдаленных восточных районов страны.
Понятие "культурная революция"
Третья составная часть "социалистического наступления" — культурная революция. В понимании этого термина в литературе тоже никогда не было единства. То в него вкладывали утопическую задачу формирования нового человека социалистического общества, то эфемерную цель овладения всей культурой современного общества, то более прозаические задачи, которые исходили из конкретных практических нужд. С этой точки зрения понятие "культурная революция" в наибольшей степени близко подходит к содержанию процесса модернизации общества, хотя в нем отчетливо проступают идеологические императивы. Задачи культурной революции в более приземленном варианте выступают в качестве необходимой предпосылки построения социалистического общества, которая предусматривает ликвидацию неграмотности населения, введение всеобщего начального образования, создание новой системы средней и высшей школы, формирование новой социалистической интеллигенции, отвечающей нуждам режима, и, наконец, создание новой культуры социалистического общества.
Оценка достижений культурной революции в СССР, конечно, зависит от содержания, которое в это понятие вкладывается. Если судить по объективным показателям: рост массового образования, число специалистов в различных отраслях народного хозяйства, развитие сети библиотек, кинотеатров, клубов и т. п., то успехи выглядят впечатляющими. Попытки их извратить и принизить являются напрасными, особенно если учитывать, в каких условиях велось культурное строительство, хотя, конечно, нельзя закрывать глаза и на свойственные этому процессу огрехи и недостатки, идеологические выверты, искривления и ограничения. Путем быстрого натиска культуру не привьешь. Изменения в этой области носят сложный эволюционный характер. В ином случае возможно возникновение странных гибридных форм культуры, которые многие авторы склонны рассматривать как культуру особого советского человека — "совка".
Единство процессов "социалистического наступления"
Три главные составляющие — компоненты "социалистического наступления": индустриализацию, коллективизацию и культурную революцию необходимо рассматривать не каждую саму по себе, как это нередко делается в исторической литературе, а в неразрывном единстве, как и было на самом деле. Так, коллективизация мыслилась руководством подчиненной задачам индустриального обновления страны. Предполагалось снабдить растущую промышленность сырьем, рабочий класс — хлебом и другими сельскохозяйственными продуктами, получить источники накоплений путем экспорта зерна, обеспечить поднимающиеся стройки, города, заводы рабочей силой путем высвобождения ее излишков среди деревенского населения. Напрямую с задачами индустриализации увязывалась и культурная революция, призванная подготовить для промышленности и прочих отраслей народного хозяйства кадры квалифицированных рабочих, инженеров, техников, механизаторов, агрономов, зоотехников и других специалистов.
Вопрос о поддержке "социалистического наступления"
Часто в литературе высказывается точка зрения, согласно которой модернизационные процессы в стране, происходившие под флагом "социалистического наступления", навязывались исключительно сверху и не имели внутренних источников саморазвития. Эта точка зрения представляется неверной по крайней мере по двум очень важным позициям, о которых уже говорилось в содержании курса. Одна основывается на том, что большевистское видение социализма находилось в русле идей и тенденций ХХ столетия с учетом российской специфики, и в этом смысле находило поддержку среди различных слоев населения. Вторая констатирует тот факт, что преобразования, о которых идет речь, в общем и целом соответствовали национально-государственным интересам страны, что также было немаловажным фактором их социальной поддержки, составляя предмет особой гордости советского периода отечественной истории. Причем, именно последний фактор в силу ряда специфических причин, речь о которых пойдет ниже, постепенно становится определяющим в последующем развороте событий.
Особого разговора заслуживает система власти, сложившаяся в СССР в 1930-е годы, со всеми присущими ей особенностями, не исключая совершенных ей преступлений, злоупотреблений и промахов. Однако главный вопрос все же заключается в том, соответствовала или нет эта система власти объему и масштабу стоявших перед ней задач.
Рассматривая конкретный ход событий в период "социалистического наступления", необходимо также принимать во внимание прямые, немедленные результаты той или иной политики и ее долговременные следствия, которые не всегда и не во всем совпадают. Определенные действия руководства страны вызывали подчас катастрофические последствия. Однако жизнь и совокупность ряда объективных обстоятельств заставляли как-то корректировать курс; каждый шаг "выправления" линии, в свою очередь, оставлял за собой "обломки и черепки", но в итоге, ценой огромных усилий и жертв, выходил некий результат, который при желании можно было выдать за то, к чему собственно оно и стремилось. Отсюда — сложность оценки происходивших процессов. Если следовать какой-либо одной из этих линий освещения событий, то получится весьма искаженное представление об истории 1930-х годов: она может быть изображена или как цепь постоянных провалов и злодеяний режима, или же как ряд его последовательных успехов и достижений. Действительность же была намного сложнее.
